Алексей Колобродов - Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

• Название: Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве
• Автор: Алексей Колобродов
• Издательство: Геликон Плюс
• Жанр: Публицистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93682-816-4

Эта книга — первая серьезная попытка разобраться с феноменом многолетнего российского лидера Владимира Путина языком искусства, посредством текстов и смыслов, произведенных как в России девяностых и нулевых, так и созданных ранее, но предвосхитивших контексты путинского времени.

Автор — журналист, прозаик и литературный критик Алексей Колобродов — анализирует кино, телевидение, шоу-бизнес и музыкальный андеграунд, но в большей степени современную русскую литературу, заявляя в авторском предуведомлении: книга родилась именно на стыке литературы и политики.

А. Колобродов использует в качестве экспертов Федора Достоевского, Николая Носова, Василия Аксенова, Владимира Высоцкого, Александра Проханова, Виктора Пелевина, Дмитрия Быкова, Захара Прилепина, Юлию Латынину и других авторов.

Исследование, не лишенное некоторой провокативности и авторского произвола, тем не менее многое объясняет серьезному читателю о времени, природе власти, механизме общественных движений и энергии заблуждений.

---

— А с мэром согласовано? — спросил Зеерсон, знавший, что мэр города, спортсмен, автогонщик и стремительно растущий политик, полагает Пролетарский, откуда вышел и состоялся в самые трудные годы, прочно своим.

При упоминании о мэре оба комиссара чуть перекосились, первый на правую сторону, второй на левую.

— А что мэр? Все в единой команде (быстрый взгляд на портрет одного человека). Мэр парень, конечно, амбициозный, да и накручивают его разные там версиями своими… Но куда денется с подводной лодки. А захочет поиграть — остановим. Не остановится — у нас всегда есть красная федеральная кнопка.

Тут оба комиссара снова бросили взгляды, первый — под стол, второй — под столик, видимо, проверяя, на месте ли кнопка.

Красная федеральная кнопка Зеерсона укрепила окончательно. Он решился. Он устроил корпоратив в «Старом Баку», заставив коллектив выпивать за победу. Он взялся рисовать выборную смету. Он захотел видеть обещанных Натаном политтехнологов с пиарщиками, и тот прислал их во множестве.

Смотрины заняли несколько дней, обогатив Зеерсона явно излишней, совершенно Экклезиастовой премудростью. Новый мир раскрылся перед ним неожиданным и не лучшим своим космосом — как будто на одной из версий канала «Дискавери» собрали все самое отвратительное из жизни беспозвоночных и позвоночных, включая приматов. А бедный Григорий Семенович вынужден всё это не только, не отрываясь, смотреть, но и осмысливать.

Электоральных дел мастера напоминали сразу многих домашних животных в момент одичания. Спаниелей в охотничьем азарте. Мартовских и валериановых котов. Голубей на размоченном хлебном крошеве. Бассетхаундов, таскающих по асфальту вислые муды былых триумфов. Дворняг, ищущих и обретающих вожака. Колхозников, наизусть знающих все дома с самогоном — где поставили, а где уже сварили…

Но это полбеды.

Зеерсон неплохо знал две людские породы — человека на стройке, от разнорабочего (цемент-раствор, майна-вира) до прораба, и, конечно, серьезных мужиков из конкурирующих кланов — даже такой оригинал, как Лева Висной, был от начала до конца предсказуем, как и его «бля».

Понятны были карьерные чиновники — в диапазоне от явных алкоголиков до скрытых извращенцев с общим коррупционным знаменателем. И прозрачной системой сигналов, от всех этих белковых тел исходивших.

Но тут каждый явившийся на встречу специалист фонил неожиданно и страшновато. Пороки, жившие в этих людях, тихо шелестели и заплетались, как клубок совокупляющихся змей. Привычный набор — алчность, пьянство, жадность и необязательность — в этом научно-популярном порно воспринимался как возможность отдохнуть глазу и успокоить душу.

Именно поэтому Зеерсон, переев лишних знаний и ощутив приближение тошноты, определил в руководители своей кампании политтехнолога Сергея Насекомых с его прочной славой человека прямого и запойного. Впрочем, Зеерсону объяснили, что на время кампаний у Сереги ни-ни, мораторий, а вот как выиграет, тогда да… На стакан присаживается не по-детски. Неделя, две… Иногда до откачки. Зато, как многие алкоголики, между циклами Сергей Насекомых суров, рационален и пунктуален. Даже по-своему порядочен. К тому же непревзойденный во всем федеральном полпредстве мастер чернухи и свинцовых предвыборных мерзостей. Покруче Геббельса и Доренко.

Уровень способности Сергея к мерзостям Зеерсон оценил сразу, при первой же их, определявшей стратегию, беседе.

Насекомых развалился в кресле напротив, неумело раскуривая сигару. Сигары стали модными с легкой руки одного из влиятельных в узком их кругу; Зеерсону при последней встрече законодатель сигарной моды тоже предлагал, и воспоминание это было Григорию Семеновичу неприятно.

