Эдуард Тополь - Женское время, или Война полов

• Название: Женское время, или Война полов
• Автор: Эдуард Тополь
• Жанр: Триллер

Увлекательный роман знаменитого Эдуарда Тополя — прославленного драматурга и сценариста, но прежде всего известного и любимого во всем мире писателя, книги которого изданы во всех европейских странах, в США, Японии и, конечно, в России.

Череда странных убийств, жертвами которых становятся все новые и новые женщины… На первый взгляд эти преступления ничем не мотивированы.

Но даже для самого жестокого маньяка их — слишком много. Так что же это? Беспощадный эксперимент? Атака потусторонних сил? Или — война полов, которую мужчины восприняли буквально? Женщины должны ответить на этот вопрос — пока не поздно…

---

Вместе с президентом кассету смотрели его дочь, которая вот уже год была в должности помощника президента, а также ее протеже — моложавый пресс-секретарь президента Сергей Грузицкий и руководитель Администрации президента Алексей Яшин. А показывал им эту кассету генерал Пашутин, начальник Федерального управления силовыми ведомствами.

«— А теперь посмотрим, что такое войны, — продолжал расхаживать по экрану телевизора маленький, как Ролан Быков, профессор. Когда камера отъезжала от его лица, были видны первые ряды большой студенческой аудитории и профессорская кафедра с грифельной доской во всю стену. — Классики марксизма говорят, что войны — это разрешение экономических конфликтов силовыми методами. А биологи говорят: нет, это использование политиками ферментов ненависти, накопившихся в массах. Возьмите самый простой погром — что это? То же самое: сбрасывание негативной энергии, отведение ее потока от истинных провокаторов недовольства населения. Это элементарно, не так ли? Пойдем дальше. В России полно злобы, люди сучатся друг с другом целыми днями, люди с утра до вечера только и делают, что ищут, на кого бы излить свои ферменты гнева и раздражения. Наступите на ногу человеку в лондонском метро — что он вам сделает? Я пробовал. Вы не поверите, они на это улыбаются и говорят: „Итс ол райт, донт вори!“…»

Студенты в университетской аудитории засмеялись, и президент в лимузине чуть скривил свои толстые, как лангусты, губы.

«— Нет, честное слово! — продолжал профессор на телеэкране. — Я его, сукина сына, чемоданом по колену! А ее, капиталистку несчастную, ботинком по ноге в ажурных колготках за сорок долларов — и что, вы думаете, она мне сказала? „Sorry, you are stаnding on my feet!“ — „Извините, вы стоите на моей ноге“. Она передо мной извинилась! У самой слезы на глазах, ей-богу, а на губах улыбка — „извините“! Мне, негодяю!..»

Профессор выдержал паузу, пережидая оживление аудитории, как эстрадный артист пережидает оживление зрителей, уже захваченных его выступлением.

«— А попробуйте наступить на ногу нашему человеку. Он скажет: „Итс ол райт“? А? Попробуйте! — сказал профессор развеселившимся студентам. — Или просто станьте у выхода из метро поперек движения пешеходов и послушайте, что вам скажут. Нет, мне просто интересно, сколько вы устоите…»

Тут профессору опять пришлось переждать смех своих студентов. И даже в лимузине президент и его спутники улыбнулись.

— Ну, ты даешь! Чего ты нам принес этого комика? — спросил президент у Пашутина.

— Еще минуту, пожалуйста! — попросил тот, обращаясь сразу и к президенту, и к его дочери. — Сейчас он перейдет к делу.

«— Тут я в газете прочел, — говорил между тем профессор на телеэкране, — что кто-то кого-то на машине обогнал на проспекте Мира. И что? Шофер, которого обогнали, догнал обгонщика и расстрелял из автомата! На проспекте МИРА! Так дело было или я преувеличиваю? Или я порочу наш город добряков и джентльменов?

— Так! — подтвердила аудитория.

