Жорж Сименон - Часовщик из Эвертона

• Название: Часовщик из Эвертона
• Автор: Жорж Сименон
• Жанр: Проза

Дейв Гэллоуэй — отец, один воспитывающий сына; шестнадцатилетний Бен — тихий и послушный мальчик... который однажды угнал отцовский грузовичок и скрылся в неизвестном направлении. А еще юноша купил пистолет, и выстрелы не заставят себя долго ждать...

---

— Вы еще ни о чем не подозревали?

Журналисты вполголоса посовещались, и фотограф спросил:

— Вас не затруднит попозировать в мастерской?

Дейв согласился, опять-таки ради Бена. Было немного стыдно играть навязанную ему роль, но он и не на то пошел бы, лишь бы завоевать их симпатии.

Они гуськом спустились, и тут Дейв вспомнил, что забыл ключ от мастерской; пришлось вернуться. Журналисты накурили в квартире, и пахло в ней не так, как раньше: она казалась чужой.

Только теперь, шаря взглядом в поисках ключа, Дейв понял, что с той, прежней жизнью покончено навеки, и никогда им с Беном уже не жить в этих стенах так, как раньше.

Это уже не его, не их дом. Все вещи как-то обезличились, и даже кровать Бена, на которую совсем недавно свалился Дейв, превратилась в самую обычную кровать с вмятиной на том месте, где он лежал.

Там, во дворе, вполголоса говорили о нем. Наверно, им его жаль. Тот, похожий на профессора, невольно причинил ему боль своими вопросами: он произнес слова, которые теперь будут преследовать Дейва.

Конечно, Дейв и сам бы до этого додумался. Он уже думал об этом, еще до того, как все произошло, но думал совсем по-другому. Правда, облеченная в его слова, вызывала беспокойство и омерзение, как фотографии женщин в непристойных позах, что украдкой передают друг другу желторотые юнцы. Снизу спросили:

— Нашли?

Дейв спустился с ключом, и все пошли вдоль дома.

— Это ваш гараж?

—Да.

— Щелкни его тут, Дик. Похоже, наберется на две полосы.

На лужайке сидели две женщины; они болтали, приглядывая за играющими детьми, и наблюдали издали, как вся группа вошла в мастерскую. Та, что помоложе, была беременна.

— Для чего эти крючки?

— Во время работы я вешаю на них часы, которые чиню. На каждые часы уходит несколько дней.

— Вы работаете за тем столом? А где часы?

— В сейфе.

Его попросили повесить часы на крючки, надеть белый халат и зажать в правом глазу лупу в черной оправе.

— Не могли бы вы взять какой-нибудь инструмент? Да... так... не шевелитесь...

Дейв сделал вид, будто работает.

— Еще секунду. Щелкну второй раз.

Дейву так нужно было, чтобы кто-нибудь помог, защитил от всего этого, и он стал думать об отце. Не смея сопротивляться, безропотно выполнял все, о чем его просили; его готовность даже удивила газетчиков.

Разве он не имеет права запереться и никого не впускать? Но попробуй он не открыть, они наверняка пошли бы за слесарем, а не то высадили бы дверь, вообразив, что он повесился!

— Вам не попадались в вещах вашего сына фотографии этой девицы?

— Я не рылся в его вещах.

— И не собираетесь?

— Разумеется, нет.

Он никогда не проверял бумажник Бена, даже в тот раз, когда из кассы пропал доллар. Бену было одиннадцать. Впрочем, такое случилось один-единственный раз.

Он поговорил тогда с сыном, но без крика: грустным голосом сказал всего несколько слов.

Его собственная мать, пока он не вырос, имела привычку обшаривать его карманы и ящики стола, и этого он ей никогда не простил.

— Полиция не делала обыска?

Он посмотрел на них с недоумением.

— Вы полагаете, будет обыск?

— Более чем вероятно. Удивляюсь, почему его до сих пор не сделали.

Впрочем, не все ли равно? После смерти отца часть мебели вынесли на веранду, которая шла вокруг дома, остальное — на лужайку, и люди приходили издалека, осматривали вещи, всюду совали нос. В субботу был аукцион, в перерыве всем подали сосиски и лимонад. Продали все, вплоть до рамок, из которых даже не были вынуты фотографии.

Дейву не позволили взглянуть на отца в гробу — хотели оградить от тягостных переживаний, но никто не подумал о том, чтобы уберечь его от зрелища этого разгрома. И сейчас происходило, в общем, то же самое. Выволокли на свет их личную жизнь, все сокровенное: их прошлое, привычки, каждый поступок и каждый жест подверглись публичному обсуждению.

Одного не знали эти люди: все это время, пока они допрашивают его и заставляют позировать, он больше с Беном, чем с ними. Весь день перед глазами у него красная виргинская земля, деревья, которые выше, величественней, гуще и зеленее здешних, и мысли его летят по проселкам вслед за синим автомобилем.

