Даниил Аль - Хорошо посидели!

• Название: Хорошо посидели!
• Автор: Даниил Аль
• Издательство: Нестор-История
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98187-608-0

Даниил Аль — известный ученый и писатель. Его тюремные и лагерные воспоминания посвящены людям, которые оставались людьми в сталинских тюрьмах и лагерях. Там жили и умирали, страдали и надеялись, любили и ревновали, дружили и враждовали…

Поскольку юмор, возникающий в недрах жизненной драмы, только подчеркивает драматизм и даже трагизм происходящего, читатель найдет в книге много смешного и веселого.

Следует подчеркнуть важнейшее достоинство книги, написанной на столь острую тему: автор ничего не вымышляет и ничем не дополняет сохранившееся в его памяти.

Книга написана живым образным языком и вызовет интерес у широкого круга читателей.

---

— Стой! — крикнул солдат. — Спущу собаку, не убежишь, да и покусана будешь!

Пес натянул поводок, зарычал. Светка остановилась. Вся как-то сжалась в комок. Солдат дал собаке команду, и она, сев на задние лапы, затихла.

— Что, попались, голубки-голубчики? — хохотнул солдат и приблизился к нам, сматывая по пути поводок. — За уход с назначенного в пропуске маршрута — знаете, что бывает?

— Знаем, — отвечал я. — Пропуск на бесконвойное хождение отнимут.

— Это еще как посмотреть, — продолжал надзиратель. — Могут и за побег посчитать. Тогда по второму сроку каждому из вас, голубчики, накинут.

— Отпустите нас, гражданин начальник, — взмолилась Светка. — Мы больше не будем.

— Больше не будете? — рассмеялся надзиратель. — Вот разошлют вас по этапам на разные лагпункты, а то и по разным лагерям. Вот тогда уж точно больше не будете.

— Простите, гражданин начальник. Отпустите нас. А я уж вас отблагодарю, — пролепетал я.

— Ваше счастье, что на хорошего человека нарвались. Другой бы не отпустил. Отвел бы к начальству и еще благодарность бы заработал за поимку нарушителей бесконвойного режима. Ладно. Хрен с вами. Разбегайтесь по одному. Давай, ты первый иди, — сказал он мне. — Да и побыстрей. Не то передумаю. Ну давай, дуй до горы. Чего стоишь?!

Я не двигался. Сразу понял, в чем состоит его «доброта». Он надумал прогнать меня, чтобы остаться с моей девчонкой здесь или отвести ее отсюда в сторонку. Нет, не уйду. Ни за что не уйду. «Будь что будет», — решил я.

— Так не пойдет, гражданин начальник, — сказал я. — Вместе мы с ней сюда пришли, вместе и уйдем. Ведите нас к начальству.

— А ты чего за нее говоришь? — спросил надзиратель. — Может, она не желает из-за тебя пропуска лишиться или, тем более, дополнительный срок схлопотать?

— Я с тобой не останусь, начальничек, — сказала Светка. — Веди нас в Ерцево.

— Ну что ж, хотел я с вами по-хорошему. Не получилось! — со злобой в голосе произнес надзиратель. — Ну, ты пойдешь? Последний раз спрашиваю, — обратился он ко мне.

— Один не пойду.

— Ах, ты не пойдешь?! Тогда побежишь! Наперегонки с собачкой. — Надзиратель нагнулся к собачьему ошейнику, намереваясь отстегнуть поводок.

— А такое слово из трех букв, — продолжал он, — знаешь? Вот сейчас скомандую «фас», и побежишь.

— Беги, Серега! — вдруг закричала Света. — А я в другую сторону. Двух собак у него нет! Кто до Ерцева добежит — доложит, как все было. — Света явно изготовилась бежать в чащу леса.

— Ну, что ты доложишь?! Что ты доложишь, сучонка ты этакая! — закричал надзиратель. — О себе не забудь доложить. Мой рапорт дополнишь. А я, — продолжал он, — свою службу исполняю. И ничего против режима не совершил. Ну все, все.

Он дернул поводок. Собака зарычала и встала в стойку.

— А ну, пошли! — крикнул нам надзиратель. — Держаться рядом! Не разговаривать! А ну, пошли, говорю!

Пошли мы со Светкой рядом, держась за руки. Всю дорогу молчали. Так и пришли в Ерцево».

Такую вот историю рассказал мне Сергей Фоминцев.

Начальник 15-го женского лагпункта отправил Светлану (фамилию ее я не запомнил, да, кажется, и не называл мне ее Сергей) очередным этапом в какой-то другой лагерь. Либеральный начальник режима нашего 2-го лагпункта, капитан Тюгин, назначил Сергею куда более легкую меру наказания — десять суток отсидки в БУРе, в бараке усиленного режима. Так официально именовался лагерный карцер, на языке заключенных — «трюм».

— Пропуска тебя не лишаю, — сказал Тюгин Сергею. — После БУРа выйдешь за зону на свою работу. Но смотри, больше не попадайся! — добавил капитан, грозно нахмурив брови и погрозив пальцем.

Фоминцев, само собой, обещал больше не попадаться. И, насколько мне известно, обещание сдержал, больше не попадался.

