Алекс Айнгорн - Сердце и корона

• Название: Сердце и корона
• Автор: Алекс Айнгорн
• Жанр: Исторические любовные романы

Псевдоисторический роман о любви и власти.

---

— Это я, Орсини, ваша королева, — прошептала она.

Орсини молча поклонился.

— Ваш друг погиб, — продолжала Изабелла.

— Мне жаль, ваше величество, — сухо сказал Орсини и отвернулся, чтобы она не увидела судороги душевной боли, пронзившей его, и отразившейся на его осунувшемся лице.

— Вы же любили Антуана, Орсини. Почему же вы молчите? Помогите мне! Скажите же хоть что-нибудь. Утешьте меня. Прогоните меня. Я пришла к вам, к его единственному другу. Не молчите же, Орсини! — поток прорвался, и она захлебнулась рыданиями.

Орсини смотрел, как плакала королева. Шлейф тяжелого бархатного платья мешал ей, она запуталась в складках и едва не упала. Изабелле стало страшно. Стены давили на нее, и на мгновение ей показалось, что это ее тюремная камера, а не Орсини, она зашаталась, охваченная ужасом, порожденным первыми признаками безумия. Лишь бесстрастные, твердые слова Орсини отрезвили ее.

— Вашему величеству нужно вернуться во дворец, — сказал он. — Ваше величество устали.

Узник гнал королеву из своей камеры. Но Изабелла ничего уже не чувствовала. Она ушла.

Утром Орсини освободили. Его без лишнего шума вернули во дворец, отдали назад титул и земли. Орсини не спорил, он безропотно принялся за исполнение своих обязанностей.

Сколько в мире ненужного! Королева Аквитанская, казалось, с интересом наблюдала за балетом. Но взгляд ее был пуст, она была далеко. Сложные па танцоров не трогали ее. Ее сердце раздирала на части боль… и досада. Сколько слов было так и не сказано, сколько бессмысленных преград выстроено, сколько счастливых минут упущено и не подарено нежных поцелуев… Как она была глупа! Кому нужно было ее королевское достоинство? Она могла быть такой счастливой, не расставаясь с возлюбленным ни на минуту. К чему же была эта игра, рассчитанная на посторонних? К чему ее неприступность, ее сдержанность? Чего она ждала? И чего добилась? Бедный Антуан! Легко можно было сосчитать, сколько ему было даровано ласк, сколько сказано нежных слов, как будто впереди было еще столько времени, чтобы наверстать! И вот… Песочные часы позабыли перевернуть. Время вышло. Ничего не исправишь. Хотелось завыть, но она не могла. Она все еще королева.

Ничто не переменилось. Двор не заметил отсутствия герцога де Рони-Шерье. Несмотря на мягкость обращения, отсутствие какого-либо высокомерия, исключительную галантность, он остался чужим для этих людей. Он был слишком хорош, слишком чист, чтобы его любили. С ним обращались, как с ценной безделушкой — бережно, но с опаской, любезно, но без тепла. Разве что Орсини печалился о его судьбе, единственный, кто всем сердцем любил и понимал его. Осознание, что судьба друга всем безразлична, еще сильнее ожесточило его против королевского двора. Хотя заключение ничем не повредило ему — не успело — он усвоил жестокий урок, преподнесенный ему королевой. Он был никем, все еще никем. Пока никем. Последнее унижение королева нанесла ему бессознательно, тут даже не было ни ее вины, ни умысла. Поднявшись по боковой лестнице, Орсини, только освобожденный из тюрьмы, таящийся от любопытных насмешливых взглядов придворных и слуг, нашел свои комнаты запертыми. Он позвал дворцового распорядителя и получил ответ, что ключи королева отдала Сафону, а Сафон уехал и вернется завтра. Он пошел красными пятнами от ярости, не зная, кого бранить — распорядителя, Сафона, королеву?

— Сожалею, — пробормотал распорядитель, сбитый с толку нежданным явлением опального интенданта финансов, — однако меня никто не предупредил о вашем… приезде.

— Убирайтесь вон! — сорвался на него Орсини, пнул ногой дверь и устало опустился на скамью, размещенную в нише дворцового коридора. Кто-то рассмеялся совсем рядом с ним. Он заметил Жюли д’Оринье со своей служанкой, Жюли, которую Изабелла даже не подумала наказать.

— Маркиз де Ланьери? Вас можно поздравить?

Она демонстративно оглядела его. Потерявшая вид одежда, кое-как приглаженные волосы, бледное лицо со следами копоти от свечи — таким он вышел из тюрьмы. Не аббат Фариа, конечно, но перед явлением на люди не мешало бы умыться и переодеться. И если бы еще причина заключения не была столь смешной и постыдной!

Он невольно подался в тень. Жюли скривила губы.

