Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света

• Название: Путешествие вокруг света
• Автор: Адельберт Шамиссо
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1986

Автор — выдающийся немецкий писатель и естествоиспытатель — рассказывает о кругосветном плавании на борту русского брига «Рюрик» (1815–1818) под командованием капитана О. Коцебу. В своих путевых заметках он подробно описывает нравы и обычаи коренных жителей островов Тихого океана, рассказывает о встречах на Камчатке, Аляске, Алеутских, Сандвичевых и других островах. В яркой художественной форме он рисует картины повседневной жизни экспедиции, героическую борьбу с трудностями ее участников.

---

23 сентября 1818 года мои ящики были погружены на борт судна «Астреа» под командованием капитана Бреслака. Различные обстоятельства задерживали отплытие. В Кронштадте пришлось еще несколько дней дожидаться попутного ветра.

Метаморфозы, которые происходят с насекомыми, можно проследить и на человеке, только в обратном порядке. В юности у него крылья, потом он их сбрасывает, чтобы, как личинка, питаться листом, к которому прикреплен. Я находился на переломном рубеже. До моего сорокалетия оставалось два с лишним года, я хотел сложить крылья, пустить корни, основать семью; или же вновь расправить крылья и отправиться в новое путешествие за пределы Европы, более основательно подготовленное, и сделать для науки то, что не сделал в первом. Эта демократическая эпоха, когда в истории, равно как в науке и в искусстве, вместо отдельных властителей на сцену выходят массы, эта эпоха дает каждому, кто к этому стремится, надежду действовать среди народа и с народом, там, где раньше чтили лишь выдающихся вождей, ниспосланных богом.

17 октября «Астреа» прибыла на родину.

На этом завершается целый этап моей жизни. В качестве продолжения дарю вам, друзья, книгу своих стихов. В ней я собрал и сохранил ради собственного удовольствия все цветы моей жизни, хотя стебли их засохли.

Пусть же эти строки, написанные по возвращении на родину, завершат книгу и, может быть, послужат введением к новой.

Домой вернулся из краев далеких
С душой взволнованной усталый странник.
Свой посох отложив и преклонив колена,
Слезами тихими он землю орошает.
Немецкая земля! Ты за любовь в награду
Не откажи ему в последней просьбе:
Когда под вечер он глаза закроет,
Пусть на груди твоей найдет он камень,
Чтобы под ним забыться вечным сном.[23]

Приложение

Из главы «Познание, какое имеем мы о первой провинции Великого океана»

Каду

В начале 1817 г. в самой восточной части этой провинции на группах Отдиа и Кавен [Малоэлап] островной цепи Радак мы познакомились и подружились с живущим там очень милым народом. Когда мы подошли к группе островов Аур, навстречу нам отправились в своих лодках островитяне и, после того как мы бросили якорь, поднялись на борт «Рюрика». Вперед выступил человек, во многом непохожий на остальных. У него не было такой равномерной татуировки, как у радакцев, а лишь неясные изображения рыб и птиц, порознь или рядами, около колен, на руках и на плечах. Он более коренаст, чем они, кожа светлее, а волосы курчавее. Он заговорил с нами на языке, отличном от радакского и на слух для нас совершенно чужом. Мы тщетно пытались беседовать с ним на языке жителей Сандвичевых [Гавайских] островов. Он дал нам понять, что намерен остаться на корабле и сопровождать нас в дальнейшем путешествии. Его просьба была охотно удовлетворена. С этого часа он все время был на борту «Рюрика». Лишь один раз он отправился на Аур. Он находился на равных правах с офицерами, был нашим верным и всеми любимым спутником до того, как мы вернулись на Радак, когда он быстро изменил свое намерение и решил поселиться там, чтобы хранить и распределять наши дары среди бедных островитян. Не было никого, кто бы больше, чем он, проникся гуманным духом нашего дела.

Каду был уроженцем островной группы Улле [Волеаи], расположенной к югу от Гуахама [Гуама]. Хотя и не знатного происхождения, он был доверенным лицом своего короля Тоуа и исполнял его поручения на других островах. Во время своих поездок он ознакомился с островными группами, с которыми поддерживает отношения Улле: на западе — до островов Пелеу [Палау], на востоке — до Сетоана. Во время последней поездки от Улле до Фейса буря сбила с намеченного курса лодку, в которой находились Каду, два его земляка и вождь с Эапа, намеревавшийся вернуться на родину. Если верить их ненадежному календарю, попавшие в беду островитяне блуждали в открытом море восемь лун. На три луны им хватило скудного запаса продовольствия, расходуемого ими очень строго, а в течение пяти лун они питались только пресной водой и выловленной рыбой. Чтобы удовлетворить жажду, Каду нырял глубоко в море и зачерпывал скорлупой кокосового ореха более холодную и менее соленую, как им казалось, воду. Северо-восточный пассат занес их наконец к группе Аур островной цепи Радак, причем они полагали, что все еще находятся к западу от Улле. От одного старика с Эапа Каду слышал о Радаке и Ралике: однажды мореплавателей с Эапа занесло на Радак, на группу Аур, откуда они через Нугор и Улле вернулись обратно на Эап. Названия Радак и Ралик были известны и одному уроженцу острова Ламурек, которого мы встретили на Гуахаме. Лодки с Улле и окружающих островов часто заносило на восточные островные цепи, и на южной группе Арно, относящейся к цепи Радак, еще живут пять человек из Ламурека, испытавшие ту же участь и попавшие туда тем же путем.