Кобыла легкого поведения

Июль. Несносная жара. Основное население нашей зоны на работах: кто на лесоповале, кто на лесозаводе, кто на базе, кто на конпарке. В зоне только больные и «придурки», то есть те, кто работает в конторе, на кухне, в хлеборезке, в медчасти, дневальные бараков.

И больные, и те, кто может прервать свою работу в душных помещениях, вышли на свежий воздух и расположились под стенами бараков, где можно укрыться в тени. Тихо. Над зоной воцарилась сонная одурь. Водовоз, разливший по точкам свою бочку воды, выпряг потную кобылу из оглобель, пустил ее пастись на широкой зеленой лужайке между бараком и хлеборезкой, а сам разлегся в тени барака и сладко заснул. Словом, тишина и покой. Непривычно это. Так на зоне не бывает. Просто не может быть, чтобы ничего не происходило. А раз так быть не может, значит, что-то обязательно произойдет.

Какой-то молодой парень из воров, проходя мимо спящего водовоза и его мирно пасущейся лошади, на мгновение остановился, что-то сообразил и сорвался с места. Он быстро обежал несколько бараков, в которых нашел своих из числа воров, «закосивших» от работы. Вскоре немного поодаль от спящего водовоза собрался небольшой «совет», что-то явно решавший — что и как делать, чтобы устроить для себя и для прочих, находящихся в зоне, очередной «сеанс».

Посовещавшись, кучка рассыпалась. Каждый из заговорщиков помчался выполнять свое поручение.

Надо сказать, что выдумке, находчивости, предприимчивости в организации всевозможных потех, которыми обладают многие из воровской среды, мог бы позавидовать иной театральный, тем более, эстрадный режиссер. Речь, разумеется, идет только об аксессуарах, предметах, элементах костюмов, которые идут в ход и появляются порой вдруг неизвестно откуда. Что касается содержания осуществляемых блатными спектаклей — нормальные режиссеры до него тем более не дойдут. И слава богу, как говорится[16].

Довольно скоро на лужайке в ожидании интересного зрелища собралось много нашего лагерного люда. Организаторы спектакля действовали на удивление быстро и ловко. На голову лошади надели чепчик, сотворенный из цветной яркой наволочки, позаимствованной из бани, и бинтов, из которых сделали ленты и бант. Откуда ни возьмись, появилась плошка с разведенным суриком. С помощью малярной кисточки кобыле накрасили губы. Затем ее подвели к завалинке соседнего барака и поставили к ней задом. Тотчас на завалинку вскочил исполнитель главной роли. Одной рукой он стал расстегивать штаны, другой — попытался поднять кобыле хвост. Лошадь явно забеспокоилась. Но было предусмотрено и это. Двое здоровых ребят держали лошадь под уздцы, а третий парень поднес к лошадиным губам добытую на кухне миску с сахарным песком. Деликатесное угощение отвлекло кобылу от всего остального, и главный артист, сумел-таки приступить к исполнению своей роли.

Непросто описать реакцию собравшихся на лужайке зрителей. Аплодисменты, свист, одобрительные возгласы, соответствующие «советы» — все это слилось в такой шум и рев, что разомлевший в сладком сне водовоз проснулся и вскочил на ноги.

— Вы что! Вы что это делаете, сукины дети? — завопил он и двинулся было к своей лошади. Такая его реакция была также предусмотрена. На пути водовоза возник специально поставленный на это дело парень, который протянул вознице картинно вытащенную из-за спины поллитровку.

— Прими, батя. От нее не убудет, а тебе прибудет.

Зрители бурно одобрили и эту сцену.

Водовоз, надо сказать, не стал артачиться и, не мешкая, засунул бутылку в карман своих брезентовых штанов, хорошо прикрытый толстым клеенчатым фартуком.

Вечером вся зона, то есть и те, кто днем был на работах, знала о происходившем. В предвидении повторения назавтра столь интересного представления многие заполнили медпункт с жалобами на различные недомогания. Кое-кто из мелких воришек устроил себе так называемую «мастырку» — нарочное саморанение. Например, такое: на руке или на ноге иголкой выковыривается небольшая ранка; затем с помощью иголки мастырщик добывает комочек гнили либо из своего же испорченного зуба — самый надежный вариант, — либо гниль, застрявшую между зубами; той же иголкой гниль заносится в ранку. Через несколько часов, скажем, наутро, поврежденная таким способом рука или нога распухает до размеров полена. Перспектива гангрены и, значит, ампутации больной конечности мало кого из блатных пугает. Зато нужный результат обеспечен: бюллетень, освобождение о работы или отправки на этап — гарантированы.

Существует немало и других способов устроить себе невыход на работу: договоренность, за ту или иную мзду, с нарядчиком, выкликающим по утрам на работу, или со своим бригадиром насчет замены своей, скажем, дневной смены на ночную или переноса своего будущего выходного дня на сегодня. Можно открыто отказаться от выхода на работу, намеренно лишая себя хлебной пайки или обрекая себя на отсидку в БУРе, или на этап в отдаленный лагпункт, а то и вообще в другой, еще более тяжелый, чем наш, лагерь.