Дмитрий Щёкин - Страна городов

• Название: Страна городов
• Автор: Дмитрий Щёкин
• Жанр: Исторические приключения

В этой повести, построенной на популярном сегодня сюжете о «попаданцах» нет супергероя, вооруженного «ништяками», на бронированном рояле из кустов крошащего нехороших дяденек – мировое зло. Мои герои – подростки от двенадцати и старше, «попавшие» в самое неизученное время – эпоху зарождения человеческих цивилизаций. Пятнадцать тысяч лет до Рождества. Мы мало сегодня знаем об этом периоде – энеолите. Я взял на себя смелость предположить, что в это время еще сохранились остатки всех трех основных ветвей человечества – кроме кроманьонцев, по земле еще бродят остатки неандертальских человеческих стад, и даже, как говорил археолог Федя у В. С. Высоцкого «что где-то есть еще тропа, где встретишь питекантропа…», а гигантские гоминиды еще показываются на глаза людей. Мой рассказ еще и том, что воспитатель должен видеть в ученике равного себе человека, жить с ним одной жизнью, направлять, а не тащить по жизни, и не относиться к нему свысока, дескать – подрасти, а потом… Самое верное средство подвигнуть человека на свершения – сделать так, чтобы он увидел, что эти свершения – его дело, и ему это делать нравится. Вернейший способ завалить задуманное – начать принуждать к нему, рассказывая при этом, насколько эта задача важна и необходима участвующим в прокладывании канавы «от забора и до обеда», и главное – как сознательные товарищи, они должны ее выполнить в срок.

---

Вольное поселение – не воровская зона. И воровские законы тут часто не действуют – все-таки, народ на поселении морально здоровее будет, и на поселение пошел сознательно – отработать трудом срок, и «держать зону», как смотрящему зоны воровской – не получится. А как хотелось этого Варану – бывшему бойцу московской бригады, крышевавшей рынок на окраине столицы, и дружно севшей за свои лихие дела в середине лихих же девяностых.

Борец-тяжеловес в прошлом, в бригаде тихо занимавший третьи и вторые роли, на зоне приблизился к лидерам, а на поселении сам стал таковым в основном за недюжинные физические данные. Сам не гнушавшийся расправляться с непослушными, Варан чудом держался на поселении – «последнее китайское предупреждение» уже висело над ним, и зам по оперативной работе – «кум», рассмеялся ему в глаза, когда Варан попробовал его припугнуть бунтом.

— Покатишься колбасой на усиленную «красную зону», с дополнительным сроком – я тебе это гарантирую, — сказал худощавый капитан люто смотрящему на него громиле, на голову выше и шире его в плечах.

— Если узнаю – а я узнаю – о том, что продолжаешь свои художества, терроризируешь вольнопоселенцев, формируешь подпольный общак и отрицалово – собирай сидор, и назад – в режимную.

— Много берешь на себя, гражданин… начальник… — процедил свирепеющий, но держащий себя из последних сил уголовник.

— Сколько взял – столько и унесу. А ты, никак, угрожаешь? Давай-ка еще протокольчик подпишем, за нарушение режима, до кучи, постой – я сейчас бланк из компьютера достану.

— Гражданин начальник! Вы не поняли, на меня наговаривают, я тише воды, не надо протокола, — залебезил Варан, не узнавая себя.

Впрочем, оправдание такому поведению имелось – стоило начопероду составить протокол, и будет ждать Варан выездной сессии суда и этапа в карцере, что даже с «гревом» от коллег – «не есть гут». А пока он будет «потеть» в изоляторе – на зоне-поселении появится новый главарь и ему дела не будет до бывшего, ибо воровская взаимопомощь и «отрицалово» – сказки для лопухов на малолетке. Как и блатной шансон на воле. Нет ни романтики, ни благородства – благородные воры и продажные менты – они в песнях. А в жизни – «не верь, не бойся, не проси», – особенно первое и последнее. А не боятся – опять же те лихие урки в песняках с ресторанных подмостей, заполонившие собой в последние годы эфир и эстраду… Не бойся… перспектива – опять на режим, еще лет на пять до того же вольного поселения с расконвоем – нет, уж спасибо. Надо поопастись. Поэтому, чуть не кланяясь, Варан задом покинул кабинет начоперода, прижимая форменное кепи к груди и улыбаясь, пока кум не вызвал охрану.

Сергей Платонов провожал сузившимися глазами грузное тело поселенца Варашникова Николая Семеновича, более известного в определенных кругах под погонялом «Варан». «Тварь, — думал он. — Какая же тварь. Ради своих животных потребностей подомнет под себя окружающих. Находит садистское удовольствие, мучая людей слабее себя и наблюдая за мучениями. Какая среда, какая семья воспитала такое… Мгм, и слов-то не находится…»

Начальник оперативного отдела колонии-поселения, встал, потирая плохо заживший шрам на ноге, не дающий ему вернуться в строевые части спецвойск МВД. Отправили сюда, как в ссылку, — невесело размышлял капитан. — Чем я отличаюсь от этих? Разве что – другой стороной решетки… Они творят в условных рамках режима что хотят, а я… Я порой просто бессилен привести эту мразь к человеческому облику. Ладно, хорош философии. Завтра – третья бригада идет на план-задание в старые штольни. Бригада – та еще кампашка, и пятеро авторитетов напросились на задание туда же. А с какого боку план-задание на оператора электроустановок Еремина туда же выписали? Интересненько. Есть информация, что он что-то не поделил с Вараном. Значит – будут разборки, что чревато. Предотвратить? Не получается – поздно. Тащить с собой туда взвод осназа – перенесут свои терки на другое место и время. Попробую послушать что они там тереть будут, с чем разбираться, вмешаюсь – при необходимости. Обновлю специальные навыки, так сказать – лишь бы не передушить этих ублюдков в запале. Кстати, и гниду на выписке нарядов надо перевести на работы в гору – чтобы поменьше выполнял распоряжения паханов.

