Игорь Кио - Иллюзии без иллюзий

• Название: Иллюзии без иллюзий
• Автор: Игорь Кио
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-264-00141-3

Если цирк — это всегда и праздник и тайна, то самая таинственная цирковая профессия — фокусник. Однако не ждите, что Игорь Кио в своей книге раскроет профессиональные секреты — как он превращает людей в птиц или как исчезают его ассистенты из большого деревянного ящика. Загадки ремесла иллюзиониста останутся загадками, но многое о жизни цирка, в том числе и закулисной, читатели знают. Основная часть книги — яркие рассказы о людях, "место работы которых составляет тринадцать метров в диаметре" — о великих клоунах Олеге Попове, Юрии Никулине, Карандаше, Леониде Енгибарове, о знаменитых дрессировщиках Валентине Филатове и братьях Запашных, о блистательном иллюзионисте Эмиле Кио — отце автора, а также об особой атмосфере, всегда царящей на манеже и за его пределами. В воспоминаниях Игоря Кио много юмора, шуток, розыгрышей. И неудивительно — ведь все это цирк!

В книге использованы фотографии из личного архива автора, а также работы Л. C. Бабушкина

---

Мы приехали в Нью-Йорк на гастроли и жили возле Бродвея. Там буквально через каждые десять метров — бильярдная. И Ольховиков потащился туда со мной (я любил смотреть, как он играет на бильярде). Американские бильярды от наших отличаются: лузы больше, шары меньше. Наш король не знал, что и правила у американцев несколько иные. То есть выиграть на таком бильярде для него вообще ничего не стоило. И он подряд начал всех обыгрывать, а игра, естественно, шла на деньги. Клал каждый шар. И когда считал, что заработал уже огромные деньги, вдруг тамошний маркер ему говорит: «Благодарю, с вас 50 долларов». — «Что???» — закричал Ольховиков по-русски и готов был этого маркера обозвать теми же словами, что Бигбуди, но, оказалось, в американском бильярде не каждый шар можно класть, есть свои правила.

Когда у Николая Леонидовича не бывало партнера, он просто страдал. В цирке стоял маленький бильярдик, но играть с Ольховиковым никто не хотел (это ведь все равно что против Каспарова играть в шахматы). Он тогда говорил: «Ну хорошо. Ну давайте так: вы играете нормально, а я разрешаю себе подставить чужой шар, который буду играть головой». На такие условия, конечно, многие соглашались. И что самое смешное: Ольховиков и головой всех обыгрывал.

Бог наделил Ольховикова удивительным голосом и музыкальным слухом. Он пел баритональным тенором. Когда пение Николая Леонидовича услышал кто-то из педагогов — а он к тому времени уже был настоящим артистом цирка, — его в тридцать четыре года, без всяких экзаменов приняли в Московскую консерваторию. И он проучился два года — но цирк перетянул обратно. Он первым, кстати, в номерах на лошади начал напевать, а в конце или начале спектакля петь во весь голос. Потом это стало модным, и многие артисты стали петь на манеже, но только у Ольховикова это получалось органично. Не мешало его номеру. Он жонглировал на лошади семью мячиками, что само по себе трюк. Он прыгал курс, жонглируя горящими факелами. В конце номера Николай Леонидович спрыгивал с лошади, разводил руки, улыбался своей неповторимой ольховиковской улыбкой (а у него еще, как у Райкина, была седая прядь в волосах) и кричал на весь цирк: «Всё!» Даже иностранцы, не понимая, казалось бы, что он кричит, реагировали адекватно: зал взрывался аплодисментами. Ольховиков — единственный жонглер из тех, кого я знаю, который почти никогда не репетировал. Он мог пробыть в бильярдной до семи вечера, зная, что его выход в семь пятнадцать, появиться в семь двенадцать в цирке, едва успеть переодеться, выскочить, еще не отдышавшись, на манеж, блистательно отработать свой номер, сорвав самые большие аплодисменты, и тотчас же уехать обратно в бильярдную. Впрочем, он был не только бильярдист, но и в карты обожал играть — вообще азартный человек.

Ольховиков был страстным, можно сказать, профессиональным автомобилистом. Он всю свою жизнь, начиная с тридцатых годов, ездил только на автомобилях марки «мерседес-бенц». Не знаю, как в те годы ему удавалось доставать эти машины. За сколько и каким путем. Ведь тогда иномарок вообще не было в стране. И только один раз он изменил своему «мерседесу». Когда мы были в Америке, он купил роскошный новый «бьюик», на который работал все полгода — артисты тогда получали гроши. Ольховиков отказывал себе во всем, но привез потрясающе красивый по тем временам «бьюик» — триста сорок лошадиных сил, на котором ездил еще много лет. Но потом вернулся к «мерседесам».

Я никогда в жизни не встречал человека, который бы так водил машину, как Николай Леонидович. Я сам автомобилист и не считаю себя плохим водителем, но Ольховиков — это просто какой-то опять же запредельный профессионал. Мне понятны стихи, которые написал о нем замечательный поэт Александр Межиров. Не помню наизусть всего четверостишия, но заканчивалось оно так: «И был моим кумиром жонглер Ольховиков».