— Кажется, вас рано поздравлять. Ваши комнаты, должно быть, теперь в том крыле, — она махнула рукой, указывая в сторону той части дворца, где Орсини обитал раньше, будучи помощником писца.

— Просто распорядитель ищет ключи, мадемуазель, — Орсини ненавидел себя за эту попытку сохранить лицо перед этой самодовольной стервозной девицей.

Она сдвинула брови, раздумывая. И надо отдать ей должное, Жюли первой поняла, что тюрьма и опала только пойдут на пользу положению молодого выскочки из Этьенна при дворе. Смутное чувство вины не позволит королеве снова вышвырнуть его вон. Его далеко не победное возвращение давало ему главное преимущество, — он был наказан и прощен, и теперь мог начинать свою карьеру с чистой страницы.

— Я должна признать, что вы попали в немилость при моем невольном соучастии. К счастью, положение моей семьи такого, что ее величество лишь на словах выразила мне порицание, и все давно забыто. Вам же пришлось ответить сполна. Я сожалею, — ее карие глаза томно и многообещающе блеснули из-под ресниц. — Но я постараюсь загладить свою вину.

В законах придворного флирта Орсини не понимал ничего, и аванс хитрой фрейлины не нашел в нем отклика. Он лишь почувствовал, что Жюли сменила тон на льстивый, и сменила потому, что хочет заручиться его поддержкой, потому, что он снова — или все еще? — интендант финансов. Он неприязненно окинул ее взглядом, в отместку за ее первый пренебрежительный смех.

— Лучшим способом загладить свою вину для вас, мадемуазель, будет почтить своим вниманием кого-нибудь другого.

Она гневно подобрала пышные юбки и зашуршала прочь, не удостоив его ответом.

Лишь к вечеру дворцовый распорядитель рискнул попросить королеву о милости разрешить его затруднение. Она едва слушала его, ее рассеянный взгляд скользил по кабинету, ни на чем не задерживаясь.

— Будьте кратки, — попросила она вяло.

— Э-э… Маркиз де Ланьери, прибывший согласно приказу вашего величества во дворец…

— Что еще Ланьери?! — нетерпеливо спросила она.

— Ваше величество передали господину де Сафону ключи от его комнат во дворце, но месье Сафон возвращается лишь завтра. Право, ваше величество, я не пойму, как мне поступить. Маркиз разгневан.

— Еще бы. Однако разве у вас нет запасных ключей от всех комнат?

— Есть, но…

— Если есть, то в чем дело?

— Не извольте гневаться, ваше величество, но я не мог понять, таково ли ваше желание…

— Что же я, по-вашему, хуже Нерона? Что вы такое думаете обо мне? Для чего мне нарочно издеваться над Ланьери? — вскричала она.

Распорядитель второй раз за день попал под горячую руку и пугливо втянул голову в плечи.

— Прошу прощения, ваше величество, это моя вина. Такого больше не повторится.

Однако он умолчал перед Орсини о том, что Изабелла не только неповинна в случившемся недоразумении, но даже не подозревала о нем.

Изабелла страдала вдвое сильнее из-за того, что приходилось скрывать свое горе от короля Оливье. Несмотря на их взаимную привязанность, этикет не позволял ей честно признаться, что ей не до развлечений. Она вынуждена была посещать все балы, прогулки и пышные праздники. Молодой король был страстно влюблен в герцогиню Анну де Принн, а она, неприступная прежде, когда он был принцем с сомнительным будущим, теперь была приветлива с ним. Оливье, муж молодой, хорошенькой женщины, был счастлив и доволен от одной лишь рассеянной улыбки своей красавицы Анны, тоска Изабеллы не затрагивала его. Он попросту не заметил, что сердце сестры истекает кровью. В конце концов, он уехал и увез с собой мадам де Принн. При дворе Изабеллы стало меньше на одну красавицу, а Вероника Гримальди была обречена играть самую унизительную роль в своей жизни.

Изабелла читала представленные Сафоном донесения тайной полиции, постепенно меняясь в лице.

— Где же эти отчеты хранились столько времени? — гневно спросила она.

Сафон виновато развел руками.

— Видите ли, это было мое собственное маленькое расследование. И мне показалось, что оно более не важно, учитывая, что виновный все равно понес наказание.

— Вы неверно рассудили, господин де Сафон.

— Простите великодушно, ваше величество.

— Ладно, можете идти, — она нетерпеливо махнула рукой, и довольный своей маленькой интригой министр поспешно ретировался.

Какое-то время она стояла, задумчиво теребя угол доноса. Потом позвонила:

— Пошлите за Ланьери.

Орсини, войдя, остановился на пороге, отвесив ей молчаливый поклон. Ее изящно очерченное лицо, истончившееся от переживаний, было бледно. Тронуто было следами душевной боли и худое лицо Орсини. Рана от утраты ныла у обоих и не скоро обещала зажить.