Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

• Название: Боги войны в атаку не ходят (сборник)
• Автор: Олег Тарасов
• Издательство: ООО «ЛитКараВан».
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-902113-47-8

Действие повести охватывает закат советской эпохи и последующие переломные годы. Выпускник артиллерийского училища Геннадий Фалолеев направляется прохождения воинской службы в одну из забайкальских частей, где попадает под начало опытного и достойного командира батареи — капитана Григорьева. Офицеры быстро находят общий язык — они делят между собой печали и радости, как личные, так и служебные; намечают себе жизненные цели, стараются их воплотить… Скорый развал Советского Союза кардинальным образом меняет судьбы обоих героев. Молодой Фалолеев, не видя армейских перспектив, бросает службу, пробует пристроиться в новой жизни. По совету любимой девушки он затевает авантюру с чужими деньгами. Авантюра оборачивается тяжкими потерями и несколькими годами жестоких невзгод. Всё это заставляет Фалолеева вернуться к событиям минувших лет, возобновить отношения со старыми знакомыми, в числе которых и его бывший командир Григорьев…

---

— Да… — донёсся ответ, и радость сладкой, приятно разливающейся истомой охватила его измождённое долгим горем нутро…

Глава 26

Утром следующего дня белая, неприметная «Тойота» Олега Михайловича стояла на улице Амурской, в двух кварталах от гостиницы «Даурия». Григорьев не мог сидеть в машине по причине нервозного состояния, он прохаживался по тротуару вдоль облупленного двухэтажного, царской постройки здания, привести в божеский вид которое у городских властей пока не дошли руки.

Григорьев вертел лысой головой с настороженностью пограничной овчарки, подёргивал плечами в ответ на утреннюю осеннюю свежесть и беспрестанно впадал в непростые размышления. Противоречивый диалог, раздирающий его мозги в разные стороны, без труда прочитался бы на лице Олега Михайловича мало-мальски внимательным человеком.

Как ни погружался в беспокойные думы Григорьев, взгляд его регулярно утюжил другую сторону улицы — объектом его пристального внимания был продовольственный магазин, похожий на длинный, покосившийся от времени курятник с маленькими неприглядными окнами, несколькими разболтанными дверьми и облепленный неказистыми вывесками, среди которых самая крупная была заделана под старину, с окончанием на «Ъ» — «ПродРядЪ».

Высматривал здесь Григорьев бизнесмена со странной фамилией Горупай, того самого, на которого его навёл Андрей. И когда к магазину подкатил чёрный сияющий «Mark-П», то Григорьев будто получил отмашку, рванул с места и быстро подошёл к высокому плечистому мужчине, грузно вылезшему из водительского сиденья.

— Вы Горупай? — перед столь представительным собеседником — в чёрной водолазке, в распахнутом пиджаке из дорогой английской шерсти, Григорьев захотел показаться посолидней — выпрямил спину, сжал посуровее губы.

Но, попав под тяжёлый, недружелюбный взгляд мужчины, сразу догадался, что тот его весовую категорию всерьёз не воспримет ни при каких ухищрениях.

— Ну? — мужчина нетерпеливо, без всякого расположения, повёл выпуклым, тщательно бритым подбородком. Для него

— раскрутившего серьёзный и опасный бизнес в острой конкурентной борьбе, под бандитским разорительным надзором, давно не было новостью, что счастье и деньги человек добывает своими руками, а вот так внезапно, как из подворотни, люди суются лишь с проблемами.

«Серьёзный мужик», — никак не мог отделаться от парализующей мысли Григорьев и, смешавшись с заготовленными вводными фразами, сразу принялся выкладывать суть.

— Наш общий знакомый… Гена Фалолеев… как я знаю, о себе память плохую оставил…

— Ну? — хозяин «Марка» так и не позволял себе ни приветливости, ни многословия.

Григорьев впал в неловкость, потому как ожидал если не благодарности за ценную информацию, то хотя бы проявления интереса. Похлопав растерянно себя по карманам, он полез за бумажкой в сиреневую ветровку.

— Его можно в городе найти… вот тут… если что, — рука с адресом Риты чуть подалась вперёд и замерла.

Этот самый Горупай вовсе не торопился забирать листок, а тем более рассыпаться за сведения «спасибом». Он ещё раз, внимательно оглядел Григорьева, словно желая придавить взглядом к асфальту, с неподдельным равнодушием бросил.

— Дело прошлое.

«Опять прошлое!» — едва не матюгнулся в сердцах Григорьев. Конечно прошлое, он и сам знает! Да только этот чертяка Фалолеев, вылезший из никому не нужного прошлого, достаёт его в настоящем! И ещё как достаёт!

Неловкая для Григорьева пауза затягивалась, мужчина зорко покосился глазами по сторонам, как бы проверяя шустрого доброхота на «хвост». «Горупай, Горупай, поскорее забирай!» — вдруг сложилась в голове у Григорьева строчка на мотив «Каравая». Наконец, тот аккуратно, внешне не проявляя интереса, взял адрес, сунул его в нагрудный карман дорогого пиджака.

Не выражая эмоций и не говоря ни слова, бизнесмен повернулся уходить.

— Минуточку! — раздалось ему вслед.

