Стивен Кинг - Сердца в Атлантиде

• Название: Сердца в Атлантиде
• Автор: Стивен Кинг
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-009561-2, 978-5-271-40839-7, 978-5-17-076932-2, 978-5-271-39730-1

Это — Стивен Кинг, которого вы еще не знали. Это — проза, не бьющая на внешний эффект, временами — почти сказовая, временами — почти постмодернистская. Это — жестокий психологизм и «городская сага», «гиперреализм» и «магический реализм» — одновременно. Это — история времени и пространства, пропущенная сквозь призму восприятия маленького американского городка. Это — мы. Наш век, наша жизнь. Без прикрас — и без лакировки. Ибо только в калейдоскопе мелочей, по Кингу, способна сложиться многоцветная картина эпохи…

---

«Да займусь я всем этим, не беспокойся! Сказано, займусь, — сообщил я голосу. — Воскресенье — мой день для занятий. Можешь положиться на это. Хоть в банк положи». И действительно, в воскресенье я некоторое время читал о круге лиц с общими интересами, о круге лиц с разными интересами и о групповых санкциях. Читал я о них между сдачами. Затем игра стала интереснее, и моя «Социология» оказалась на полу под диваном. Ложась спать в воскресенье — поздно ночью в воскресенье, — я вдруг подумал, что не только мой выигрыш уменьшился, вместо того чтобы возрасти (Ронни теперь словно бы специально старался оказаться со мной за одним столиком), но и что я не слишком продвинулся в своих занятиях. А кроме того, не сделал одного телефонного звонка.

«Если ты действительно хочешь засунуть туда свою руку, — сказала Кэрол, и она улыбнулась этой своей особой улыбкой, легкой улыбкой, состоящей в основном из ямочек и выражения глаз. — Если ты действительно хочешь засунуть туда свою руку».

Во время субботних танцев мы с ней вышли покурить. Вечер был теплый, и под северной кирпичной стеной «Ленджилла» при свете луны, восходящей над Чэдбурн-Холлом, обнимались и целовались не меньше двадцати пар. Кэрол и я присоединились к ним. И вскоре моя рука была уже под ее свитером. Я потер большим пальцем гладкую материю чашечки ее бюстгальтера, ощутил твердый бугорок ее соска, чуть-чуть поднявшийся. Поднималась и моя температура. И ее тоже, как я почувствовал. Она посмотрела мне в лицо, все еще замыкая руки на моей шее, и сказала: «Если ты действительно хочешь засунуть туда свою руку, мне кажется, ты обязан кое-кому позвонить, ведь верно?»

— У меня есть время, — сказал я себе, засыпая. — Уйма времени, чтобы позаниматься, уйма времени, чтобы позвонить. Уйма времени.

14

Скип Кирк провалил контрольную по антропологии — на половину вопросов отвечал наугад и получил пятьдесят восемь. Он получил С с минусом за контрольную повышенной трудности по дифференциальному исчислению, но и настолько вытянул только потому, что в старшем классе школы они частично это проходили. Мы вместе слушали социологию, и он получил за контрольную D с минусом, еле натянув на семьдесят.

Подобное происходило не только с нами. Ронни, счастливчик в «червях» — больше пятидесяти баксов за десять дней игры, если ему поверить (только никто не верил, хотя мы и знали, что он выигрывает), был полным неудачником в учебе. Он провалил французский, а также эссе о галстуках — мы занимались в одном семинаре («Клал я на галстуки, я ем в «Макдоналдсе», — сказал он) — и кое-как вытянул историю (ее мы слушали у разных преподавателей), успев перед самыми занятиями просмотреть записи кого-то из своих поклонников.

Кэрби Макклендон перестал бриться и начал грызть ногти между сдачами. И еще он начал заметно прогуливать занятия. Джек Фрейди убедил своего консультанта освободить его от статистики, хотя официально срок таких освобождений истек.

— Я пустил слезу, — сообщил он мне между прочим, когда мы в гостиной охотились на Стерву до глубокой ночи. — Научился этому в драматическом клубе.

Через пару ночей ко мне постучался Ленни Дориа, когда я зубрил (Нат уже час как вырубился и спал сном праведных без академических задолженностей), и спросил, не напишу ли я работу про Криспа Аттика. Он слышал, что я это умею. Он заплатит честную цену, сказал Ленни, он сейчас в выигрыше на десять баксов. Я сказал, что, к сожалению, не могу: я сам отстаю на пару работ. Ленни кивнул и тихонько вышел.

У Эшли Райса на лице высыпали гноящиеся прыщи. Марк Сент-Пьер начал ходить во сне, после того как за один катастрофический вечер проиграл почти двадцать баксов, а Брад Уизерспун подрался с парнем с первого этажа. Парень отпустил безобидную шуточку — позднее Брад сам признал, что она была совсем безобидной, — но Брад, который только что получил Стерву в трех партиях из четырех и жаждал промочить пересохшее горло кока-колой из автомата на первом этаже, был отнюдь не в безобидном настроении. Он обернулся, уронил невскрытый стаканчик с кокой в урну для окурков, оказавшуюся под рукой, и заработал кулаками. Разбил парню очки, расшатал ему зуб. Вот так Брад Уизерспун, обычно не более опасный, чем мимеограф в библиотеке, стал первым из нас, получившим дисциплинарное взыскание.

