Сильвана Мари - Последний эльф

• Название: Последний эльф
• Автор: Сильвана Мари
• Издательство: Издательский Дом Мещерякова
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91045-225-5

Как выжить маленькому эльфу в мире, где представителей этой расы ненавидят и боятся? По плечам ли ему исполнить древнее пророчество и изменить мир к лучшему? Ему придется оживить мёртвую курицу, бежать из тюрьмы, подружиться с троллем, усмирить вулкан, научить новорождённого дракона летать и найти путь в новые земли… И тогда, как гласит пророчество, «последний эльф и последний дракон разорвут круг, прошлое и будущее сойдутся и солнце нового лета засияет на небе».

---

Он говорит несколько иначе, чем Его Великолепие Его Родитель? Ладно, ладно, если Йорш предпочитает, то можно называть родителя просто Эрброу Старший. Это не имеет значения: драконы говорят на людском языке, а людскому языку свойственно меняться со временем. Драконы живут долго, и когда высиживают яйцо, они уже стары и слабы, поэтому в этот период драконы возвращаются к тому языку, который выучили в детстве. В случае Эрброу Старшего это язык второй рунической династии. Он же, Эрброу Младший, говорит на современном языке, последнем, которым владел родитель.

— Ещё раз, — повторил дракон, — воспроизводительная система драконов находится между системой фениксов и системой эльфов. Знал ли ты хоть одного феникса? Нет? Конечно, нет, последние фениксы вымерли в конце третьей рунической эпохи — начале средней эры, а вы, эльфы, — как мне вас жаль — не получаете при рождении знания предков. Феникс возрождался с помощью огня, оставаясь самим собой, тем же самым существом, что и раньше. Понимаешь, огонь был для этих существ философским камнем, их эликсиром вечной молодости, и пока кто-то не свернёт фениксу шею, чтобы зажарить с розмарином, тот бессмертен. К счастью, жаркое из них было отменным, розмарина — вдоволь, и мы фениксов повывели.

— Вы уничтожили фениксов? Которые бессмертны? И вы… их всех… съели?..

Да что нашло на юношу? Он что, вдруг разучился говорить?

Йорш и правда потерял дар речи. Ему словно вылили ведро ледяной воды на голову. Тяжело дыша, эльф сделал шаг назад, но поскользнулся на полуобглоданной филином косточке и шлёпнулся прямо в кучу птичьих экскрементов.

Может, к эльфам разум приходит в более взрослом возрасте?

— Всё в порядке? — спросил юношу Эрброу.

— Вы уничтожили… — пробормотал Йорш. — Как вы могли?

— Ах, это совсем нетрудно, — воспоминания растрогали дракона: хотя сам он никогда не пробовал жареного феникса, у Эрброу потекли слюнки, — немного лаврового листа и морской соли. Варить следует недолго, как рыбу.

— Но ведь фениксы — чудесные птицы!

— Клубника тоже чудесна, поэтому мы её и едим. Фениксы были самыми тупыми, совершенно глупыми и абсолютно безмозглыми созданиями во всей Вселенной. Если кто-то рождается без единой мысли в башке, то нечего жаловаться, что вскоре он исчезнет. Единственной заботой фениксов была красота перьев хвоста и отсутствие морщин под глазами. Лишь тот, кто знал их лично, может себе это представить. Беседовать с фениксом было так же невыносимо, как ждать, когда вырастут цветы на сухой траве. Только вспомню об этих существах, и у меня сразу начинает раскалываться голова. Да то, что мы их уничтожили, — жест милосердия с нашей стороны, ведь всё их существование было сплошным страданием! Они были готовы сжечь себя живьём, лишь бы не постареть. Но главное, в огне рождался не новый феникс, нет, — воскресала та же самая глупая курица!

Дракон глубоко вздохнул.

— А вот у собак, кошек, канареек, кур, эльфов, кабанов и, раз уж ты спрашивал, у бабочек всё по-другому. У матери и отца рождается один ребёнок, или двое, или трое детей, у кроликов — даже одиннадцать или пятнадцать. И каждый ребёнок — новое существо, каждый отличается от родителей: папин нос, бабушкины глаза, большой палец на ноге — как у мамы, передние зубы — как у деда. Такой ребёнок — единственный и неповторимый, и его нужно всему учить заново. От письменной и устной коммуникации до писанья в горшок и каканья подальше от дома, все знания и навыки ребёнка — результат учёбы. Понятно? Кстати, о каканье — ты заметил, на чём сидишь, сынок?

Да, наверное, эльф ударился головой, когда был маленьким. Обо что-то очень твёрдое. Бедный юноша. Он да заодно и тот, кто написал, что эльфы — самые гениальные в мире существа.

Йорш кивнул. Да, он заметил, на чём сидел.

Он тяжело поднялся и направился к неглубокому колодцу недалеко от пещеры, где можно было помыться. Дракон следовал за ним.

