Вячеслав Мягких - Пришельцы. Выпуск 1

• Название: Пришельцы. Выпуск 1
• Автор: Вячеслав Мягких
• Издательство: Каменный пояс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-88771-089-1

В альманахе представлены повести и рассказы уральских писателей-фантастов, а также произведения авторов начала 20 века.

---

…И все-таки, почему я решил, что трава была выше?

Метров через двадцать я вышел на проселок, уводящий в глубь леса. Стало сумрачнее и свежей. Вдоль дороги в тени елей замелькали сиреневые огоньки волчьего лыка. Я шел, загребая ногами влажную серую хвою. Мне снова стало жарко: жар накатывал, рождаясь где-то в области солнечного сплетения и стремительно поднимаясь по телу толчками, словно нагнетаемый насосом. Метров через двести дорога исчезла, растворившись в траве. Но я все равно шел, придерживаясь дороги-невидимки, отводя лапы молодых елок и обходя конусы лесных муравейников, а когда наконец остановился, тотчас же услышал торопливый шорох. Один шагал по дороге, другой — чуть в стороне.

Я почувствовал, что больше не могу бежать. Мне нужно было повернуться и спросить: зачем они преследуют меня? Что им нужно, этим уродам, почему они не могут оставить меня одного, вместе с моей головной болью, с жаром в крови, с темнотой в памяти?

Я стал торопливо продираться сквозь заросли. Лес пошел под уклон, под ногами зачавкала вода. Серая гнилая трава, длинная, как космы ведьмы, струилась по воде в низинах, путалась в ногах, скользила, срываясь струпьями и обнажая черную землю. Я едва не падал, в последний момент цеплялся за ветки и стволы…

И тут лес расступился. Передо мной открылось широкое поле с высокой травой. Вдалеке виднелось заболоченное озеро с горбатыми островками, оккупированными серебристо-серой ольхой, осокой и тростником.

Жар стал невыносим. Огонь достиг гортани и выжег ее, лишив возможности даже стонать. Он пробился по ноздрям прямо в мозг и следом ворвались тысячи запахов, неизвестных и знакомых. Прелой листвы, еловых игл, хрупких бледных грибов, сосущих сок из черных трухлявых пней, запахи далекого болота… И еще я почувствовал запах пота и табака, запах азарта вперемешку со страхом, потому что те, кто шли за мной, боялись — не меня, а старого леса, с его вечными сумерками, тяжелым воздухом и ощущением смерти… А потом я увидел Турнепса.

Он был далеко, его лицо лишь на миг возникало в узких просветах намертво переплетенных ветвей — но и этих мгновений было достаточно, чтобы рассмотреть обезьяний профиль под ежиком рыжеватых волос, белесые ресницы немигающих глаз, темные веснушки и несколько рубцов на левой щеке. Турнепс двигался почти бесшумно, но для меня каждый шаг звучал, как удар по рельсу. Ближе, ближе.

Он обернулся стремительно — быстрее, чем я оказался рядом, но я и хотел, чтобы он успел разглядеть меня. Мне были нужны его глаза, я заглянул в них как в зеркало и увидел все, что скрывалось за темной пеленой… Ночь, проселочная дорога… «Притормози… Отолью…», — заплетающимся голосом сказал Миша. Маринка фыркнула, а в следующий миг я увидел в зеркале заднего вида глаза Михаила: совершенно трезвые, холодные, и на уровне глаз — дуло пистолета. Три выстрела перекрыли музыку, визг Маринки и шелест дождя… А потом они стояли в свете фар нашей машины и курили — Михаил и те, из второй: Турнепс, начальник службы безопасности турнепсовской фирмы и еще кто-то, кого я не знал, но чье лицо врезалось в память навечно. Охранник-гоблин принес трос, они зацепили машину и…

Снова все исчезло, погружаясь во тьму, но и мига озарения оказалось достаточно, чтобы понять, для чего мы оба здесь, откуда эта боль и как от нее избавиться.

Я шагнул навстречу, и мои пальцы сомкнулись на толстой шее. Турнепс нажал на курок. Свинец в клочья разорвал грудную клетку, мешая в кашу ребра, сердце, легкие… но что значила эта боль по сравнению с той, что я уже терпел? Я мягко усиливал давление, наблюдая, как вытекает жизнь из распахнутых глаз моего убийцы. Я чувствовал, как его тело вибрирует от неконтролируемой предсмертной дрожи. Он уже не стрелял, а бил по рукам автоматом, пытаясь расцепить хватку. Поздно.

Я осторожно опустил его тело на землю. Откуда-то появились муравьи — большие, черные. Вначале всего несколько, потом — все больше и больше. Равнодушно оббегая мои ботинки, они спешили к распростертому телу, взбирались на него, отпихивая друг друга, и вскоре Турнепс исчез под шевелящимся черным ковром.

Я отвернулся и увидел второго. Гоблин стоял метрах в тридцати, открыто, как мишень в тире, только втянув голову в плечи и согнувшись…

— Арнольд… — осторожно позвал он.

