Лорен Вайсбергер - Прошлой ночью в «Шато Мармон»

• Название: Прошлой ночью в «Шато Мармон»
• Автор: Лорен Вайсбергер
• Издательство: АСТ, Астрель, ВКТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-075392-5, 978-5-271-37533-0, 978-5-226-04797-8

Начинающий рок-музыкант, его красавица жена и друзья… Отличный сюжет о любви, бедности и преданности.

Но — музыкант прославился, разбогател и отправился в бесконечное турне. Что же теперь делать его музе (а по совместительству — и жене) Брук?

За каждым ее шагом следят вездесущие папарацци.

На работе сплошные проблемы из-за бесконечных «отгулов» и отпусков «за свой счет».

А по пятам за ее мужем несутся бесчисленные хищницы — модельки, актриски и просто охотницы за «богатыми и знаменитыми» мужчинами.

Они молоды, красивы и готовы на все.

С ними просто невозможно конкурировать.

Но… как же любовь?

---

— Ну, это нам вряд ли понадобится, — сказала Брук.

— Угу. Ладно, потом запоете по-другому. А пока советую регистрироваться в отелях под разными именами и думать, что вы пишете в е-мейлах. Подчеркиваю: что пишете кому угодно.

— М-м… неужели это необхо…

Самар перебила Джулиана, захлопнув записную книжку. Встреча официально завершилась.

— Брук, Джулиан! — Она улыбнулась так, что у Брук по спине пробежали мурашки. — Добро пожаловать в шоубиз!

6. А ведь мог бы стать врачом

— Вы хотите, чтобы я повесил экраны, скрыв их вашими жалюзи, или сперва их снять? — спрашивал мастер, кивая в сторону спальни Брук и Джулиана.

Вопрос был несложный, но Брук обижало, что приходится все решать самой. Джулиан был где-то в северо-западных штатах — уследить за ним стало невозможно, и помощи в домашних делах от него в последнее время, естественно, было не дождаться.

— Не знаю. А как обычно делают?

Парень пожал плечами. На его физиономии было написано: «По мне — что так, что этак. Определяйся уже, чтобы я освободился. Сегодня суббота, между прочим». Брук отлично его понимала.

— Ну, повесьте так. Наши все-таки красивее.

Хмыкнув, мастер пропал в спальне. Уолтер, забыв о верности хозяевам, потащился за ним. Брук вернулась к чтению, но тут, к ее облегчению, зазвонил телефон.

— Привет, пап, как дела?

Им уже давно не удавалось как следует поговорить, а когда они созванивалась, отец расспрашивал исключительно о Джулиане.

— Брук, это Синтия.

— Привет. А я смотрю, папин номер на определителе. Как дела? В Нью-Йорк не собираетесь?

Синтия натянуто засмеялась.

— О, не так часто. Прошлая поездка оказалась… утомительной. Но ты всегда можешь приехать к нам.

— Знаю. — Это прозвучало резче, чем надо, — все-таки унизительно получать приглашение в родной дом к собственному папе.

Синтия, спохватившись, извинилась, и Брук стало стыдно: по сути, она срывала на мачехе свое дурное настроение.

— Ты тоже меня извини, — вздохнула Брук. — Просто у меня сейчас сумасшедший дом.

— Даже представить себе не могу!.. Слушай, я снимаю, это, наверное, невозможно, но ведь спросить можно, и я для благого дела…

Брук глубоко вздохнула. Начинается. Вот она, совершенно неожиданная сторона популярности — Джулиан ведь уже звезда, правильно? — о которой никто не предупреждал.

— Знаешь, я одна из сопрезидентов женского комитета храма «Бет шалом»…

Брук ждала продолжения, но Синтия молчала.

— Ну да, кажется, я что-то слышала, — подчеркнуто безучастно произнесла Брук.

— Через несколько недель у нас ежегодный благотворительный ленч, а женщина, с которой мы доверились, не сможет выступить. Она пишет кошерные кулинарные книги, хотя, по-моему, не совсем кошерные, просто в кошерном стиле. Одна книга рецептов для песаха, другая для хануки, третья — специально для детей…

— М-м-м…

— Представляешь, заявила, что ей надо удалять какую-то шишку на ноге, после чего некоторое время нельзя ходить, а по-моему, она просто ложится на липосакцию…

Брук попыталась быть терпеливой. Синтия — хорошая женщина, она собирает средства для нуждающихся. Брук медленно, глубоко вздохнула, стараясь, чтобы мачеха не услышала.

— А может, и правда у нее шишка, или она не хочет ехать из Шейкер-Хайтс в Филадельфию, не знаю. Да и кто я такая, чтобы ее осуждать? Предложи мне кто-нибудь кожу на животе подтянуть, я бы родную мать продала! — Пауза. — Господи, что я сказала…

Брук готова была уже рвать на себе волосы, но выдавила смешок:

— Ну, ты не одна такая, но липосакция тебе не нужна. Ты отлично выглядишь.

— Нет-нет, ты просто хорошо ко мне относишься.

Брук подождала несколько секунд, пока Синтия вспомнит, зачем позвонила.

— А! В общем, представляю, как Джулиан сейчас занят, но если бы он смог появиться у нас на ленче, было бы чудесно!

