Иван Курчавов - Цветы и железо

• Название: Цветы и железо
• Автор: Иван Курчавов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

Новый роман И. Курчавова «Цветы и железо» повествует о мужестве, смелости и находчивости советских патриотов. События развертываются на Псковщине в начальный период Великой Отечественной войны. Под руководством партии коммунистов в сложных условиях вражеского тыла подпольщики и партизаны ведут героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и наносят им огромный урон.

Роман написан с большой любовью к советской Родине, ее отважным сынам и дочерям.

---

— Сашок!

Он сначала опешил, попятился назад…

— Танюшка! Как ты… сюда?..

Прижал ее голову к груди, долго целовал ее вьющиеся мягкие волосы, разгоряченные щеки.

— Сашок!..

Он посадил ее на стул, а сам сел на кровать. Они долго сидели молча. Сашок взял руки Тани и гладил, гладил их, не отрывая взгляда от ее лица.

— Я часто думал о тебе, только о тебе. Папы и Клавы больше нет… Расстреляли их, проклятые!

— Ой, Сашок! — с болью вырвалось у шее. — За что?

— За что? — он горько усмехнулся. — Плохих людей, Танюшка, они не расстреливают!.. Как ты попала в Шелонск?

Ей очень не хотелось обманывать, но батька строго предупредил: ни слова о делах разведчицы, о связях с партизанами; как-нибудь потом…

— Эшелон, Сашок, разбомбили, домой возвращаться не хотелось: в городе меня все знают… С беженцами в Шелонск пришла… Издали смотрела, как работают военнопленные… Я все время искала тебя… Узнала. Познакомилась с Петром Петровичем, чтобы встретиться с тобой… Какой он хороший!

Она лгала и краснела, боясь, что он поймет ее обман. Но он слушал с напряженным вниманием и всему верил: он не мог даже подумать, что Таня способна говорить неправду.

— Да, хороший старик, — сказал он, выслушав ее объяснение. — Ты письма мои получала?.

— Получала… А потом мне сказали…

— Что тебе сказали?

— Что ты пропал без вести.

Он сжал ее пальцы в своих руках и, будто желая успокоить ее, ответил:

— Напрасно поторопились списать меня со счета!

— Береги себя, Сашок!

Он посмотрел ей в глаза, потер ладонью небритые щеки и спросил:

— А как?

Она искренне созналась:

— Не знаю.

И опять они сидят молча, крепко сжимая руки друг другу, пытаясь найти слова нужные и правильные, внутренне огорчаясь тем, что они, эти слова, не приходят.

— Тебя хотят оставить здесь… у Петра Петровича, — проговаривается Таня.

— Я найду для себя другое место, Танюшка!

— А может, останешься? Мы будем встречаться, Сашок. А? Тут тебе дело хотят подыскать. В общем, какое-то интересное задание… Только молчи пока, ладно?

— Молчу! — Он покорно кивнул головой. — Мы будем встречаться?

— Будем, Сашок!

Голос у нее вот-вот сорвется, а на глазах выступили слезы. Сашок заметил это.

Он всмотрелся в часы на стене и улыбнулся:

— А помнишь, как мы кукушку вытащили?

Она кивнула головой и радостно, словно сделано было что-то очень хорошее, сказала:

— Помню. Только сейчас думала об этом!..

По стенке три раза ударили — условный знак, что пора уходить. А нужные слова так и не сказаны. Сашок поднялся. Он положил руки на плечи Тане, она прижалась к нему — оборванному, пропахшему потом, дымом и землей, но такому родному.

— Я тебя очень люблю, Танюшка, — тихо проговорил он.

— И я тебя, Сашок. Сначала мне казалось, что это просто дружба!.. Нет, Сашок!.. Очень люблю!

В соседней комнате Поленов и Калачников уже нетерпеливо ждали Сашка.

— Иди быстренько, — сказал Петр Петрович, — Шарлотта Кох появилась… Возьми самосад, скажешь, что за табаком ко мне заходил.

Таня из-за плотной тюлевой занавески наблюдала, как Сашок спустился с крыльца и торопливо зашагал к строящейся теплице. Никита Иванович со стороны смотрел на нее и радовался, что дочка получила такой «подарок» ко дню рождения. Она все время улыбалась. Но вот Таня вздрогнула, прижала ладони к щекам и испуганно вскрикнула:

— Она его бьет! Батька, она его по лицу плетью, гадина!

Бледная, словно потерявшая рассудок, она бросилась к двери, но наперерез ей кинулся Никита Иванович, с силой схватил за плечи.

— Куда? С ума сошла? Да ты понимаешь, что это такое?!

— Пусти! — прохрипела она. — Пусти! Я ее!..

Она вся дрожала, словно ее сильно знобило, слезы катились из глаз, но она уже не проронила ни слова.