— Спасибо, — сказал профессор. — Итак, мы имеем в нашем народе плотный раствор ферментов с негативным зарядом. Сколько в Москве жителей? Восемь миллионов. А приезжих, командированных, бомжей? Еще два. Говоря языком биохимии, мы имеем в Москве десять миллионов емкостей, до краев заполненных ферментами раздражения, недовольства, горечи, ненависти и тому подобное. Или я не прав? Или по городу ходят и ездят емкости доброты, вежливости, любви и радости?

Аудитория хмыкнула.

— Но если я прав, — тут же подхватил профессор, — если в городе десять миллионов емкостей и если они постоянно сталкиваются друг с другом, трескаются, разбиваются и переливаются друг в друга, то вообразите, какой коктейль у нас получается, — небесам тошно! Кстати, вы не думали, откуда взялось это выражение — „небесам тошно“?..»

— Это можно пропустить, сейчас я перемотаю. — Пашутин нажал кнопку дистанционного управления, профессор на телеэкране защебетал по-птичьи и задергался со скоростью Чарли Чаплина. Но президент остановил Пашутина:

— Не надо. Пусть говорит. Нам все равно до Москвы ехать.

Действительно, Москва с ее гребенкой высотных зданий была еще далеко, за желто-осенним лесным массивом, который пересекала прямая лента пустого правительственного шоссе со «стаканами» охраны через каждые пять километров. Профессор на телеэкране вновь обрел человеческий голос:

«— Дело в том, друзья мои, что далеко не все десять миллионов этих емкостей имеют возможность в течение дня разрядиться и сбросить свои ферменты ненависти или раздражения на подчиненных, соседей в трамвае или на жену и детей. Далеко не все. Во-первых, просто боятся получить в ответ такое!.. (Смех в аудитории.) Да, правильно. А кто у нас имеет возможность разрядиться? Вы скажете: начальство, бандиты и работники сферы обслуживания. Правильно! А сколько их по отношению ко всему населению? Есть статистика: двадцать два процента. Начальства, бандитов, милиционеров и работников сферы обслуживания в Москве ровно 22 процента от общего числа населения. Они свободные люди, у них демократия, ускорение и перестройка, и они изливают на нас свое раздражение, гнев, досаду и прочие негативные ферменты в любой момент…»

— Это какой год? — спросила у Пашутина дочь президента.

— Восемьдесят восьмой, при Горбачеве, — тут же объяснил тот. И услужливо замер в ожидании ее нового вопроса. Но вопроса не последовало, дочь президента отвернулась к телеэкрану.

«— А мы, остальные 78 процентов? — продолжал на этом экране профессор. — Куда мы несем этот коктейль своих эмоций? Вы скажете: в семьи — женам, детям, родителям. Но во-первых, не каждой жене скажешь все, что хотел бы ей сказать! Правильно? А даже если и сказал, если сбросил на родственников и жен свои негативные ферменты — куда наши родичи их девают? Глотают, растворяют в море своей доброты, любви и всепрощения? Скьюз ми!..»

Судя по качеству изображения, лекция профессора была снята издали, с верхних рядов аудитории и человеком, который не умел пользоваться трансфокатором и потому нестабильно держал профессора в центре кадра. Иногда лицо профессора вообще исчезало с экрана, и камера искала его вслепую, по голосу:

«— …Следовательно, к ночи мы имеем в Москве, ну, скажем, 10 условных мегатонн негативных ферментов. Если к утру этот запас никуда не делся, то назавтра к нему прибавляется еще десять, послезавтра еще десять, и, таким образом, каждую неделю в Москве должна происходить резня, как в Ливане. Ан не происходит. Почему? Потому что к утру мы каким-то образом все-таки избавляемся от большей части своего раздражения. Мало кто просыпается утром в бешенстве, гневе или от ненависти. Но вы же знаете: в природе ничто не исчезает. Так куда же девались мегатонны нашей негативной энергии? Тут я должен посвятить вас в природу сна…»

Президент жестом указал пресс-секретарю на холодильник. Тот вопросительно посмотрел на дочь президента, но президент раздраженно сказал:

— Да нарзан мне налей, нарзан!