Мне гоблин не был нужен и я, не задерживаясь, прошел у него за спиной. Охранник остался все так же стоять, пригнувшись к земле. Из разорванного горла густо шла темная кровь. Я на ходу отер ладонь о затянутый мхом ствол ели. Я слышал, как кровь из раны гоблина частой капелью шуршит в траве. Потом он упал.

Я пошел в сторону озера, пробираясь по высокой, уже немного увядшей траве к зарослям ольхи. В этом снова было странность — то, что трава выросла и подвяла, что в поредевшей, уже местами буреющей листве ольхи виднелись сережки — когда все это успело измениться? Ведь я уже был здесь, совсем недавно, может быть, вчера, — но тогда все было по-иному… Мне казалось, что я знаю ответ на эти вопросы, но чтобы получить их, нужно обязательно возвратиться в лес. И я бы так и сделал, но боль снова обжигала, и на этот раз дождь уже не облегчал ее. Мне нужно было больше воды, намного больше, чем мог дать дождь.

По щиколотку в воде, я брел между высоких кочек, осторожно отводя от лица длинные хлысты молодых ив и придерживая растопыренной левой рукой месиво на груди. Обошел хилую рябинку, испачканную частыми крапинами рыжих ягод, но почему-то без птиц. Хотя нет, вот они — просто молча сидят, замерли и внимательно наблюдают за мной. Я поднял руку к ближайшей, но птичка даже не шелохнулась…

Потом кустарник поредел, а идти стало труднее — ноги засасывало в ледяную жижу. Однако этот холод убивал боль и снимал жар. Поэтому я, не останавливаясь, двигался в глубь озера, туда, где вода чище и холоднее. Я по-прежнему чего-то боялся, но огонь, разрывающий тело на части, был сильнее, чем страх. Я лишь нашел силы обернуться на далекий уже берег, на лес, едва видимый за зарослями ольхи. Дождь не прекращался, но закатное солнце, выпроставшись из-за туч, сверкало на влажных шатрах старых елей.

Вода поднялась до пояса, потом — по грудь, и вместе с ней приходило облегчение. Огонь поднимался выше, концентрируясь теперь в шее и голове, и чтобы избавиться от него, я шагнул вперед еще раз и еще…

Вода колыхнулась у самого рта. Еще шаг. Я вдохнул, пытаясь набрать побольше воздуха в обожженные легкие, но вместо этого туда хлынула болотная вода. Мне вдруг стало страшно, очень страшно, но я не понимал, откуда этот страх и чем он вызван, ведь все позади, уже почти все позади и нужно лишь избавиться от боли, слышите, от боли, а не от страха!..

Я захлебнулся и выплюнул воду, она забурлила в горле, снова потекла в легкие… Это было противно — вдыхать воду и грязь, чувствовать их в своих легких, и я перестал дышать совсем и снова шагнул в глубь озера. Я окунусь, а потом возвращусь на берег, подумал я. Сразу же возвращусь.

И вода скрыла меня с головой.

Вначале почти ничего не было видно — но потом словно разогрелся экран старого лампового телевизора и мир вокруг налился фосфоресцирующей зеленью.

Проваливаясь в холодную тину, я побрел на глубину, пробиваясь сквозь плотные слои воды и… Что-то я забыл, что-то, что должен был сделать. Кажется, я обещал это себе только что…

Но теперь это уже не было важно. Потому что я увидел светящийся блеклой зеленью силуэт нашей машины. Сквозь распахнутые дверцы в салон вплывали какие-то извивающиеся создания, плавно кружили в темном пространстве и уплывали прочь. Марина не обращала на них внимание. Она видела меня, хотя ясные голубые глаза под белокурой челкой строго смотрели вперед. Она радовалась мне, хотя полные розовые губы не улыбались. Вода, будто ветерок, легонько шевелила пряди волос.

Что я должен был сделать сейчас? Боль ушла, но вместе с ней ушло и еще что-то — как это называется? Воспоминания? Память? Да, кажется так — впрочем, это тоже уже не важно.

Я забрался в салон и занял свое место, место водителя.

— Ты вернулся, — беззвучно сказала жена.

— Да, я вернулся, — так же ответил я.

Мы посмотрели друг на друга. Закатившиеся бельма глаз пытались увидеть меня. Рука, изъеденная рыбами, поднялась, чтобы поправить лохмотья волос, прилипшие к кровавому кому в пол-лица — но тут же опустилась. Какая-то тварь копошилась на шее, пытаясь выгрызть кусочек темной гнилой плоти.

— Как ты сходил?

— Еще двое, — ответил я. Я знаю, что должен сказать именно это — и говорю. Но что такое «двое»? Смысл понятия ускользает. Я хочу спросить и тут же забываю об этом желании.

— Это хорошо, — произносит Марина. Понимает ли она то, что говорит, или это лишь обязательная реакция на мои слова? Я уже не могу думать об этом.

Мы целуемся. Наши губы, за несколько месяцев превратившиеся в сгустки грязи и гнили, плотно слипаются на несколько долгих секунд, а потом мы отстраняемся, лица расходятся и только тонкие ниточки слизи тянутся между губ и рвутся, одна за другой, а вода потихоньку колышет их у лиц и, обрывая, уносит прочь. Смешно.