Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема. Том 1

• Название: Миры Джона Уиндема. Том 1
• Автор: Джон Уиндем
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88132-249-5

В первый том собрания сочинений Джона Уиндема включены наиболее известные его романы «День триффидов» и «Кукушки Мидвича». «День Триффидов» относится к жанру «романов-катастроф». После того как дождь зеленых метеоров ослепляет человечество, Землю захватывают триффиды, плотоядные растения, способные к самостоятельному передвижению. А в «Кукушках Мидвича» золотоглазые дети, рождающиеся в неприметном английском городке, оказываются авангардом чужаков, цели которых пугают своей непостижимостью.

Содержание:

От издательства

В. Гаков. Куколки Джона Уиндема

Библиография Джона Уиндема

День триффидов, роман, перевод с английского С. Бережкова

Кукушки Мидвича, роман, перевод с английского В. Ковалевского, Н. Штуцер

---

Он замолчал, но было видно, что это только преамбула.

— А какое отношение сказанное имеет к настоящему? — подыграл я.

— Такое, что если мужчина считает мысль о своем вероятном видовом вытеснении, скажем, отвратительной, то женщина полагает ее просто неосуществимой. А поскольку в этом случае о ней и думать не стоит, то соответствующая гипотеза есть не что иное как полное неприличие.

Видно, мне еще раз предстояло подыграть ему:

— Если вы пытаетесь доказать, что вам видно нечто, остающееся невидимым для миссис Зиллейби, я…

— Но, дорогой друг, если не ослепляться чувством незаменимости, то придется признать, что мы, подобно другим властителям мироздания, нам предшествовавшим, в один прекрасный миг будем кем-то заменены. Существуют два пути, которыми это может осуществиться: либо благодаря нам самим, т. е. путем самоистребления, либо вторжением каких-то новых видов, для борьбы с которыми мы недостаточно хорошо экипированы. Так вот, сейчас мы оказались лицом к лицу с умом и волей, превосходящими наши. И что мы можем им противопоставить?

— Это, — ответил я, — звучит пораженчески. Если, как я предполагаю, все сказанное выше говорилось всерьез, то не слишком ли грандиозные выводы вы делаете из столь скромных предпосылок?

— Очень похоже на то, что говорила моя жена, когда эти "предпосылки" были куда меньше и моложе, — отозвался Зиллейби. — Она даже зашла так далеко, что с презрением отвергла мысль, будто такие удивительные события вообще могут происходить здесь — в самой прозаичной английской деревушке.

Тщетно пытался я убедить ее, что события не стали бы менее удивительными, случись они в другом месте. Она же чувствовала, что подобное явление было бы менее поразительным, произойди оно в неких экзотических далях, например, в деревушке острова Бали или в мексиканском пуэбло. Она считала, что такая история может случиться только с другими людьми. К сожалению, происшествие имело место именно здесь и развивалось оно согласно законам весьма огорчительной логики.

— Меня беспокоит не то, где оно произошло, — настаивал я. — Меня тревожат ваши предположения. И больше всего то, что вы считаете непреложным фактом, будто Дети могут творить все, что захотят, и нет способа их остановить.

— Было бы глупо стоять на такой дидактической позиции. Остановить их можно, но сделать это довольно трудно. Физически мы куда слабее многих животных, но одержали над ними верх потому, что обладали разумом, более высоким, чем они. Единственное, что может нас победить, — это еще более мощный разум. Нам это никогда не казалось серьезной угрозой: с одной стороны, вероятность появления такого разума представлялась ничтожно малой, а с другой — еще более невероятной была мысль, что мы позволим ему развиться до такой степени, что он станет угрожать нашему существованию.

И тем не менее, вот он, еще один маленький трюк из шкатулки Пандоры, этого бездонного эволюционного процесса. — Коллективный Разум — две мозаики, одна из тридцати, другая из двадцати восьми кусочков. Что можем мы, с нашим индивидуализированным мозгом, мы, сносящиеся друг с другом при помощи самых примитивных средств, противопоставить тридцати умам, работающим как единый Разум?

Я запротестовал, что, даже если это так, Дети вряд ли сумели бы аккумулировать столько знаний за какие-то жалкие девять лет, чтобы противостоять огромной сумме человеческого знания, но Зиллейби отрицательно покачал головой.

— У правительства были свои замыслы, благодаря чему Детей обеспечили лучшими преподавателями, так что сумма их знаний должна быть весьма значительной; да я это просто знаю по своему опыту, ибо, как вы вероятно слышали, иногда читаю им лекции. Накопление знаний важно, хотя и не является само по себе главной причиной грозящей нам опасности. Помните, Фрэнсис Бэкон писал: "Nam et ipsa scientia potestas est"?[23] Следует пожалеть, что столь знаменитый ученый нес иногда сущую чепуху. Энциклопедия набита знаниями, но не умеет ими пользоваться; каждый из нас знает людей, обладающих прекрасной памятью на факты, но не умеющих хоть как-то применить эти факты на практике; компьютер может выдавать знания кипами и во многих экземплярах, но все эти знания никак не будут использованы, пока к ним не прикоснется понимание. Знание — всего лишь вид топлива, а нужен еще мотор понимания, чтобы превратить его в силу.