— Появиться?

— Да, появиться или выступить, это как он пожелает, и исполнить ту песню, которая сделала его знаменитым. Начало в одиннадцать, небольшой аукцион и аперитивы, затем переходим в главный зал, где я и Глэдис отчитаемся о работе комитета за этот год и о членстве в «Бет шалом», назовем даты следующих…

— Я поняла, поняла. Значит, ты хочешь, чтобы он выступил на дамском ленче с песней об ушедшем брате? Ты уверена, что это всем придется по душе?

К счастью, Синтия не обиделась.

— Придется по душе? Господи, Брук, да все примут в экстаз!

Два месяца назад Брук не поверила бы в саму возможность подобных разговоров, но к ней уже подходили бывшая одноклассница Брук, бывшая коллега, две двоюродные сестры и директриса Хантли с просьбой, чтобы Джулиан что-нибудь спел, подписал или прислал. Брук думала, ее уже ничем не удивить, но Синтия побила все рекорды. Брук представила, как Джулиан, наилучшим образом отрекомендованный раввином и президентом женского комитета, а капелла исполняет «Ушедшему» в «Бет шалом» перед пятью сотнями еврейских мам и бабушек, которые, дослушав песню, повернутся друг к другу и сокрушенно скажут: «М-да, врачом не стал и вот чем зарабатывает» или: «Я слышала, он ходил на подготовительные курсы в медицинском, но учиться не стал. Ай, какой стыд!..» Затем они обступят его плотным кольцом и, заметив обручальное кольцо, начнут расспрашивать о супруге: «Она тоже хорошая еврейская девушка? А дети есть? Нет? А почему нет? А когда заведете?» И примутся кудахтать, что ему куда больше подойдет их дочь, или племянница, или дочка подруги. Хотя они всю жизнь прожили на Мейн-лейн в Филадельфии, а Джулиан вырос на Манхэттене, по меньшей мере десяток дам выкопают родственные связи с его родителями и дедушками-бабушками. Джулиан вернется домой сам не свой, как солдат с войны, которую поймают немногие, и Брук не будет знать, куда кинуться, чтобы муж пришел в себя.

— Я у него спрошу. Ему будет очень приятно, что ты о нем вспомнила. Он бы с удовольствием приехал, но в ближайшие недели у него нет и минуты свободной.

— О, если ты считаешь, что он в принципе сможет приехать, я поговорю с другими членами комитета, и мы перенесем дату…

— Нет, этого делать не стоит, — поспешно возразила Брук. Она прежде не предполагала, что у нее не мачеха, а настоящая липучка, и не знала, как поступить. — Его график совершенно непредсказуем. Можно наобещать, а потом придется отменять. Нравится это Джулиану или нет, но он уже не принадлежит себе.

— Ну понятно, — пробормотала Синтия.

Брук отогнала мысль о злой иронии судьбы — она отбивалась от Синтии теми же аргументами, которые Джулиан приводил ей самой.

Было слышно, как Синтии позвонили в дверь. Она с извинениями положила трубку. Мысленно поблагодарив того, кто прервал их разговор, Брук прочитала еще две главы непридуманного отчета о похищении Итана Пэтца[20], совершенно уверившись, что каждый зловещий тип на улице — потенциальный педофил, и ушла, когда установщик жалюзи — еще одна попытка защиты от папарацци — закончил работу.

Брук постепенно привыкала быть одна. Теперь, когда Джулиан постоянно был в разъездах, она шутила, что вернула себе свободу. Правда, и общения стало куда меньше. На извилистой Девятой авеню, проходя мимо итальянской булочной с намалеванной от руки вывеской «Кондитерская» и самодельными шторами, Брук не устояла и зашла. Это был маленький уютный магазин с кофе-баром в европейском стиле, где по утрам посетители заказывали капуччино, а днем — эспрессо, который выпивали стоя.

Брук осмотрела витрину с выпечкой, чувствуя на языке вкус масляного печенья, круассанов с джемом и тартинок с творогом и ягодами. Если бы ее заставили выбрать что-то одно, она взяла бы канноли, эту вкуснейшую, но губительную для фигуры поджаристую трубочку, щедро начиненную творогом. Прежде всего она слизала бы крем, а затем, освежив вкусовые ощущения большим глотком кофе, откусила побольше с того или другого конца, замерев, чтобы посмаковать…

— Dimmi![21] — сказала итальянка, прервав поток гастрономических фантазий.

— Большое латте без кофеина с обезжиренным молоком, — со вздохом попросила Брук и ткнула пальцем в бискотти без глазури, начинки и прочих излишеств, горкой лежавшие на подносе у кассы. Она знала, что миндальное бискотти будет свежим, вкусным и в меру хрустящим, однако с канноли его не сравнить. Но выбора не было: после уик-энда в Остине она набрала четыре фунта, и при одной мысли об этом ей захотелось завизжать. Пара лишних фунтов на обычной женщине сошли бы незамеченный, но для Брук — диетолога, а теперь еще и жены знаменитости — это было совершенно неприемлемо. Вернувшись из Остина, она немедленно начала вести дневник приема пищи и села на жесткую диету — не больше тысячи трехсот калорий в день. Эффекта пока не дало ни то ни другое, но Брук была настроена решительно.