Вернер фон Хейденстам - Воины Карла XII

• Название: Воины Карла XII
• Автор: Вернер фон Хейденстам
• Издательство: Панорама
• Жанр: Драматургия
• Год: 1999
• ISBN: 5-85220-576-1

Вернер фон Хейденстам (1859–1940) — шведский поэт и прозаик, получивший в 1916 г. Нобелевскую премию "как виднейший представитель новой эпохи в мировой литературе". Книга впервые знакомит читателей со стихотворениями, избранными рассказами из исторической хроники "Воины Карла XII" и драматическими произведениями писателя. Творчество широкоизвестного классика шведской литературы, лауреата Нобелевской премии за 1951 г. Пера Лагерквиста (1891–1974) представлено впервые переведенными на русский язык стихотворениями, в которых писатель "пытался найти ответы на вечные вопросы, стоящие перед человечеством". В том включены повести "Улыбка вечности" и "Палач", роман "Карлик" и "Выступление после получения Нобелевской премии".

---

Местами почва была такая топкая, что путникам приходилось перебираться по камням и мосткам. Слева от тропинки и мостков струился поток, обдававший брызгами их платья. У Северных ворот стража внимательно осмотрела их при свете фонаря, прежде чем пропустить, но в городе по всему видно было, что день праздничный: все еще были на ногах, и на крутых спусках переулков гулко раздавались шаги и немецкая речь, одетые по праздничному купцы и их жены возвращались с факелами и фонарями с цеховых пирушек, а все вывески были украшены зеленью.

Скоро мастера Андреаса встретили радостные приветствия вышедших ему навстречу друзей, которые и окружили его, чтобы проводить в погребок ратуши; но он так рассеянно отвечал на их приветствия, что их даже взяло сомнение: узнает ли он их, и опять они обратили внимание на его затуманенные глаза, устремленные как бы в глубь его собственной души, а не на собеседника. Проходя мимо собора, все остановились, и Бенгт Гаке указал на красноватую искру, светившуюся в окне.

— Взгляни на эту искру, мастер. Это ты зажег ее. Это рукоятка меча святого Георгия Победоносца блестит при свете неугасимой лампады. И в темноте он все бьется с драконом, с ненавистною тебе греховною плотью.

Мастер Андреас выпустил его руку и стал чертить носком башмака по камням, словно ища решение давней загадки.

— Ненавидеть плоть… — начал он: — это все равно, что сказать: я ненавижу воздух, ненавижу воду, ненавижу свой собственный глаз. К чему тут ненависть? Это слово, сказанное в минуту гнева, — и ничего больше. Или я заблуждался?.. Святому Георгию придется сложить оружие?.. Пламя, сверкающее в пасти дракона, есть вечное божественное пламя?..

— Он переутомился от непосильной работы и окончательно свалится, если не поспешим увести его с собою, — шепотом обратился Бенгт Гаке к окружающим.

Но те не решались подступить к мастеру, и он продолжал говорить неуверенно и медленно:

— Во тьме я блуждал, и темна и загадочна была моя речь. Ненавидеть любовь… Нет, я ненавижу обман в любви. Лживого и пронырливого татя, который не выносит дневного света. Сначала он подкрадывается подобно маленькой скользкой ящерице… Бенгт, Бенгт, поди сюда! Видишь, вон там… в углу, возле того серого дома?..

— Вижу, вижу, мастер. Это не кто иной, как кнехт, который собирается влезть в окошко к своей зазнобушке… Я даже могу назвать имя.

— Ну, кто же он?

— Сначала он был простым мужиком и звался Медведищем. Но в битве при Брункеберге он шел впереди коня Стуре. Это храбрец из храбрецов, и ты не порочь его.

— И он столь же честен, сколь храбр?

— Да, будь уверен. Мы люди чести.

— Но когда дело коснется любви, то брат обкрадывает брата, сестра сестру, приятель приятеля, и ваши герои по-разбойничьи влезают в окна.

— Ворота, должно быть, заперты.

— Так ему бы пройти мимо, как честному человеку.

— Легко сказать!

— Или хоть выбить стекла в окне во всеуслышание… Да, сначала это воровская ящерица кажется такой маленькой, пугливой и забавляет тебя своим вилянием… но мало-помалу растет, обрастает крыльями и когтями и своим ядом может запятнать самый светлый доспех. Она превращается в дракона, который поднимается из грязи и праха, чтобы терзать и разрушать, и в конце концов вокруг нее валяются одни обглоданные скелеты существ, которые были когда — то детьми света…

Со стороны Главной площади послышались громкие крики, и ночные сторожа устремились туда. Мастер Андреас оглянулся и словно тут только уразумел, сколько друзей вышло ему навстречу. Он знаками дал понять тем, которые были позади, чтобы они не отставали, и быстрым шагом двинулся в гору. Площадь была загромождена базарными навесами, ларями, корзинами и распряженными лошадьми, которые спокойно жевали овес, рассыпанный на дне телег, но мастер Андреас уверенно прокладывал себе путь, шагая через валявшиеся на земле мешки.

У самого входа в погребок ратуши ночные сторожа изловили оборванца-нищего и притиснули его к столбу, поддерживавшему навес. Нищий дрожал всем телом, бормотал что-то невнятное и всячески старался вырваться.