Радакские вожди защищали пришельцев от тех своих дурно настроенных сородичей, чью алчность привлекало железо чужаков. У вождей часто можно заметить благородные побуждения.

Жители Улле, уровень благосостояния которых выше, да и связи более обширные, чем у радакцев, во многих отношениях их превосходят. Каду пользовался на Радаке некоторым уважением. К тому времени, когда мы посетили эти острова, он жил там около четырех лет. На Ауре у него было две жены; дочь от одной из них уже начала говорить.

Наше прибытие на Аур, где о нас прежде ничего не знали, вызвало ужас и изумление жителей. Много повидавший Каду тогда находился на одном из отдаленных островов группы. Его сразу же привезли: нужен был совет, как встретить могущественных чужеземцев, которых склонны были рассматривать как людоедов.

Каду многое знал о европейцах, хотя и ни разу не видел их кораблей. Он ободрил своих друзей, предостерег их от воровства и проводил на «Рюрик», твердо решив остаться у нас и надеясь с нашей помощью вернуться на родину, поскольку однажды, пока он отсутствовал, на Улле побывал европейский корабль.

Бывший с ним земляк и товарищ по судьбе тщетно пытался уговорить Каду изменить свое решение, а друзья напрасно старались запугать; ничто не могло его поколебать. Такое же решение принял и такие же надежды питал другой спутник Каду — вождь с Эапа, которого мы встретили в свите короля Ламари на Удири-ке [Утирике]. Он был уже немощным старцем, и его просьбу отвергли, однако долго не удавалось заставить его покинуть корабль. Весь в слезах, он убеждал нас оставить его. Мы ссылались на его возраст и на трудности, с которыми связано наше путешествие; он настаивал на своем. Мы говорили, что наши запасы строго рассчитаны на определенное число людей. Тогда он предложил высадить нашего друга Каду, а взять его самого.

Заслуживает похвалы та легкость и искусство, с которыми Каду приспособился к нашей среде. Новые условия для него были необыкновенно трудными. Будучи простолюдином, он внезапно был перенесен в круг столь превосходящих по могуществу и богатству чужеземцев, которые, однако, относились к нему как к почетному лицу, и простые матросы обслуживали его как высокого начальника. Не будем умалчивать о некоторых промахах, допущенных им вначале. Он сам исправлял их быстро и легко, не вызывая серьезных нареканий. Когда, вскоре после того как он обосновался у нас, на «Рюрик» прибыли радакские вожди, он выступил против них, причем жестикулировал и вел себя так, как подобало только вождям. В ответ он заслуженно получил безобидную издевку. Больше это не повторилось. Вначале Каду старался подражать походке и манерам капитана, но вскоре перестал это делать. Неудивительно, что на первых порах он смотрел на матросов как на рабов. Однажды он приказал вестовому принести ему стакан воды; тот спокойно взял его за руку, привел к бачку с водой и дал ему ковш, которым все пользовались, Он пришел в себя, понял, что за отношения существуют у нас, проникся духом наших нравов, быстро приспособился к ним, усвоил внешние правила поведения в повседневном общении.

Мало-помалу Каду познакомился с нашими горячительными напитками. Следует заметить, что поначалу матросы угощали его водкой. Когда же один из матросов был за это наказан, Каду разъяснили, что матрос виновен в том, что тайно пил огонь (так Каду называл водку). Больше он ни разу не пил водку, да и вино употреблял умеренно. Вид пьяных на Уналашке побудил его следить за собой. Вначале он по обычаю Эапа вызывал для нас попутный ветер; мы смеялись, и скоро он сам стал смеяться над этими заклинаниями и потом повторял их только в шутку, желая нас позабавить.

У Каду были хороший характер, смекалка, чувство юмора; чем ближе мы узнавали друг друга, тем больше он нам нравился. При его милом характере нам все же приходилось бороться с присущей ему леностью, которая не отвечала нашим требованиям. Больше всего он любил петь или спать. Когда мы расспрашивали его об островах, на которых он бывал или о которых знал, Каду отвечал на вопросы, если же его переспрашивали, он больше не отвечал, заявляя, что уже сказал все, что нужно. Если в ходе разговора мы обращали внимание Каду на то новое, о чем он умолчал ранее, он невозмутимо говорил: «А ты меня раньше об этом не спрашивал». Память у него была нетвердая. Воспоминания оживали постепенно, в зависимости от вызвавших их событий, но мы заметили вместе с тем, что обилие и многообразие объектов, привлекавших его внимание, сглаживали у него прежние впечатления. Песни, подхваченные им у народностей, среди которых он жил, и исполнявшиеся им на разных языках, служили ему одновременно книгой, откуда он черпал сюжеты для своих рассказов.