Георг Кляйн - Будущее

• Название: Будущее
• Автор: Георг Кляйн
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013

В рассказе «Будущее» немецкого писателя Георга Кляйна (1953) повествование ведется от лица сотрудника спецподразделения, занятого поиском тайных стоянок нелегальных эмигрантов. Дело происходит в недалеком будущем, когда, как это представляется автору, одни люди станут украдкой обретаться на новых территориях, а следопыты из коренных жителей — выслеживать места обитания пришельцев. Перевод Анатолия Егоршева.

---

Георг Кляйн. Будущее

Таких хороших шлемов у нас еще не было; их веса ты почти не ощущаешь. Шею ничто не сковывает, и ты можешь так нагнуть голову, что под черными полукружьями наколенников увидишь голенища своих сапог. Оптимально подогнанное забрало не запотевает даже тогда, когда твоя нога ступает в подземный гараж, который сочащаяся отовсюду вода и трубы отопления с допотопной изоляцией превратили в царство густого тумана. Но ты невольно проводишь левой перчаткой по прозрачному стеклу: никак не можешь отвыкнуть от шлемов старых образцов.

Больше всего нам нравится действовать в многоэтажных парковках, в фойе, холлах, столовых и в самых различных залах. Зайдя туда с соблюдением всех мер предосторожности, мы можем окинуть их взглядом за минуту-другую, а то и за десяток секунд. И тем не менее всякий раз кого-то или что-нибудь не заметишь. На днях, в заброшенном кинотеатре, прямо посреди рядов кресел, похожих на недвижные темно-красные волны, поднялась, оскалив зубы, овчарка. У ног ее на бархате сломанного сиденья лежали три голых, желтоватого цвета, еще слепых щенка. В то время как мы прочесывали зал, наш командир с выражением абсолютного спокойствия на лице прошел мимо их мамаши так близко, что она, высунув морду над спинками кресел и щелкнув челюстями, оставила в упругой мякоти его налокотника четыре глубоких бороздки.

Собственно говоря, крупных животных тоже можно причислить к вторичным обитателям и нередко имеет смысл обратить на них особое внимание. В пустующем офисном здании, построенном в годы бума, мы однажды проследовали за подозрительно упитанной кошечкой до самого верхнего этажа. Дочиста вылизанная миска, к которой она вела нас с доверием и надеждой в зрачках, стояла у входа в нелегальный пошивочный цех. Окна еще не покрылись налетом пыли и свободно пропускали потоки солнечного света. Швейные машинки фабричного типа были привинчены к столам. Майки с эмблемой фирмы, изделия которой с превеликой охотой подделывают по всему миру, аккуратными стопками покоились в картонной транспортной таре. Только осклизлый нарост зеленоватой плесени в бумажном стаканчике для кофе свидетельствовал, что последний рабочий день закончился уже довольно давно.

Практика показывает: вторичный обитатель использует остатки ресурсов первичного пользования. Ему важно устроиться там, где есть основные средства к существованию: сухие помещения, тепло, свежий воздух, питьевая вода и свет. Организованные группы — банды или кланы — заботятся еще и о том, чтобы имелась элементарная сантехника, а также пути к отступлению на случай нашей атаки. Страх заставляет быть изобретательным, а порой — даже старательным. С неделю назад мы оказались перед шахтой лифта, внутри которой целых две искусно сплетенные веревочные лестницы перекрывали пространство в шесть этажей.

Вчера нам, как уже нередко случалось, помогло наше обоняние. Хотя новые шлемы можно в один прием сделать полностью герметичными и дышать через микроволоконный фильтр в подбороднике, вдыхаемый воздух тогда уже так чист, что учуять какую-нибудь гарь просто невозможно. Дым же — не только зимой, но и в другие времена года — прямо указывает на то, что подведомственное нам пустое здание оккупировано вторичными обитателями. Бывшая школа, которую мы решили обследовать по заявлению лицензированного сборщика металлолома, занимает семь приземистых зданий, пока еще нигде не поврежденных пожаром. На площадку между ними нас доставил действительно ультрабесшумный электробус. План расположения помещений, появившийся перед каждым бойцом на прозрачном экранчике в левом верхнем углу забрала, оказался верным. Мы осмотрели уже две трети прежних учебных классов, когда в нос нам ударил запах горящего дерева.