Утро двадцать второго июня никаких неприятностей не предвещало, за исключением ожидаемой разборки. Первая смена завершала работы в штреке. Днем нестройная группа расконвоированных – бригада в двенадцать человек – два звена горнорабочих разных специальностей, во главе с «бугром» – бригадиром, пятеро примкнувших к ним авторитетов – по наряду – «разнорабочие», тихо переговариваясь, двинулась по распадку к старой шахтной выработке, чтобы спуститься к нижнему штреку, ко второй смене. Тайга по сторонам старой лежневки плавилась от зноя, наполняя воздух ароматом хвойной смолы. По такому случаю даже гнус не донимал людей – ядреный запах смолы мошка не любит. Группа разбилась на три части по ходу движения – впереди бригада, на ходу покуривающая папиросы, обсуждающая планы на следующий вечер, обещающий быть выходным, следом за ними шел в одиночестве Иван Петрович Еремин. «Все в прошлом. Семья. Дети. Жена. Работа. Все. Ради чего ломался всю жизнь? Смешно, черт побери – бросил институт, лабораторию точной механики, КБ, влез в эту аферу с заводом. Знал ведь – все дышит на ладан. Станки, проводка, старые цеха… Вначале, конечно, пошло неплохо – поддержали старые знакомые, половину лаборатории на подряд перетащил – дело тронулось. НИИ – владелец экспериментального завода – владело семьюдесятью процентами акций. Когда конвейер стал собирать китайский мелкий ширпотреб в виде мотоплугов и прочей бензодребедени – появилась даже прибыль, люди потянулись на завод из города – платил работягам Еремин хорошо. Но… Все хорошо не бывает никогда – жена требовала все больше и больше денег, дирекция НИИ – увеличивала аппетиты, а тут еще комиссия из Москвы в НИИ. Москвичи обнаружили пропажи редкоземельных элементов, используемых в приборах для космоса… Говорили, что пропало столько, что если за бугор продать – новый город с НИИ „Точмаш“ можно построить, и на пяток заводов останется, подобных тому, где директорствовал Иван Петрович. Только покупателя на такое количество не сразу отыщешь – можно на раз весь российский рынок редкоземов обвалить с треском. Тогда и случился этот пожар. Под пожар списали и элементы, и Ивана. Списал дорогой друг и соратник – директор НИИ, которому завод принадлежал. И на суде выступил свидетелем обвинения, бил себя пяткой в грудь и рыдал, рыдал – дескать, как жестоко ошибся в человеке, оказавшимся чуть ли не поджигателем… А вот хищения, как ни старались обвинение и его свидетели, пришить не удалось… И приговор, в связи со сменой руководства в облпрокуратуре, имеет шанс на пересмотр… Да только к чему все это? За два года в колонии – ни письма, ни посылки. Как обрезало… Ну ладно. Жизнь не завтра кончается, а… мдя… может и сегодня кончиться – угораздило перейти дорогу этому м… Варану. Иду как на эшафот – под конвоем… Волки сзади аж скалятся – не уйдешь… Да и уходить не буду – как жил прямо, так и перед вами, перед мразью – не согнусь. А полезут – в сундучке для них сюрприз. Вчера после проверки в общежитие расконвоированных пришел капитан – начальник оперотдела колонии.

— Держите, — капитан протянул тяжелый промасленный сверток.

— Что там?

— Пистолет. Маузер пятнадцатизарядный. Слышали про такой? В семнадцатом с ним комиссары по России-матушке в кожанках разгуливали, а нынче – духи по чеченским горам скачут. Берите. Ствол не зарегистрирован.

— Зачем мне эта… м… дура?

— Вы что, дитя малое? Вам завтра наряд на штрек семнадцать выписали на проверку электролиний? Вы думаете там вас с пирогами ждать делегация благодарных опущенных, которых вы так стойко на днях защищали перед Вараном? Хренушки! Вас там сам Варан с приятелями будет дожидаться. Даже больше – сам с вами туда и пойдет. Тюкнут тяжелым по головушке, присыплют породой – несчастный случай, и в воду концы. Берите, не кочевряжтесь, борец вы наш за права человека в отдельно взятой колонии-поселении.

— Ну нельзя же так… Они тоже люди, вы понимаете, това… гражданин капитан, я… Я не могу…

Здоровенный, как камчатский медведь, зэка выглядел комично – по виду этого дядечки, стáтью напоминающего боксера-тяжеловеса, можно было заподозрить в чем угодно, только не в излишнем человеколюбии и боязни нанести телесные повреждения „ближнему своему“.

— Ну, вы даете Иван Петрович! Как против четверых бугаев, – двоих в больничку с переломами, двое – просто убежали, так – запросто! А тут – как смольнинская институтка – не могу-с, ваше благородие, не по любви… — капитан усмехнулся. — Я не прошу вас валить эту грязь самому… Найдутся… Просто сигнал надо подать, да и пугануть гадов. Вы выстрелите, если будет опасность… а там уж я как-нибудь, помогу – буду рядом, только не ищите где, не глазейте по сторонам – буду и все. Знаю, что нарушаю закон и все такое… Но вы-то извините меня, ладно?