Алекс Айнгорн - Сердце и корона

• Название: Сердце и корона
• Автор: Алекс Айнгорн
• Жанр: Исторические любовные романы

Псевдоисторический роман о любви и власти.

---

— Что ж, если вам угодно быть жестокой, оскорбляйте меня. Я заслужил, — он скорбно опустил голову.

Какая жалкая насмешка! А он еще казался ей похожим на Антуана! Презрение затопило ее, не оставив места ни для жалости, ни хотя бы для снисхождения. Он был слаб! Слаб и мелок, он не мог ей помочь. Он не нужен ей.

— Завтра я отправляюсь в столицу, Барбье. Вы можете сопровождать меня, а можете отбыть на все четыре стороны. Я не возражаю, — Изабелла отвернулась к стене, продолжая слышать его взволнованное хриплое дыхание, словно его мучила астма.

Затем она заснула, и он не посмел тревожить ее сон.

Несмотря ни на что, Барбье не воспользовался предложением предоставить ей продолжать свой опасный путь одной и последовал за ней в столицу. Изабелла пользовалась его кошельком и защитой его шпаги, взамен даря ему презрительные взгляды, которые он покорно сносил. Казалось, ее холодность и безразличие только разжигают в нем страсть, больше схожую с болезненной манией.

Через два дня они прибыли в город.

Изабелла отправила Барбье на разведку, беззастенчиво напутствовав его советом не скупиться на подкуп солдат, охраняющих тюрьму. Он криво усмехнулся ее словам, но безропотно пошел. Вернувшись через час, он сказал, что накануне привезли заключенного, по описанию схожего с Орсини, однако полной уверенности не было. Это могло быть совпадением. Изабелла приходила в отчаяние.

— Ждите меня здесь, — велела она Барбье. Они сняли комнату на постоялом дворе неподалеку от тюрьмы.

— Куда вы, мадам?

— Я навещу королевского прокурора, господина Сегири.

Барбье рассмеялся.

— Не смейте, — воскликнула молодая женщина. — Не смейте!

— Простите, Изабелла, но я иногда поражаюсь причудливому ходу ваших мыслей. Вам кажется, что достаточно пойти и приказать, и все будет тут же решено. Да проснитесь же! Вы — не королева. Вы — никто!

Она не удостоила его ответом. Дом королевского прокурора около площади Артуа она хорошо знала. Ее фигуру скрывал темный плащ, который приобрел для нее Барбье, потому что она, несмотря на октябрьский холод, осталась в одном платье.

Она передала Сегири записку через привратницу, и через пару минут он сам спустился вниз, чтобы встретить ее. Она считала его человеком, заслуживающим доверия. Не кривя душой, прямо и кратко она изложила события последних месяцев.

— Если вы поможете мне выручить Орсини, мы тут же покинем страну, и больше обо мне здесь не услышат, — закончила она. Он вздохнул, почесывая гладкую лысину.

— Это невозможно.

— Если нужны деньги, то я достану!

— Я в отчаянии, что не могу выполнить вашу просьбу, но…

— Но что? — воскликнула Изабелла.

— Это слишком серьезно. Орсини не обычный заключенный, а государственный преступник. Регент уже знает об его аресте. Его никак нельзя освободить или позволить бежать. Я лишусь головы.

— Но вы — королевский прокурор — не обязаны знать о том, что делается в тюрьме.

— Нет, мадам. Всегда найдутся люди, которые не сумеют держать язык за зубами. Будет старуха, отпиравшая вам ворота, солдат, который передаст записку, тюремщик, который исполнит приказ, и еще другие, случайные люди, которых вы, мадам, не привыкли замечать, но которые заметят и узнают таких людей, как вы и я. Я бесконечно уважаю вас, мадам, и вашего батюшку Франциска, великий был король, но не вижу причин погубить нас с вами из-за Орсини.

Постепенно она узнавала людей. Оторванная от жизни в своем дворце, где она была окружена людьми слепо преданными, вроде Антуана или Бонди, или льстецами, покорными ее воле, она часто забывала, что у них всех свои дела, заботы и горести. Ничего они ей не должны, и никто не собирается рисковать из-за нее.

— Что ж, простите, — она встала. Сегири остался сидеть, сгорбившись и опустив голову. Наконец, решился:

— Мадам… Приказ о казни маркиза де Ланьери уже подписан.

— О!.. Когда?

— Послезавтра. Утром. На площади Пре-О-Роз, — пояснил он срывающимся голосом и виновато посмотрел на Изабеллу. Но жалея ее, все же не поддался ее безмолвной мольбе.

— Благодарю, — тихо кивнула она и с тем вышла.

Барбье в нетерпении ждал ее на улице, меряя шагами неприбранное подворье.

— Я уж думал, вас арестовали, мадам!

В ней что-то шевельнулось. Сочувствие?

— И вы были бы огорчены?

— О да! — он пожирал ее глазами. — Ну что, пойдемте? — он предложил ей руку. — Вам нужно выспаться, Изабелла. На вас лица нет.

