Александр Дюма - Графиня де Шарни

• Название: Графиня де Шарни
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7287-0031-4

«Графиня де Шарни» — историко-приключенческий роман французского писателя Александра Дюма, написанный в 1853–1855 годах. Является частью цикла «Записки врача» и продолжением романов «Жозеф Бальзамо», «Ожерелье королевы» и «Анж Питу». Роман завершает историю Андре де Шарни, доктора Жильбера, их незаконнорожденного сына Себастьена и крестьянина Анжа Питу.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

— Сударь! Сударь! — воскликнула королева, потрясенная могучей силой этого ума, проливающего свет одновременно на прошлое, настоящее и будущее. — Я не знаю, совпадают ли политические взгляды короля с вашими. Но точно знаю, что если бы я имела какую-нибудь власть, то приняла бы ваши предложения. Каким же, по вашему мнению, способом можно достичь этой цели? Объясните мне, господин граф, я готова выслушать вас — не столько с вниманием или интересом, сколько с благодарностью.

Мирабо бросил на Марию Антуанетту быстрый, орлиный взгляд, словно пытаясь проникнуть в самую глубину ее души, и увидел, что если ему и не удалось окончательно убедить королеву, то, по крайней мере, она не осталась равнодушна к его идеям.

Эта победа над женщиной, занимавшей столь высокое положение, как Мария Антуанетта, чрезвычайно льстила самолюбию тщеславного Мирабо.

— Ваше величество, — продолжил он, — мы потеряли или почти потеряли Париж; но в провинции у нас еще осталось множество приверженцев; они рассеяны, их надо собрать воедино. Вот почему я считаю, ваше величество, что король должен уехать из Парижа, но не из Франции. Пусть он отправляется в Руан, где будет среди армии, и рассылает оттуда свои ордонансы: они станут более популярны, нежели декреты Национального собрания, и тогда не будет никакой гражданской войны, потому что король окажется бо́льшим революционером, чем сама революция.

— А эта революция, будь она впереди нас или окажись она у нас в хвосте, неужели она вас не пугает? — спросила королева.

— Увы, ваше величество, мне кажется, я лучше, чем кто бы то ни было, знаю, что с ней нужно поделиться, бросить ей кость. И я уже говорил королеве: это выше человеческих сил — пытаться восстановить монархию на прежнем фундаменте, сметенном этой самой революцией. Во Франции этой революции содействовали все, от короля до последнего из подданных, либо в мыслях, либо действием, либо умолчанием. Я намерен встать на защиту не прежней монархии, ваше величество; я мечтаю ее усовершенствовать, обновить, наконец, установить форму правления, более или менее сходную с той, что привела Англию к апогею славы и могущества. После того как король — судя по тому, что мне рассказывал господин Жильбер, — представил себе тюрьму и эшафот Карла Первого, его величество, наверно, удовольствуется троном Вильгельма Третьего или Георга Первого, не правда ли?

— Ах, господин граф! — вскричала королева (слова Мирабо заставили ее содрогнуться от ужаса: она вспомнила о видении в замке Таверне и о наброске машины смерти, изобретенной г-ном Гильотеном). — Господин граф! Верните нам эту монархию, и вы увидите, останемся ли мы неблагодарными, в чем нас обвиняют недруги.

— Ну что же! — воскликнул Мирабо. — Я так и сделаю, ваше величество! Пусть меня поддержит король, пусть меня поощрит королева, и я здесь, у ваших ног, приношу клятву дворянина, что сдержу данное вашему величеству обещание или умру, исполняя его!

— Граф, граф! Не забывайте, что вашу клятву слышит не просто женщина: за моей спиной — пятивековая династия!.. — заметила Мария Антуанетта. — За мною — семьдесят французских королей от Фарамонда до Людовика Пятнадцатого, спящие в своих гробницах. Они будут свергнуты с престола вместе с нами, если наш трон падет!

— Я сознаю всю меру ответственности за принимаемое мною обязательство; оно велико, я это знаю, ваше величество, однако оно не больше, чем моя воля, и не сильнее, нежели моя преданность. Будучи уверен в добром отношении ко мне моей королевы и в доверии моего короля, я готов взяться за это дело!

— Если вопрос только в этом, господин де Мирабо, я вам ручаюсь и за себя и за короля.

И она кивнула Мирабо с улыбкой сирены — улыбкой, покорявшей все сердца.

Мирабо понял, что аудиенция окончена.

Гордыня политика была удовлетворена, однако мужское тщеславие оставалось неутоленным.

— Ваше величество! — обратился он к королеве с почтительной и смелой галантностью. — Когда ваша венценосная мать, императрица Мария Терезия, оказывала кому-нибудь из своих поданных честь личной с ней встречи, она никогда не отпускала его, не позволив припасть губами к своей руке.

И он замер в ожидании.