А больше всего меня тревожит мысль о мощи, производимой пониманием, работающим на небольших количествах топлива-знания с КПД, в тридцать раз превышающим КПД нашего мозга. Какова может быть производительность мозга у выросших Детей, я даже вообразить не могу.

Я нахмурился. Как обычно я несколько недоверчиво относился к выкладкам Зиллейби.

— Значит, вы совершенно уверены, что мы не можем помешать кучке из пятидесяти восьми Детей предпринять действия, какие они сочтут нужными? — настаивал я.

— Именно так. — Он сопроводил сказанное утвердительным кивком. — А как вы предложите нам поступить? Вам же известно, что случилось с толпой мидвичцев прошлой ночью: они намеревались атаковать Детей, а вместо этого их заставили сражаться друг с другом. Пошлете полицию — они сделают то же самое. Пошлете против них войска — и их принудят стрелять друг в друга.

— Возможно, — сдался я. — Но могут найтись и другие пути, чтобы сладить с ними. Из сказанного вами следует, что никто не знает Детей достаточно хорошо. Они, видимо, полностью и очень рано разорвали эмоциональные связи со своими приемными матерями, если, разумеется, у них когда-нибудь были те эмоции, которые мы хотели в них видеть. Большинство из них избрали прогрессирующую сегрегацию, как только она им была предложена. В результате Мидвич знает о Детях ничтожно мало. Лишь короткое время здешний народ воспринимал их как личности. Детей было невозможно различать между собой, отсюда появилась привычка рассматривать их как нечто единое, а отсюда и представление о них, как о не вполне реальных фигурах двух измерений.

Зиллейби отнесся к такой точке зрения с интересом.

— Вы совершенно правы, дорогой друг! Ощущается нехватка нормальных контактов, нехватка симпатии. Однако это отнюдь не результат ошибок, совершенных нами. Я, как мог, старался сблизиться с ними и все же остался для них чутким. Несмотря на все мои попытки, я все еще вижу их, как вы точно выразились, фигурами о двух измерениях. И я тверда убежден, что у людей из Грейнджа успехи ничуть не больше моих.

— Тогда остается вопрос, — сказал я, — как нам получить больше информации о Детях.

Мы обдумывали этот вопрос некоторое время, пока наконец Зиллейби не вернулся из глубины своих дум обратно на Землю и не произнес:

— Не приходилось ли вам, друг мой, задумываться о том, каков сейчас ваш собственный статус в Мидвиче? Если бы вы решили попробовать покинуть Мидвич сегодня, то мы смогли бы выяснить, рассматривают ли Дети вас как мидвичца или нет?

Это мне в голову не приходило, я нашел его предложение интересным и тут же захотел выяснить.

Бернард, как оказалось, уехал на машине начальника полиции, поэтому я решил воспользоваться его автомобилем для своего эксперимента.

Ответ я получил сразу же, как только выехал на дорогу, ведущую в Оппли. Очень странное ощущение. Руки и ноги объединились в усилии остановить машину без всякого участия моей воли. Одна из девочек сидела на обочине, покусывая стебелек и глядя на меня без всякого интереса. Я попытался завести мотор еще раз. Рука отказалась повиноваться. Заставить ногу опустить тормозную педаль я тоже не смог. Я взглянул на девочку и сказал ей, что живу не в Мидвиче и хочу уехать домой. Она просто качнула головой. Я снова попытался привести мотор в действие и обнаружил, что могу ехать только задним ходом.

— Хм, — сказал Зиллейби, когда я вернулся, — итак, вы почетный гражданин Мидвича, верно? В общем-то, я так и предполагал. Напомните мне сказать Анжеле, чтобы она предупредила кухарку, ладно?

В то время, когда мы в Кайл-Мэноре беседовали с Зиллейби, в Грейндже шло другое совещание, хотя и сходное по теме, но совсем иное по форме.

Доктор Торранс, чувствуя себя свободнее в присутствии полковника Уэсткотта, счел возможным отвечать на вопросы начальника полиции гораздо более подробно, нежели в прошлый раз. Однако разговор вскоре зашел в тупик, так как взаимопонимание между сторонами никак не возникало, а напряженность заметно росла, что заставило доктора Торранса сказать с явным разочарованием:

— Боюсь, мне не удалось разъяснить вам как следует данную ситуацию, сэр Джон.

Начальник полиции даже засопел от раздражения.

— Каждый считает своим долгам говорить мне это, и я не собираюсь заниматься опровержением. Явно тут никто ничего разъяснять и не желает. Не приводя ни малейших доказательств, которые я мог бы принять, все упорно стараются внушить мне мысль, что эти распроклятые детишки в какой-то степени виноваты в событиях прошлой ночи. Это делаете даже вы, хотя, как мне дали понять, именно вы отвечаете за детей. Согласен, я не понимаю ситуации, где каким-то молокососам позволили до такой степени отбиться от рук, что они нарушили спокойствие всей округи, доведя людей до бунта. Не вижу, почему от меня можно ждать понимания всего этого. Как начальник полиции графства я хочу допросить одного из главарей этой шайки и выяснить, что он может мне рассказать о случившемся безобразии.