Григорьев стоял весь красный, возбуждённый, за ним оставался самый главный шаг, самый главный ход, без которого донос сработает холостым выстрелом, пшиком: суровый хозяин «Марка» должен быть извещён о новом облике должника. И фраза об этом означала для Григорьева окончательную сдачу Фалолеева.

— Один нюансик, — голос Григорьева против воли окрасился нервозной хрипотцой. Горупай грузно сделал пол-оборота назад, поднятыми вверх широкими, густыми бровями изобразил не совсем приятное, но вынужденное для него ожидание.

— Прежнего вида у него и близко нет. Худой, лысый… прихрамывает, на лице вертикальный шрам…

* * *

Рита гладила Егорке футболки, рубашечки, шортики, гладила, отстранившись от мира. Тягостные мысли столь навязчиво одолевали её, что ей не хотелось даже урывками смотреть в телевизор. Она пристроилась с гладильной доской так, чтобы стоять к нему спиной. Другой и, пожалуй, главной причиной того, что она почти уткнулась лицом в стену, были обильные слёзы, которые она не желала показывать сыну.

Руки Риты сами собой водили утюг, так и сяк вертели детское бельё, а из головы не шёл Фалолеев. Перемена Гены из холёного, самодовольного красавца в несчастного, пришибленного судьбой изгоя, его появление в столь жалком, покалеченном виде поразили Риту до тех потаённых сердечных глубин, которые, как ей думалось, уже надёжно были прикрыты забвением и крепко огорожены иммунитетом на несчастную любовь, который она выработала в себе сама и где для пущей памяти повесила незримые таблички «Не заступать!»

От той любви всё развеялось через страшную боль и бессонные ночи… но приезд Геннадия, лавина признаний нужных и не нужных, приятных и пугающих, настойчивые предложения соединиться, то робкие, умоляющие, то вопиющие о личном горе, то переходящие в вызывающий натиск, — тут было намешано всего много и сумбурно (но, без сомнения, искренне), обнаружили для Риты задачу чрезвычайно сложную. Решительно, тотчас выпроводить гостя за дверь она оказалась не в состоянии, а потом ниточка, за которую с такой надеждой ухватился Фалолеев, окрепла и теперь для её разрыва требовалась гораздо большая сила.

Появление Фалолеева аукнулось неприятностями и Олегу Михайловичу. Григорьев не заполнял собой того сердечного пространства, которое отвела Рита для любви даже с учётом предупреждающих «табличек». Уважение, взаимная ответственность, привязанность — вот через что она обустроила с Олегом отношения, но никак не через крепкую любовь.

А Фалолеев, что ворвался в их жизнь хоть и смятенным, но нахрапистым пиратом, немедля кинулся на абордаж этих пусть и весомых, добропорядочных принципов, но совсем безоружных против сильной любви между мужчиной и женщиной…

В гот вечер, когда Фалолеев нежно прижимался к потрёпанной капитанской шинели, с Ритой тоже произошло необычное событие: кто-то невидимый внутри неё, улучив момент душевной слабости, вырвал у ней перед собой же обязательство принять Гену. Внутренний голос настойчиво втолковал Рите — раз путь несчастного Фалолеева выложился сюда, в далёкую Читу, значит, это имело смысл, и ей этому смыслу надо подчиниться.

Она неожиданно для себя согласилась взвалить ношу этого неведомого смысла, но уже через пять минут вновь и вновь пытала собственный разум: что же руководит ею в этом нелепом обязательстве — жалость или любовь? Она терзалась и искала ответа, в чём для неё сокрыт смысл воскрешения объекта прошлой любви? Но ответа по-прежнему не находила, а внутренний голос ничего не пояснял, он, казалось, имел одну задачу — будоражить нервы и лишать покоя.

В результате великого смятения, боясь отступиться от обещанного, Рита стала с особым страхом ждать Фалолеева. Но тот не беспокоил её ни в день душевной капитуляции, ни в следующий. Трескучий звонок если и оживал, то за дверью непременно оказывались Олег Михайлович или её мать.

Без фалолеевских визитов прошло ещё пять дней, и Рита так истерзалась их боязнью, что дала себе новое слово: «да» действует ровно неделю с момента подчинения её внутреннему голосу. Потом хватит — она никому ничего не должна!

Сегодня вечером, когда выходил назначенный срок, Рита занесла с балкона ворох стираного белья. Она посмотрела на часы с большим облегчением: «Всё! Прощай, Геночка Фалолеев! С какими объяснениями теперь ни заявишься, ответ будет один — нет! Нет! Нет!» Решительностью для отказа Рита наполнилась небывалой — «Сам виноват, дважды своими руками счастье упустил!» Значит, так суждено свыше, а лично она чиста…

И всё же, взявшись за утюг, Рита горько заплакала: Гена, Геночка… бесшабашный, бедный Генка!

Она рыдала, кусая губы, и знала — сегодняшние слёзы, самые обильные и самые отчаянные за этот злополучный месяц, последние из-за Фалолеева. В них окончательная точка его и её отношений, точка пусть и скорбная, нелёгкая, но зато жирная и сулящая облегчение. История закрыта на семь замков и ни при каких обстоятельствах пересмотру не подлежит!