С одной стороны, Йорш испытывал облегчение, но с другой — ещё какое-то странное чувство. Неизвестно по какой причине ему хотелось, чтобы дракон снова стал новорождённым. Пищащим, и разрушающим всё подряд, и не отрывающим от него обожающих глаз.

Теперь дракон больше не пищал и ничего не сжигал, но и от обожания мало что осталось.

Мир тонул в тумане. Горизонт терялся в облаках. Вода в колодце была ледяная, но чистая. Йорш снял свои старые и грязные обноски и решительно бросился в воду.

— Дракон — это не собственный родитель, но подлинная копия его подобия и сущности, и он впитывает все знания, науки и воспоминания, в том числе и о зажаренных фениксах, через яичную скорлупу. Мать-природа никогда не перестанет удивлять нас своей гениальностью, — вдохновенно и растроганно продолжал разглагольствовать Эрброу, — ведь каждый новый дракон уже совершенен, не имеет смысла что-либо в нём менять. А вот у вас всегда появляются разные дети, поэтому людям и эльфам остаётся лишь надеяться, что рано или поздно возможно, как бы сказать… — дракон ласково смотрел на эльфа, подбирая слово, и наконец закончил с доброй улыбкой: — Улучшение.

Да, Йоршу надо было наслаждаться обожанием дракончика, пока оно было. Эльф подумал, что его судьба — начинать ценить хорошее лишь тогда, когда оно уже утрачено.

Плавая в ледяной воде, Йорш снова представил, что он — рыба, и холод превратился в удовольствие. Вода нежно обтекала его со всех сторон.

Но дракон всё не успокаивался и торжественно вещал:

— Драконы откладывают яйца и начинают высиживать их лишь в конце жизни именно потому, чтобы заложить в новое создание все свои знания, весь опыт, все воспоминания. Во время высиживания дракон пользуется только небольшой частью своего мозга, затылочной долей, которая является самой… как бы сказать…

— Глупой? — подсказал Йорш.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что я могу зажарить, испечь, испепелить тебя, как дрозда на вертеле? — раздражённо бросил дракон.

— Ты ни за что этого не сделаешь.

— Ты в этом так уверен? Не можешь же ты читать мои мысли, по крайней мере, не на таком расстоянии!

— Ты виляешь хвостом, когда смотришь в мою сторону, — сухо ответил юноша.

Дракон оскорбился. Он уселся на свой хвост, пресекая малейшее его движение.

— Я нахожу отвратительной твою пристрастность к таким грубым терминам, — высокомерно заявил он. — Затылочная доля — самая… примитивная часть мозга дракона, тогда как височная, лобовая, теменная, промежуточная и латеральная доли отвечают за отвагу, знания, интеллигентность, великолепие и… как бы выразиться…

— Невыносимое чванство? — снова помог ему Йорш.

— Гордость, — поправил его дракон, — гордость, превосходство и сознание своего превосходства.

На этот раз дракон был раздражён не на шутку.

— Я остановился на том, что дракон-родитель для еды, сна, размышлений, вообще существования пользуется лишь простейшим отделом мозга, в то время как главный его мозг находится в постоянном контакте с мозгом нового дракона и передаёт ему все свои знания. Таким образом, когда дракон рождается, в нём уже заложена вся память его родителя, и как только первый полёт заставляет различные части мозга совместно функционировать, дракон становится…

— Становится?

— Совершенным! Абсолютно совершенным! Прости, но когда я говорю о нашем совершенстве… Я не могу сдержаться, это так великолепно! — по щеке дракона поползла слеза волнения и, сорвавшись с изгиба губ, упала в пустоту. Долетев до поверхности воды, слеза породила множество концентрических окружностей.

Лучше бы дракон остался новорождённым.

Йорш был уже настолько чистым, что больше не было смысла сидеть в воде. Он вылез, и ледяной ветер набросился на его мокрую кожу По телу поползли мурашки, и он чихнул. Дракон, занятый самовосхвалением, снизошёл до него.

— Ты дрожишь, как осиновый лист на ветру, — заметил он, — это значит, тебе холодно, — триумфально заключил он, в восторге от собственной проницательности.

— Я так и знал, что не смогу этого скрыть, — подтвердил Йорш, всей душой ненавидя тон дракона.

— Я могу лишь догадываться и представлять себе это, ибо мы, драконы, не знакомы с холодом, — высокопарно и самодовольно продолжила зверюга, — чешуя — это превосходный термический изолятор, не говоря уж о двух внутренних межлопаточных крыльях, покрытых шерстью…

— Я задыхаюсь от восхищения, — бросил эльф сухим и ледяным тоном.

Он и сам весь заледенел. Нужно было убираться отсюда и попытаться хоть как-то согреться в холодной пещере, покрытой экскрементами. Может, сжечь их, чтобы стало теплее, но эта перспектива была не из самых приятных. Хоть бы перестали стучать зубы!

Дракон окинул его долгим взглядом, потом распахнул крылья и открыл свои тёплые и мягкие, как карманы, малые крылья.