— Успокойся, Танюшка, — попросил ее Поленов. — Ничего ты не сделаешь, а себя погубишь. Нельзя нам давать волю своим чувствам…

Перепуганный Калачников принес стакан холодной воды. Таня пила, обливая шерстяную жакетку. Она смотрела на Калачникова и Поленова бессмысленным, отсутствующим взглядом и, казалось, ничего не видела.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

В два часа ночи Отто сменился с караула, передав пост ефрейтору, недавно прибывшему из Франции. Это был человек лет тридцати, низенького роста, со следами оспы на лице. Он был не в меру словоохотлив, и уже в первый день солдаты знали, что в предместьях Парижа ему достался богатый «клад», что он не поделился награбленным с начальником команды и офицер быстро избавился от подчиненного, не оценившего преимуществ службы на берегах Сены.

Ефрейтор двигался по тропинке медленно и настороженно. В России иначе нельзя: здесь, говорят, стреляют из-за каждого дома. Около крольчатника ефрейтор чувствовал себя в безопасности. За этим помещением высокая толстая стена. Автомат заряжен. В подсумке несколько готовых дисков. Попробуй сунься! Военнопленные не полезут под автоматную очередь. Он сам пересчитал их — все двадцать пять прошли перед его зорким оком.

Только вот холодно здесь, в России! Почему его загнали именно сюда, в Шелонск? В России есть места и потеплее… Такой мороз — ноздри склеиваются… «С нами бог» — написано на пряжке солдатского ремня. А может, бог с большевиками? Почему он не смягчит морозы, чтобы легче одолеть русских?.. — ходил и рассуждал сам с собой ефрейтор.

Позади что-то хрустнуло. Ефрейтор испуганно вздрогнул, взял на изготовку автомат. Что это? А неприятно было бы встретиться с партизанами! Они, говорят, здесь повсюду. Впрочем, возможность такой встречи исключена. Комендант получил подкрепление — кругом посты, а на мосту установлен станковый пулемет. Скоро в Шелонске будет совсем весело и безопасно: весной прибудет эсэсовская дивизия, а эти молодцы умеют устраивать свой отдых!..

И опять скрип! А может, это скрипят свои же собственные сапоги? Намерзли и скрипят. Ефрейтор встал на каблук и сделал полуоборот. Так и есть! Свои сапоги скрипят…

Он зашел за угол крольчатника, посмотрел на пустынную, будто вымершую, темную улицу, повернулся и не спеша двинулся по тропинке обратно. Но не сделал и пяти шагов, как глухой удар поленом свалил его с ног. В то же мгновение ему засунули в рот тряпку. Человек, сбивший немца с ног, взял его за воротник и поволок по тропинке к крольчатнику. Осторожно постучал в дверь.

— Что нужно? — спросили из-за стены.

— Тихо. Свои… От партизан, — приглушенным голосом ответил посланец Огнева, все еще держа ефрейтора за воротник.

Там забегали, зашептались, раздался тихий говор; дверь приоткрылась.

Партизан вошел в крольчатник, волоча за собой ефрейтора.

— Да пришиби ты его! — с гневом бросили из темноты.

— Ему хватит на первый случай.

Партизан встал посреди крольчатника и движением обеих рук показал, чтобы люди поплотнее окружили его. В крольчатнике было темно, и партизан не различал лиц. Заговорил тихо, но уверенно и властно:

— Командование партизанского отряда поручило мне вывести вас из города, товарищи!

— Сложная штука, товарищ! — сказал кто-то в толпе.

— Постов много, — подтвердил другой.

— Прежде чем начать эту операцию, мы вели разведку. Посты есть, но в центре города, — ответил партизан. — На глухих улицах никого лет. При выходе из города службу несут немцы и полицаи. Я вас проведу там, где стоит полицай. К нашему подходу он будет снят партизанами. На всякий случай я быстро переоденусь, — партизан показал рукой на немецкого ефрейтора, — и пойду в качестве охранника. Гитлеровцы редко проверяют документы у солдат, сопровождающих военнопленных. В лицо ефрейтора они почти не знают — он только что прибыл из Франции. Сохраняйте спокойствие и выдержку. Пойдем строем, по три человека в ряд.

— Нам терять нечего, кроме этого крольчатника, — попробовал кто-то шутить.

— Быстро, товарищи! — скомандовал партизан.

Коротки сборы у людей, не имеющих ничего, кроме грязной, потрепанной одежды. Едва партизан успел переодеться, как ему доложили, что все готовы к походу. Последним в строю стоял Сашок. Освети в эту минуту его лицо, сразу поймешь, что парень огорчен и встревожен. Но в сарае было темно.

Строй вышел, скрипнули ворота — и всё…

Впрочем, не всё: партизан, переодетый в форму немецкого ефрейтора, на полминуты задержался: он оставил под дверью Калачникова предмет, завернутый в темную тряпицу.

— Если он раньше не заметит, что тут лежит, от него останется одно скверное воспоминание, — тихо пояснил партизан.

2

В ночь побега Петр Петрович не спал. Продырявив синюю маскировочную бумагу, он смотрел на улицу. Она была безмолвной и тихой. Прошел ефрейтор, а через минуту мимо окна проковылял хромой Отто: теперь два часа он будет отдыхать. Калачников не заметил, как прокрался партизан. А когда увидел строй военнопленных под командованием ефрейтора — согнутых, унылых, усталых, недовольных (так нужно для отвода глаз!), понял, что план осуществляется. «Ефрейтор» что-то положил под дверью, — это тоже по плану, теперь выходить из дому нельзя.