Королева взглянула на прирученного льва: он словно просил разрешения улечься у ее ног. С торжествующей улыбкой на устах она неторопливо протянула свою прекрасную руку, холодную, как алебастр, и, как он, почти прозрачную.

Мирабо поклонился, поцеловал эту руку и, подняв голову, с гордостью произнес:

— Ваше величество, этот поцелуй спасет монархию!

Он вышел в радостном волнении: несчастный гений и сам поверил в исполнимость своего пророчества.

XIX ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ФЕРМУ

В то время как Мария Антуанетта открывает надежде свое израненное сердце и, забыв на время о страданиях женщины, занимается спасением королевы; в то время как Мирабо, подобно силачу Алкиду, надеется удержать в одиночку готовый вот-вот обрушиться монархический небосвод, угрожающий раздавить его в своем падении, — мы предлагаем утомленному политикой читателю возвратиться к действующим лицам более скромным и обстановке более простой.

Мы видели, что опасения, закравшиеся в душу Бийо не без участия Питу еще во время второго путешествия арамонского Лафайета в столицу, заставили фермера поспешить на ферму или, вернее, вынудили отца поторопиться к дочери.

И эти опасения не были преувеличены.

Он возвратился на другой день после той богатой событиями ночи, когда сбежал из коллежа Себастьен Жильбер, уехал в Париж виконт Изидор де Шарни и лишилась чувств Катрин на дороге из Виллер-Котре в Пислё.

В одной из глав этой книги мы уже рассказывали о том, как Питу отнес Катрин на ферму, узнал от рыдавшей девушки, что случившийся с ней обморок вызван отъездом Изидора, потом вернулся в Арамон, тяжело переживая это признание, а когда вошел к себе в дом, нашел письмо Себастьена и немедленно отправился в Париж.

Мы видели, как в Париже он ожидал возвращения доктора Жильбера и Себастьена с таким нетерпением, что даже не подумал рассказать Бийо о том, что случилось на ферме.

И лишь убедившись, что Себастьену, вернувшемуся на улицу Сент-Оноре вместе с отцом, ничто не грозит, лишь узнав от самого мальчика во всех подробностях о его путешествии, о том, как его встретил на дороге виконт Изидор и, посадив на круп своего коня, привез в Париж, — лишь тогда Питу вспомнил о Катрин, о ферме, о мамаше Бийо, лишь тогда он рассказал Бийо о плохом урожае, проливных дождях и обмороке Катрин.

Как мы сказали, именно известие об обмороке сильнее всего поразило воображение Бийо и заставило его отпроситься у Жильбера, который его и отпустил.

Во все время пути Бийо расспрашивал Питу об обмороке, потому что хотя наш достославный фермер и любил свою ферму, хотя верный муж и любил свою жену, но больше всего на свете Бийо любил свою дочь Катрин.

Однако, сообразуясь с непоколебимыми понятиями о чести, неискоренимыми принципами порядочности, родительская любовь могла бы при случае превратить этого человека в столь же несгибаемого судью, сколь нежным он был отцом.

Питу отвечал на его расспросы.

Он обнаружил Катрин лежащей поперек дороги безмолвно, неподвижно, она словно бы и не дышала. Он сначала даже подумал, что она мертва. Отчаявшись, он приподнял ее и положил к себе на колени. Вскоре он заметил, что она еще дышит, и бегом понес ее на ферму, где с помощью мамаши Бийо уложил в постель.

Пока мамаша Бийо причитала, он брызнул девушке водой в лицо. Это заставило Катрин открыть глаза. Увидев это, прибавил Питу, он счел свое присутствие на ферме лишним и пошел домой.

Все остальное, то есть то, что имело отношение к Себастьену, папаша Бийо выслушал один раз и этим удовольствовался.

Постоянно возвращаясь в мыслях к Катрин, Бийо терялся в догадках о происшедшем и о возможных причинах случившегося.

Эти его предположения выражались в том, что он обращался к Питу с вопросами, а тот дипломатично отвечал: «Не знаю».

Было большой заслугой Питу отвечать «не знаю», потому что Катрин, как помнит читатель, имела жестокость во всем ему откровенно сознаться, и, стало быть, Питу знал.

Питу знал, что Катрин лишилась чувств на том самом месте, где он ее нашел, потому что сердце ее было разбито после прощания с Изидором.

Но именно это даже за все золото в мире он никогда не сказал бы фермеру.

После всего случившегося он проникся к Катрин жалостью.

Питу любил Катрин, она вызывала в нем восхищение; мы в свое время уже видели, как его восхищение и его незамеченная и неразделенная любовь заставляли страдать сердце Питу и приводили в исступление его разум.

Однако это исступление, эти страдания, какими бы непереносимыми они ему ни представлялись, и вызывали у него судороги в желудке, так что Питу вынужден был порою на целый час, а то и на два отложить свой обед или ужин, — это исступление и эти страдания никогда не доводили до упадка сил, а тем более до обморока.