Не думаю, что кто-нибудь слышал, как мы проникли в здание. Подошвы наших сапог изготовлены из пенопласта, который позволяет двигаться по любой поверхности почти беззвучно. Микрофоны в шлемах реагируют даже на шепот, сравнимый с дуновением ветерка. И все-таки нас заметили. Они уже выходили нам навстречу, распахивая двустворчатую дверь. Опустив стволы, мы отпрыгнули к правой стене, дабы избежать столкновения и дать им возможность уйти по достаточно широкому коридору. Потом, при просмотре видеопленки, выяснилось, что их было ровно две дюжины. Кроме четырех мальчиков, все остальные — молодые женщины. У всех за плечами черные нейлоновые рюкзаки. Лишь у одного из мальчиков пожитки еще болтались в руке. Девушка, которая вела беглецов, выкрикнула на тюркском языке команду, однако расшифровать ее полностью не удалось.

Раньше, когда я только начинал служить, мы обычно брали последнего — того, кто замыкал группу неслучайно. Сегодня начальство ограничивается сравнением видеоматериала с морфологическими признаками из базы данных. Внешность народов и племен Центральной Азии будто бы не меняется с течением времени, и уже по разрезу широко раскрытых глаз, высоте скул и изгибу губ можно судить о национальной принадлежности тех, кто только что был изгнан с подвластной нам территории. Не исключено, что такое мнение — не более чем бабушкины сказки. Как бы то ни было, статистика пополняется этим методом уже на следующий день после выдворения нежелательного люда.

Стоянка, покинутая из-за нашего появления, выглядела симпатично. На самодельной плите булькал то ли густой суп, то ли айнтопф; через дыру, аккуратно пробитую в кирпичной стене, дым уходил в лестничный пролет, откуда улетучивался, теряя всякий цвет. Спальный отсек состоял из кабин различной величины, отделенных друг от друга полотнищами, исконное назначение которых оставалось для меня какое-то время неясным. Пол был устлан синими матами, извлеченными, по всей видимости, из кладовки спортзала. Погасив огонь на плите с помощью сухой пены, мы, как обычно, принялись обследовать помещение на предмет наличия в нем оружия и опасных взрывчатых веществ, которые в бесчисленных вариантах изображены и описаны в наших учебниках, но, к счастью, почти никогда не встречаются нам в ходе повседневных акций.

Я шагал по жестким матам. Нагнулся, чтобы поднять оставленный спальный мешок и потрясти его. Взглянув затем вокруг себя, я понял, чем бивак разделен на недоступные стороннему глазу клети и клетушки. Это были такие же большие географические карты и наглядные пособия, какие в первые годы моего школьного обучения иногда еще приносили в наши классы, зажав тяжелые свитки под мышкой, пожилые доброжелательные учителя. Верхнюю рейку тогда закрепляли в прорезях стоек. Здесь же, в общей спальне вторичных обитателей, они свисали на шнурах прямо с потолка: многочисленные, давно находящиеся в стадии распада государства Африки, лесные и луговые птицы здешнего края, красно-синие переплетения вен и артерий человека.

Проскользнув через очередную щель, я наткнулся на забытого. Он спал. Вспугнутые нами товарищи не успели или не захотели его толкнуть. Показывая, как всегда, образцовую выучку, бойцы нашего отрада продвигались вперед бесшумно. Мальчугана не разбудило даже шипенье огнетушителя. Он не достиг еще подросткового возраста и наверняка был любимцем клана. Шапка, уши которой прикрывали щеки, была сшита, скорее всего, из войлока. И покрой ее, столь же достоверный, как всякий исторический костюм, показался мне татарским или монгольским. Хищник, вытянувшийся в прыжке, — логотип фирмы, производящей спортивные товары, — был наклеен на войлок и лишь усиливал фольклористичное впечатление от головного убора. Мальчуган зашевелился. Он засопел, повернулся на бок и еще раз втянул в себя воздух с тем трудноописуемым блаженством, с каким это делают только спящие дети. Быть может, он почувствовал мой последний шаг, но колыхание довольно твердого мата было не настолько сильным, чтобы разбудить его.

Таких сапог у нас еще не было. Даже самая твердая поверхность ощущается благодаря их микропористым подошвам как листва, как снег, как слой пуха и пера. И в то же время ты уверен, что крепко связан с землей, что каждой клеточкой тела чувствуешь ее ширь: ты словно шагаешь по ней босиком. Я поднял голову в легком, почти невесомом шлеме. Обернулся и долго, с интересом, разглядывал карту с пестрым узором старых и новых федеральных земель последнего германского государства. Слегка тронул перчаткой то место, где мы, по идее, должны были находиться. А потом я и мои сапоги сделали очень широкий и очень осторожный шаг, чтобы беззвучно выскользнуть через ближайшую щель из алькова юного вторичного сновидца.