Беглецам, конечно, придется сделать остановку. Рискнут ли они появиться в каком-нибудь мотеле или отведут машину в лес и заночуют там? Денег у них не так много. Утром, когда лейтенант сказал ему про те двенадцать или четырнадцать долларов, что были в бумажнике у Чарлза Рэлстона, Дейв машинально подсчитал: вместе с тридцатью восемью долларами, что Лилиан стянула на кухне у матери, это будет полсотни. Даже если Бен скопил еще долларов десять...

Они же потратились на еду и несколько раз за день заправлялись бензином. И тут журналист, вопросы которого были так неприятны Дейву, осведомился:

— Скажите, мистер Гэллоуэй, а вам не приходило в голову, что вы могли бы передать обращение к сыну?

Не понимая, Дейв удивленно взглянул на него.

— Я представляю «Ассошиэйтед пресс». Мы по телетайпу разослали бы ваше обращение во все газеты Соединенных Штатов. Убежден, что его опубликуют. Можно не сомневаться, что ваш сын по дороге будет покупать газеты — он же захочет узнать, в каком направлении ведутся поиски.

Журналист понял, что Дейв колеблется и, может быть, даже угадывает, к чему клонит собеседник. Наверно, потому он добавил:

— Вам не кажется, что так было бы лучше для него?

Гэллоуэй вспомнил предупреждение почти над всеми фотографиями преступников, вывешенными на почте: «Осторожно: вооружен».

Бен тоже вооружен. А полицейские во избежание риска могут открыть огонь первыми.

Не на это ли намекает репортер? Посоветовать сыну сдаться?

— Может, поднимемся к вам?

Это было разумно: бейсбол только что кончился, и уже проехали первые машины. Сейчас повалит толпа, все равно как из церкви или из кино. Обдумывая идею, которую заронил в него журналист, Дейв чуть не забыл запереть дверь.

Толстяк-репортер, приехавший первым, стоял в нерешительности на углу.

— Как пройти к Хоукинсам?

— За гаражом налево, потом первый поворот направо.

Решив, что вытянул из Гэллоуэя все, что можно, толстяк зашагал в направлении Хоукинсов: теперь их черед отвечать на его вопросы. Второй репортер, казалось, не интересовался Лилиан, его занимали только Бен и его отец. Равнодушие как-то уживалось в нем с пониманием. Фотограф перешел на другую сторону улицы и поджидал толпу, чтобы запечатлеть ее на фоне часовой мастерской.

Войдя в квартиру, представитель «Ассошиэйтед пресс» проронил как бы между прочим:

— Полиции не хуже, чем вам, известно, сколько денег у вашего сына. Нетрудно подсчитать, во что им обходится путешествие на машине. Ясно, что к завтрашнему вечеру у них не останется ни цента.

— Это лейтенант вам сказал?

— Нет, не он. Теперь, когда беглецы на украденной машине пересекли границы нескольких штатов, к делу подключилось ФБР. Простите, если я...

— Нет-нет, ничего.

— Может быть, если бы ваш сын прочел в газете, что вы умоляете его сдаться...

- Понимаю.

— Не спешите, подумайте. Я не хотел бы, чтобы вы себя потом упрекали. Но, по-моему, у беглецов нет никакой надежды выехать за границу. А если это им и удастся, Мексика или Канада все равно их выдадут.

Журналист остановился у окна, глядя на деревья перед домом, на ребятишек, которые высыпали со стадиона и носились по лужайке.

Полицейские будут стрелять первыми, Дейв в этом убежден. Его собеседник явно не кривил душой: он осведомлен о планах ФБР и сказал больше, чем имел право.

Соблазн последовать совету был столь велик, что у Дейва закружилась голова. И речь шла не только о том чтобы сына не убили. У Дейва не было никаких оснований, но он интуитивно чувствовал, что этого не случится. В теории такое возможно и даже почти неизбежно. И все-таки он поклялся бы, что так не будет.

Не может быть, чтобы он больше не увидел Бена живым.

Посетитель по-прежнему стоял к нему спиной, как бы не желая оказывать на него нажим. Дейв вытащил из кармана носовой платок, вытер лоб и ладони. Дважды он открывал рот и наконец произнес:

— Я согласен.

И при мысли, что он каким-то образом свяжется с Беном, у него задрожали пальцы.

Потом появились еще журналисты, человек пять, каждый с фотографом, а один привез с собой жену, которая ждала его внизу в открытой машине. Внизу почему-то было не пять машин, а больше; у некоторых на кузовах виднелись названия газет, стояли они вокруг дома где попало; по лестнице вверх и вниз безостановочно сновали люди, и дверь квартиры почти не закрывалась. Одному из фотографов мешал дым, он распахнул окно.

От сквозняка всколыхнулись занавески на окнах, зашелестели листы в блокнотах. Все говорили, расхаживали и курили где попало. Все задавали примерно одни и те же вопросы, и Дейв автоматически отвечал, даже не пытаясь думаться, чувствуя, что его ответы не имеют большого значения. От усталости у него дрожали ноги, но, не решаясь сесть, он продолжал стоять и лишь поворачивался к тому, кто задавал вопрос.