Чарльз Фрейзер - Холодная гора

• Название: Холодная гора
• Автор: Чарльз Фрейзер
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-769-7

В последние дни гражданской войны дезертировавший с фронта Инман решает пробираться домой, в городок Холодная Гора, к своей невесте. История любви на фоне войны за независимость. Снятый по роману фильм Энтони Мингеллы номинировался на «Оскара».

---

Закончив, Стоброд отнял скрипку от заросшего серой щетиной подбородка. Повисло долгое молчание, в котором голоса перепелок, доносившиеся от ручья, звучали особенно печально, обещая скорое приближение зимы. Он посмотрел на Руби, как будто приготовившись к грубой оценке. Ада тоже посмотрела на нее и по выражению ее лица поняла, что мелодия скрипки Стоброда намного больше, чем его рассказ, смягчила ее сердце. Не обращая внимания на Стоброда, она повернулась к Аде и сказала:

— Может, странно, что в конце своей жизни он все же нашел единственный инструмент, на котором показал хоть какое-то умение работать. Он такой жалкий человек, что получил свое прозвище от обломка палки[31]. Его чуть не забили до полусмерти, когда поймали за воровством ветчины.

Однако для Ады казалось сродни чуду, что из всех людей именно Стоброд оказался примером того, что не имеет значения, как много плохого было сделано в жизни, все равно можно найти способ это искупить, хотя бы частично.

Брачное ложе — в крови

Инман бродил по горам несколько дней, заблудился и потерял направление из-за скверной погоды, затянувшейся надолго. Казалось, дождь шел примерно с новолуния и до наступления полной луны, но и этого нельзя было утверждать наверняка, разве только считать дни от падения первой дождевой капли, потому что за все это время не было ни единого проблеска в небе. Инман не видел солнца, луны или звезд по крайней мере неделю и не удивился бы, обнаружив, что все это время он ходил кругами или геометрическими фигурами более сложными, но все равно замкнутыми. Чтобы не сбиваться с дороги, он старался выбирать ориентиры — какое-либо дерево или скалу — прямо перед собой и идти к ним. Он продолжал так делать до тех пор, пока ему на ум не пришла мысль, что те ориентиры, которые он выбирал, могли все соединяться между собой в большой крут, и в таком случае какая разница — шагать по большому кругу или по маленькому. Итак, он шел вслепую через туман, придерживаясь какого-то курса, который казался ему на тот момент ведущим на запад, и старался получать удовольствие просто от движения вперед.

Он пользовался лекарством, которое дала ему старуха, пока оно не закончилось, и вскоре раны на голове превратились в маленькие сморщенные шрамы, а на шее образовался твердый серебристый рубец. Боль успокоилась, превратившись в отдаленный шум, как река, о существовании которой узнаешь, слыша лишь отдаленный гул ее течения. Но от тяжелых мыслей он не излечился.

Его мешок для провизии опустел. Сначала он охотился, но высокий пихтовый лес, похоже, покинула всякая живность. Затем он пытался отыскать в реке раков и потратил несколько часов на то, чтобы наполнить шляпу, но, когда сварил их и съел, не почувствовал сытости. Он ободрал молодой вяз и жевал полоски коры, потом съел шляпку ярко-красного гриба, большого, как блин. Вскоре он свалился у ручья, чтобы зачерпнуть ладонью воды и вытащить растущий на дне дикий кресс-салат.

Как-то днем он очнулся, обнаружив, что ползет по мшистому берегу ручья, как дикое животное, касаясь края воды; его лицо было мокрым, во рту ощущался резкий вкус кресс-салата, а в голове — ни единой мысли. Посмотрев в заводь, он поймал свое отражение, смотревшее на него снизу вверх, колышущееся и зловещее, и тут же сунул в воду палец, чтобы разрушить этот образ, так как у него не было никакого желания на себя смотреть.

«Господи, если бы у меня выросли крылья и я мог бы летать, — подумал он. — Я бы улетел из этого леса, мои огромные крылья понесли бы меня высоко вверх и далеко отсюда, ветер свистел бы в моих длинных перьях. Мир развернулся бы подо мной как яркая картина на свитке, и не было бы ничего, что удерживало меня на земле. Реки и горы проплывали бы подо мной. И я бы поднимался и поднимался, пока не превратился в темное пятнышко на чистом небе. Лететь куда хочешь. Жить на деревьях среди ветвей и в скалах. Отблески человеческого сознания могли бы возникать снова и снова, как посланники, желающие вернуть меня назад, в мир людей. И каждый раз безуспешно. Подлететь к какой-нибудь высокой вершине и сесть там, обозревая яркий свет обычного дня».

Он сел и прислушался к разговору ручья на круглых камнях, шуршанию дождя в упавших листьях. Мокрая ворона опустилась на ветку каштана и попыталась стряхнуть воду со своих перьев, а потом сидела, сгорбившаяся и взъерошенная. Инман встал, выпрямился и пошел, как и было предписано ему судьбой, пока не наткнулся на заросшую тропу.