— Григорь Семеныч, — начал Насекомых. — Вел я тут одного в Подмосковье. При бабках больших, народный такой типаж, и вдруг — голубой. Мне-то что за проблема, я не гомофоб. Но в нечерноземной России избрать гея — абсолютно нереально. Он, хоть и не открытый голубец, но слухи клубились, да и присмотреться к кандидату — точно всё не так, мутно у дядьки с сексом. А конкурент уже листовки заготовил — коллажик такой, стоит наш мальчик, голый, в чем мать в детдом отдала, а рядом — два негра вооот с такими инструментами… Типографию-то мы закрыли, но мозги людям не арестуешь. Что я делаю? Записываем передачу «Когда все дома», с обаятельным ведущим, за пятнадцать штук всего договорились, и показываем по первому каналу в кругу семьи — у нашего жена была, позабыта, заброшена, в доме за городом, с дочкой… Но жена — женой, у Бори Моисеева, может, тоже жена, да и у Армани подруги. Дальше, конечно, подороже. Привожу во Дворец спорта, семь тыщ мест, «Виагру», со всеми ее жопами и сиськами, подарок городу. «Виагра» эта ночует в люксах, типа не успели уехать из-за ажиотажа. А на следующий день во всей желтухе — заголовочки вроде «Леонид — Брежневу» (кандидата Леонид звали). Или «Брежневский застой эрекции». Снимки папарацци. Дескать, у молодого олигарха роман с солисткой «Виагры». Когда без всякой виагры наш Ромео ночью лезет на балкон отеля, в зубах — тысяча евро и одна роза, дело к свадьбе, бракосочетание после успешных выборов… Итог — наши пятьдесят шесть процентов, конкурент-натурал нервно пиздит своих штабных… Или вот был у меня случай в нефтяном регионе…

— Ты к чему это, Сергей? — перебил Зеерсон.

— К тому, Григорь Семеныч, что есть у меня к вам маленький, но на самом-то деле очень большой вопрос. На лице у вас ничего не написано, даже татарских скул там нет, одни усы, но в паспорте, я догадываюсь, написано слово «еврей».

— Ну? И что?

Зеерсон действительно, со среднего школьного возраста, когда начал заниматься боксом и академической греблей, на эту тему не задумывался. В Политехе еще меньше — на строительных факультетах были все вокруг советские, все вокруг свои. В бизнесе и того гуще…

— А то, Григорь Семеныч, что округ наш расположен на Пролетарках. И какой там пролетарский интернационализм, вы либо знаете, либо догадываетесь. Шли бы вы в центре города, где и мед, и пед, и цирк, — никаких проблем. Там даже старый хулиган Слуцкер на прошлых муниципальных взял второе место — без единой встречи, без медийки, с одной фамилией. А чтобы пролетарцы в едином порыве проголосовали за кандидата по фамилии Зеерсон, надо восемь тыщ мужиков округа напоить, а двенадцать тыщ баб — удовлетворить каким-то иным способом. Но и это без гарантий, поскольку варианты взаимоисключающие. Можно взять на время выборов псевдоним, законодательством разрешается. Ясно, что не подходит. Вы человек известный, уважаемый. Значит, надо менять не оболочку, а суть. Сделать вас — а) русским; б) своим. Первое — концепт кампании, второе — ее тренд.

— Сергей, я, как ты, возможно, знаешь, благотворитель. И в своей жизни больше помогал храмам, чем синагоге, в которой, кстати, и не был ни разу. Но это я к тому, что не ты меня сделал евреем, не тебе меня переделывать.

— А не надо переделывать, Григорь Семеныч. Так и будете Зеерсоном, только с русскою душой, как писал классик, тоже, кстати, шотландец по паспорту. Вы поймите, Григорь Семеныч, это евреем трудно быть, а русским — одно удовольствие. Если, конечно, возможности есть. Официальную часть кампании мы не трогаем — агитосы ходят, листовки клеим, подъезды ремонтируем, комиссиям башляем. Русским поработаете в неофициальной. Делать ничего особо и не надо — мотаться по кабакам, с девками иногда палиться… Можно разок в ментовку попасть. А лучше дадим инфу, что на вас прокуратура наезжала. Не сейчас, год назад. Все это сливаем в прессу и даже на ТВ. Народ думает — ага, какой он на хер еврей, он мал, как мы, мерзок, как мы, и даже хуже, чем мы… Потом свечки, попы, грешитькаяться. Привезем в поддержку какого-нибудь самого русского певца. О! Кобзона!..

При словах политтехнолога о законном предвыборном праве на девок у прекрасного семьянина Зеерсона мягко ёкнуло в груди. Григорий Семенович узнал это ёканье, оно случалось всегда, если проезжать в темное время суток вдоль одного местного бульвара, где паслись уличные барышни. Вернее, отдыхающая смена перекуривала на бульваре, а основная перекуривала у трассы «Проспект 50 лет одиночества Октября».

Уже года два, как они оттуда исчезли — говорят, новый начальник областной милиции, принимая дела, ехал мимо и скривился: убрать. И они перешли с улиц под крыши, оставаясь, впрочем, под всё той же и одной крышей — ментовской.

Само по себе зрелище девчонок определенного назначения, в шахматном порядке, стайками, занимавших рабочие места, Зеерсона волновало и обещало много жизни в самое ближайшее время. Девки синели губами и белели ногами, даже те, кто был в штанах. Но Григорий Семенович так ни разу и не решился.

— И где же это я буду м-м… становиться своим и русским? В казино? — Зеерсон попытался изобразить легкий сарказм и знание нелегкой жизни богатых.