— Чем провинился этот бедняк? — спросил мастер Андреас, показывая жестом, что хотел бы помочь ему.

— Это не твое дело, — ответили ночные сторожа, — хотя, как мы видим, ты сам мастер Андреас.

— Отпустите его или скажите, в чем он провинился?

— Он украл.

— Что же он украл? Чужое счастье или чужую честь?

— Он взломал один из базарных ларей.

— Зачем?

— Он говорит, что три дня не ел, а в ларе был хлеб… Но вольно же ему было ломиться с такой силой, что ставень отвалился и грохнулся на камни. По всей площади гул пошел.

— И таких воров вы сажаете в тюрьму?.. Отпустите его.

Но тут из толпы протянулась рука и указала на мастера Андреаса, а чей-то голос одновременно крикнул:

— Мастер! Ты сам вор, обманувший своего лучшего друга с его женой.

Мастер Андреас так порывисто отшатнулся, что шляпа скатилась с его головы.

— Кто осмеливается утверждать это?.. Пусть выйдет вперед!

— Он уже скрылся, — ответили сторожа.

— Кто же это был? — спрашиваю я!

— Это был столяр Гориус.

— Столяр Гориус…

— Полно кичиться, мастер! Нам, ночным сторожам, хорошо известно, что творится во дворе, когда ты вдвоем с молодкой Меттой… Весь город знает это, все, кроме самого Бенгта Гаке… Так всегда бывает.

Бенгт Гаке распахнул дверь в погребок, так что свет от фонарей и свечей ярко осветил мастера Андреаса.

— Скажи, что это клевета, мастер! Скажи твердо и спокойно — и все поверят тебе.

— Скажи! — воскликнули музыканты и кнехты, столпившиеся в дверях погребка. — Ты хороший человек и неспособен на измену. Ты сделал нас лучшими людьми и был для нас словно Провидение. Мы верим твоему слову.

Бенгт Гаке потянулся к нему, словно желая обнять его:

— Скажи… спокойно и твердо.

Мастер Андреас опустил голову и отвернулся от света.

Воцарилась глубокая тишина.

Один из сторожей почти приник ухом к устам мастера и слышал, как он тихо и прерывисто шептал про себя, словно творя молитву:

— Святой Георгий! Если любовь твоя к прекрасной деве способна только сделать тебя вором, то вложи меч свой в ножны и ступай своей дорогой, но если ты искреннен в душе, то подними забрало и пред лицом всего света выйди на бой с ящерицей, из которой вырастет дракон!

Ночной сторож не понял его и покачал головой, но мастер Андреас уже ступил на порог погребка и крикнул туда:

— Дайте сюда оружие… Бенгту и мне! Другого выхода не остается.

— Ты разбил жизнь двум людям, — простонал Бенгт Гаке и тут же ударил мастера Андреаса несколько раз кинжалом в грудь.

Прислонясь к дверному косяку, мастер Андреас прижал руку к смертельной ране, и кровь засочилась между его пальцами.

— Все кончено для меня, и голос мне изменяет… Не обрушивайтесь ненавистью и проклятиями на мою память, словно на память великого преступника. Это было бы слишком великой честью, — я был слишком похож на вас самих… Ходите в церковь, смотрите на мое произведение и просите у Бога сил владеть светлым мечом витязя.

Он тяжело упал наземь и остался недвижим; никто из окружавших не пожелал поддержать его голову или прикоснуться к нему.

Сторожам было сказано:

— Убили вора… Ваше дело убрать его труп.

БРАТЬЯ

Жили-были два брата, такие бедняки, что, когда им пришлось пуститься в путь-дорогу, у них оказался всего один плащ на двоих. Милю за милей шли они с палками в руках и с котомками за плечами по дороге в Упсалу. И уже свечерело, когда они подошли к городу настолько, что завидели замок и соборную колокольню; на небе клубились облака, сбитые в кучу первыми осенними бурями. Братья завернулись в общий плащ и устремили детски чистые, открытые, полные ожидания глаза навстречу всему новому, неизведанному. Но на душе у них было не радостно, — тревога теснила их сердце. Шагая по дороге, они невольно сравнивали себя с Каином и Авелем, земледельцем и пастухом, которые шли к своим жертвенникам.

— Из нас-то ни один не станет братоубийцей, — сказал старший брат по имени Фабиан. — И если бы Каин без устали подбрасывал в костер топливо, и от его жертвы повалил бы дым к небу. Так толковал это место в Библии наш отец.

Фабиан был высокого роста и узок в плечах, а лицо его казалось иссохшим и старым рядом с кудрявой головой младшего брата. Того звали Эриком и, несмотря на тяжесть на сердце и тревогу в душе, он то и дело на ходу утолял донимавший его голод яблоками из своего запаса в котомке. А то вдруг останавливался, снимал шапку и кланялся чужому городу.

Но, когда они дошли до городской заставы и услыхали вечерний звон, и он стал серьезен. Братья уже не решались идти дальше под одним плащом, и Фабиан, тщательно скатав его, перекинул через плечо. Затем они продолжали путь среди толпы чужих людей, одетых в черное, мимо освещенных окон и, робко осведомившись несколько раз, отыскали одноэтажный домик и поселились в светелке наверху.