На следующий день он вдруг почувствовал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел маленького человека со свиными глазками, одетого в линялые широкие брюки и черный сюртук, который бесшумно шел вслед за ним, причем так близко, что Инман мог бы дотянуться до его шеи и задушить.

— Какого черта? Ты кто? — спросил он. Человек скрылся в лесу и присел на корточки за большим тополем. Инман обошел тополь и посмотрел. Никого.

Он продолжал идти, все время оборачиваясь. Он крутил головой, стараясь поймать тень следующего за ним человека, иногда ему это удавалось. Незнакомец снова шел за ним, но как только Инман оборачивался, он прятался в лесу. Инман подумал: «Он определяет направление, по которому я иду, а потом донесет об этом отряду внутреннего охранения». Вытащив «ламет», он помахал им.

— Я застрелю тебя, — крикнул Инман в лес. — Если будешь следить за мной, я выстрелю, даже раздумывать не буду. Я проделаю такую дырку у тебя в животе, что через нее пробежит собака.

Человек со свиными глазками отстал, но продолжал идти за ним, бесшумно двигаясь среди деревьев.

Наконец, когда Инман обогнул поворот дороги, он выступил из-за скалы прямо перед ним.

— Какого черта тебе нужно? — спросил Инман.

Коротышка приложил два пальца ко рту и держал так мгновение. Инман вспомнил этот жест — это был один из сигналов «Красной стрелы» или «Героев Америки», только он не мог вспомнить, что это означает. Один санитар-доброволец в госпитале говорил, что есть люди, сочувствующие федералам. Все они не лучше масонов, так как пользуются тайными знаками. Инман в ответ тоже изобразил знак, приставив палец к правому глазу.

Коротышка, улыбнувшись, сказал:

— Сейчас плохие времена.

Инман понял, что следует ответить другой кодовой фразой. Правильный ответ должен звучать так: «Да, но мы ждем лучших». Затем ему зададут вопрос: «Почему?» — и тогда нужно ответить: «Потому что мы ищем пути нашего освобождения».

Вместо этого Инман сказал:

— Можешь не стараться. Я не Герой Америки и ни кто-то там еще. Я никогда не сочувствовал ни этому течению, ни какому-либо другому.

— Ты стоишь в стороне?

— Я стоял бы в стороне, если бы мог лгать.

— Как и я. Я тоже ни к кому не присоединяюсь. Мой сын был убит в Шарпсберге, и с тех пор я не дам и щепотки дерьма ни за одну из сторон.

— Я был в Шарпсберге, — сказал Инман. Мужчина протянул руку со словами:

— Поттс.

Инман тряхнул его руку и назвал свое имя.

— Как было в Шарпсберге? — спросил Поттс.

— Примерно так же, как и везде, только больше стрельбы, чем обычно. Сначала они били из пушек по нам, потом мы по ним. Потом были атака и стрельба картечью и из ружей. Много ребят погибло.

Они постояли, глядя на ближайший лес, затем Поттс сказал:

— Уж больно плохо ты выглядишь — кожа да кости.

— Еды было мало, дорога была тяжелой, и шел я медленно.

— Я бы дал тебе что-нибудь поесть, но у меня ничего нет. Там, дальше по этой дороге, в трех или четырех милях отсюда, живет одна молодая женщина, которая накормит тебя и не будет задавать лишних вопросов.

Хлынул дождь, его косые струи сильно секли лицо. Инман, завернувшись в просмоленную подстилку, шел не замедляя шага. Он был похож на пилигрима в сутане с капюшоном, на темного монаха, скитающегося по дорогам для спасения души, находя лекарство в том, чтобы уйти от соприкосновения с грязью мира. Капли дождя падали с его носа и бороды.

Примерно через час он добрался до дома, который описал Поттс. Это была одинокая маленькая хижина из отесанных бревен, всего в одну комнату, стоявшая над дорогой у входа в сырую лощину. Стекла в окнах заменяла промасленная бумага. Тонкая струйка бурого дыма поднималась из дымохода, сделанного из деревянных жердей, обмазанных глиной. В маленьком загоне на склоне холма топталась свинья. В углу между стеной дома и дымоходом притулились клети для кур. Инман шагнул в ворота и крикнул, давая знать о своем присутствии.

Дождь теперь превратился в ледяную морось. Щеки Инмана свело от холода так, что казалось, будто они смерзлись изнутри. Ожидая ответа, он осматривал заросли лавра, растущие сразу за изгородью; лед начал покрывать его красные ягоды. Инман крикнул снова. Молодая женщина, скорее девушка, приоткрыла дверь, высунула голову и снова скрылась. Он услышал треск щеколды, запирающей дверь. «Ей есть чего бояться», — подумал Инман.