Грузицкий с явным облегчением открыл холодильничек и налил президенту минеральную воду в разом запотевший стакан.

«— Вообще-то это большая и отдельная тема, — говорил тем временем профессор, — но я не буду входить в детали, а скажу только суть. Тот, кто нас создал — назовите его Богом, природой или Высшим разумом, это все равно, — так вот, он понимал, что играет с огнем, и на всякий случай спрятал от нас пару секретов бытия. Иначе человечество давно бы разобрало эту игрушку — жизнь на мелкие кубики и никогда бы не собрало обратно. И одним из таких секретов является сон. Почему мы спим? Почему, имея всего семьдесят — восемьдесят лет для жизни на этой планете, мы треть этой жизни проводим в совершенно бессознательном состоянии? Вот мой ответ без обсуждения деталей: на ночь нам отключают сознание, и в этом бессознательном состоянии мы сбрасываем в космос негативные ферменты, как подводная лодка сбрасывает отработанную воду. И забираем из космоса энергию положительную. Вот и все. И нет, я думаю, в этой аудитории человека, который хотя бы раз в жизни не испытал во сне состояние полета. Но то был самый простой перебор энергии, ничего больше. Именно во сне происходит наше подключение к батареям космической энергии, и — слава Богу, что во сне! Если бы Бог показал нам наяву, как это делается, если бы открыл дорогу к этим батареям — даже страшно подумать, что человечество сделало бы с этой энергией! Да, так вот представьте, что каждую ночь десять миллионов москвичей выливают в космос тонны своих негативных ферментов. Конечно, Господь не рассчитывал на такую продуктивность социализма, он ориентировался на всяких там сдержанных англичан, ленивых египтян и веселых кубинцев. Но мы же стахановцы, мы передовики, мы авангард человечества! Вот небесам и становится тошно, поскольку природа не знает, куда ей девать эту нашу негативную энергию, — точно так, как мы не знаем, куда девать ботинки фабрики „Скороход“ и рубашки „Москвички“. Куда Госплан сплавляет этот ширпотреб? Я не знаю! А вот что тучи нашей негативной энергии собираются в астрале и висят над Москвой — это даже по нашей погоде видно. Сравните погоду в соседних странах и у нас, и вы сами поймете разницу. Двести пятьдесят миллионов наших людей еженощно сбрасывают в космос энергетические ферменты злобы, отчаяния, бешенства, гнева, и это накапливается, это веками накапливается над Россией! А теперь послушайте идею вашего чудака профессора. Она проста, как слеза. Нужно создать накопитель или конденсатор ненависти — скажем, по принципу оргонных накопителей Райха, — собрать с его помощью те тучи ненависти, которые висят над нашей несчастной страной, и запузырить эту отрицательную энергию куда-нибудь подальше от родины. На Юпитер, на Сатурн, на США… Ну, про США это, конечно, шутка, но создание оружия ненависти — не самая последняя идея, как вы считаете? Во всяком случае, под каким еще предлогом можно получить деньги на такие исследования? Представьте себе, что вы приходите в Госплан или в Совмин и говорите: мы хотим очистить нашу родину от ферментов злости и раздражения, чтобы весь наш народ стал добрым и вежливым, дайте нам на эти исследования десять миллионов. Даже если вы пришли к ним с утра, когда они еще не полностью нагружены… Я имею в виду ферментами раздражения, конечно… То куда они вас пошлют, как вы думаете? А теперь представьте, что вы пришли в Министерство обороны и говорите: мы можем создать накопитель ненависти, вывести его на космическую орбиту и при необходимости тайно сбрасывать эту ненависть на противника. Жахнули эдак сто мегатонн на американцев — и они друг друга режут, гражданская война между штатами Нью-Йорк и Нью-Джерси. Или захотела от нас Прибалтика отколоться, а мы на них полсотни мегатонн, и у них начинается литовско-латвийская резня…»