В старости Николай Леонидович восстановил номер, который работал еще его отец, — возродил акробатическую группу «Океанас». Но себя как артист в новом номере не нашел — зрителям было все равно, будет он лично выходить на манеж или нет…

Были два удивительных артиста — Владимир Довейко и Иван Федосов. У того и другого — своя труппа. Довейко акцентировал на рекордах. У него впервые появились сальтоморталисты на ходулях. Сам он замечательно исполнял сложный трюк: после всех трюков на ходулях, которые вообще для зрителя выглядели эффектнее, чем что-либо другое, вдруг объявляли: «А сейчас — тройное сальто-мортале с пируэтом. Единственный исполнитель в мире — Владимир Довейко!» Невозможно описать, как Володя подходил к доске, как задумывался, как брался за голову, как в последний момент он отходил от подкидной доски, изображая, что боится, что не готов еще… Наконец вот он уже, кажется, собрался с духом. Оббивает подкидную доску — и взлетает вверх.

Ближе к сорока годам делать этот трюк Володе стало тяжеловато. Но публику как раз и восхищало, что взлетает не юный акробат, а человек солидный.

Свою труппу Довейко держал в большой строгости: высочайшие требования предъявлялись к каждому. И собственной работой всегда мог поразить. В шестьдесят первом году мы гастролировали в Японии — Володе как раз было под сорок, и рекордных трюков он уже практически не исполнял… Но вот все стали покупать японские киноаппараты. И Довейко купил — и сразу попросил кого-то снять его работу на манеже в тот день. И в том возрасте, когда все акробаты в основном вспоминают минувшие дни, Володя исполнил и двойное заднее сальто-мортале, и двойное арабское сальто-мортале, и круг арабский с пируэтом сальто-мортале, и так далее. Спортсмен, конечно, может сделать — за счет подбрасывающей дорожки — прыжок и покруче, но в прыжке Довейко все было артистичнее. И в этом отличие цирка от спорта.

Внешность у Володи Довейко такая, что он даже в кино снимался. Пусть и не в главных ролях, но в эпизодах он мог играть и американца, и немца, и француза, и кого угодно.

Володя любит и выпить, и погулять. Но точно знает, когда это можно себе позволить. Умеет держать себя в наилучшей форме. Ему сейчас за семьдесят, а выглядит на пятьдесят.

В девяносто седьмом году во время поездки в США разбежалась вся его труппа. Но фанат Довейко уже успел подготовить новую — и, говорят, еще лучше прежней. Ныне он с успехом выступает с ней в Саудовской Аравии.

А Ваня Федосов — выдающийся партерный акробат. Он, по-моему, подходил к своей работе проще, чем Довейко. Из внешности своей, возможно, исходил: обаятельный, прекрасный русский парень. В работе Федосова тоже отчетливо была видна разница между цирковым акробатом и артистом: в Ване главным отличием был покоряющий всех артистизм. Сейчас он художественный руководитель нашего циркового училища.

Перши, казалось бы, скучный жанр, где нижний акробат ставит шест на лоб или на плечо или в зубнике (в зубах) его держит, а на шесте верхний акробат или несколько акробатов делают трюки. Работа сложная, но малоэстетичная. Однако и в этой среде, в этой компании першистов была удивительная труппа Андрея Симадо — семья выходцев из Японии. Впрочем, по-моему, они были русскими японцами — родились здесь: и брат Андрея Симадо Володя, и сестра Вера, и племянники Галя и Митя. Маленький, безумно обаятельный Андрей Симадо делал уникальный по сложности трюк. Есть закон в цирке — верхний акробат должен весить намного меньше того, кто держит его снизу. А у Симадо было наоборот. Митя Маслянов — его верхний акробат — был на восемнадцать килограммов тяжелее, чем сам Симадо. И Симадо делал с ним трюк, длившийся, по-моему, три с лишним минуты, когда он по двум переходным лестницам и двойному канату переносил Митю, стоявшего на голове. В завершение трюка вся семья собиралась на манеже. У дяди Андрея была такая же магически обворожительная, простецкая улыбка, как у Ольховикова, да и все Симадо были очень артистичны. Когда в шестидесятом году в Ленинграде их выступление увидел хозяин датского цирка — сам большой артист и дрессировщик — Альберт Шуман, он сказал про трюк дяди Андрея коротко: «Симадо — это редкое явление природы».

Владимир Григорьевич Дуров — бывший театральный актер. В его манерах, разговоре всегда ощутима театральная культура, которая украшает цирк. Параллельно с Владимиром Григорьевичем работал и Юрий Владимирович Дуров. Тоже с большим аттракционом — слоны и другие животные. Этого разностороннего артиста широкий зритель должен бы знать в лицо: в фильме Юрия Озерова «Освобождение» он сыграл Черчилля. Юрий Владимирович скоропостижно скончался на гастролях в Брюсселе. Сейчас в цирке с его аттракционом успешно работает сын Юрий Дуров-младший. Его сестра — известная Наталья Дурова — руководит Театром зверей в Москве (в просторечии — Уголок Дурова). Есть еще Тереза Дурова-старшая — дрессировщица. И Тереза Дурова-младшая, которая руководит Московским театром клоунады.