Я подумывал о том, чтобы позвонить Эннмари и сказать ей, что я познакомился с одной девушкой и провожу с ней вечера, но это казалось такой трудной задачей, такой психологической нагрузкой в добавок ко всему прочему! Я предпочел возложить надежду на то, что от нее придет письмо, в котором она сообщит мне, что нам пора начать встречаться с кем-нибудь еще. А вместо этого она написала, как ей меня не хватает и что она готовит мне на Рождество «особенный подарок». Вероятнее всего, свитер с северным оленем. Свитера с северными оленями были специальностью Эннмари (как и медленные поглаживания). Она вложила свою фотографию в короткой юбке. Но, глядя на фотографию, я почувствовал себя не возбужденным, а усталым, виноватым и принуждаемым к чему-то. Кэрол тоже меня как будто принуждала. Мне хотелось пощупать ее и только, а не менять всю мою хренову жизнь. Да и ее жизнь, если на то пошло. Но она мне нравилась, правда, нравилась. И очень. И эта ее улыбка, и остроумие. «Все лучше и лучше, — сказала она, — мы обмениваемся информацией как одержимые».

Примерно через неделю я вернулся из Холиуока, где работал с ней на конвейере в обеденную смену, и увидел, что по коридору третьего этажа медленно идет Фрэнк Стюарт, вяло держа в руках чемодан. Фрэнк был с запада Мэна, из одного из тех городков, которые практически состоят сплошь из деревьев, и его произношение выдавало в нем потомственного янки. В «черви» он играл так-сяк, обычно оставаясь вторым или еле-еле третьим, когда кто-нибудь еще набирал сто очков, но он был очень симпатичным парнем. Всегда улыбался — во всяком случае, до этого дня, когда я встретил его, бредущего к лестнице с чемоданом.

— Меняешь комнату, Фрэнк? — спросил я, хотя, по-моему, уже сам понял все. Его лицо — такое серьезное, бледное, унылое.

Он покачал головой.

— Еду домой. Получил письмо от матери. Она пишет, что на большом озерном курорте, совсем близко от нас, нужен сторож. Я ответил: само собой. Я ж здесь только время зря трачу.

— Да нет же! — сказал я в некотором ошеломлении. — Черт, Фрэнки, ты же получаешь университетское образование.

— В том-то и дело, что нет. — В коридоре стоял сумрак, наполненный тенями. Снаружи лил дождь. Но все равно я, по-моему, разглядел краску, залившую щеки Фрэнка. По-моему, его душил стыд. По-моему, потому он и решил уехать в будний день, когда общежития пустели. — Я только в карты играл, и все. Да и то плохо. И я отстал по всем предметам.

— Подумаешь! Совсем ведь ненамного. И сейчас же только двадцать пятое октября.

Фрэнк кивнул.

— Знаю. Только я не умею соображать быстро, как некоторые. И в школе было то же. Мне надо хорошенько упереться ногами и вгрызаться, вгрызаться, будто дрелью в лед. А я этого не делал, а если не просверлить лунку во льду, окуня не поймаешь. Я уезжаю, Пит. Сам, пока меня не исключат в январе.

И он побрел дальше, спустился по первому из трех маршей, держа чемодан перед собой. Его белая майка смутно покачивалась в сумраке, а когда он прошел под окном, по которому струилась дождевая вода, ежик его волос замерцал золотом.

Когда он спустился на площадку второго этажа и его шаги обрели эхо, я кинулся к лестнице и посмотрел в пролет.

— Фрэнки! Э-эй, Фрэнки!

Шаги замерли. Среди теней я различил его круглое лицо, повернутое ко мне, и смутный абрис чемодана.

— Фрэнк, а призыв? Если ты бросишь университет, тебя же призовут!

Долгая пауза, словно он обдумывал ответ. Но так и не ответил. То есть голосом. Он ответил ногами. Вновь зазвучали его шаги, отдаваясь эхом. Больше я никогда Фрэнка не видел.

Помню, как я стоял у лестничного пролета, перепуганный, и думал: «Это может произойти и со мной… или уже происходит». А потом отогнал непрошеную мысль.

Фрэнк и его чемодан были предостережением, решил я, и я его учту. Возьму себя в руки. До сих пор я плыл по течению, и пришла пора включать двигатель. Но по коридору пронесся ликующий крик Ронни — он охотится на Стерву, он выгонит блядь из кустов, и я решил, что лучше начать с вечера. Вечером будет достаточно времени, чтобы разогреть сказочный двигатель. А днем я сыграю прощальную партию в «черви». Или две. Или сорок.

15

Прошли годы, прежде чем я выделил ключевую часть моего разговора с Фрэнком Стюартом. Я сказал ему, что он не мог отстать намного за такой короткий срок, а он ответил, что не умеет быстро соображать, вот в чем причина. Мы оба ошибались. Вполне возможно катастрофически отстать за очень короткий срок, и не только зубрилам, но и таким сообразительным любителям нахрапа, как я, и Скип, и Марк Сент-Пьер. Подсознательно мы цеплялись за уверенность, что можем побездельничать, а затем наверстать все спуртом, как вошло у большинства из нас в привычку в школах наших сонных городков. Но, как указал Душка Душборн, это была не школа.