Она рассказала ему о своем визите к Сегири, не стыдясь ни своего отчаяния, ни горестных слез, когда она дошла в своем рассказе до признания Сегири, что Орсини будет казнен через день. Барбье кивал, весь его вид выражал сопереживание. Он по-братски гладил ее волосы, обнимая ее за плечи и чувствуя, как капли ее слез падают ему на грудь, стекая в открытый ворот сорочки. Осознание, что она горюет за другим, заставляло его только острее ощущать ее близость. Его дыхание участилось. Его разум мутился, в мозгу таяли воспоминания об ее муже, о том, что сам он нелюбим и даже презираем, что ей дорог другой, что она смертельно испугана и измучена, что ее ищут враги. Объятия из братских стали любовными, а она спохватилась, когда ощутила, что он с силой сжимает ее тело, а его губы прильнули к ее шее. Она напряглась, отталкивая его от себя. Он приподнял голову, но в его глазах не светился разум. Казалось, она смотрит в глаза куклы — красивые, немигающие, бессмысленные., просто капли синей краски на белом фарфоре. Страх удвоил ее силы.

— Ненавижу вас! — вскрикнула она, но он не слышал. «Он невменяем! Сумасшедший!» — пронеслось в голове. Он пытался раздеть ее, но она яростно сопротивлялась. Одной рукой она нащупала бронзовый подсвечник, стоявший у изголовья кровати. Удар прошел немного вскользь, иначе она бы убила его, а так она только немного отрезвила его. Он остановился, прижав ладонь к виску. На его пальцах осталась кровь, но немного — подсвечник только рассек кожу. Он смотрел на испачканные пальцы, странно склонив голову, и у нее заныло сердце — он выглядел, как душевнобольной, как буйный душевнобольной. И только теперь она заметила на его виске — том самом, куда ударила она, но только повыше — шрам, прикрытый волосами и потому малозаметный. Для нее осталось загадкой, упал ли он в детстве, или кто-то ударил его, или, возможно, он получил рану на войне. Но его странностям теперь нашлось разумное объяснение. Она сказала негромко, боясь спровоцировать новый приступ:

— Уходите отсюда, Барбье. Я прощаю вас, но уходите. Я не хочу вас видеть.

Он отполз в сторону, осторожно промокнул платком висок и заглянул в надбитое зеркало — проверить, не повредил ли удар его красивой внешности.

— Уходите, — тихо повторила она, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо, пытаясь внушить ему это как приказ. Он постоял над ней, ни слова не говоря и слегка пошатываясь. Наконец, он медленно повернулся, сделал несколько неверных шагов, и она услышала скрип двери. Тут же вскочив, она повернула ключ в замке. Во дворе застучали копыта — он выводил из стойла свою лошадь. Изабелла прижалась пылающим лбом к холодной двери, и это принесло ей минутное облегчение. «Ты стала на путь изгнанницы, которую преследуют, как охотники олениху, что ж. Ты сама выбрала свой путь», — ей показалось, она даже слышит голос Орсини, безжалостно произносящий слова.

— Да, Эжен, — пробормотала она. — Я сама его выбрала. Я потеряла тебя, потеряла друзей, потеряла королевство. Олениха загнана. Остается только добить ее.

Темные стены городской тюрьмы всегда действовали на людей угнетающе. Изабелла же была в состоянии, близком к истерике. Перед ней были глухие стены, за стенами — каменное здание с мрачными башенками. Где-то там томился Орсини. А когда-то в эту старинную тюрьму она заключала своих врагов. Господи, завтра! Завтра они казнят его! Она горько плакала, привалившись к гранитной стене. У нее не осталось ни единого друга, к кому можно было бы броситься за помощью. В целом мире, при всей его бесконечности, у нее был только Орсини, а завтра она останется совсем одна. Но вот в одной из башен, все окна которой были забиты досками, забрезжил свет. Изабелла встрепенулась, охваченная неизъяснимым ужасом. Она знала, — испокон века эта башня была предназначена для допросов особых упрямцев. Потому и были скрыты от любопытных людских глаз ее узкие, подобные бойницам окна. Свет пробивался лишь сквозь щели, выдавая, что там кто-то есть. Изабелла оцепенела, чувствуя, что вывод, который напрашивался сам собой, убивает ее. Она упала на колени и принялась горячо молиться…

От Орсини требовали, чтобы он открыл судьям, где скрывается бывшая королева — и государственная преступница. Но он молчал. Приговор ему был уже подписан, и ничто не могло его изменить. Оставалось только смириться с неизбежным. Орсини хорошо знал, что ему предстоит. Он недаром был долгое время министром и знал о правосудии побольше, чем сама королева. Он не удивился, когда его привели в зал, где с помощью чудовищных пыток извлекали признания. Его привязали к станку, и люди в черных одеждах готовы были исполнять свою работу. Орсини молчал, не сопротивляясь им. Он знал, что никакие мольбы не помогут ему.