Пол Стратерн - Медичи. Крестные отцы Ренессанса

• Название: Медичи. Крестные отцы Ренессанса
• Автор: Пол Стратерн
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066799-4

Семья Медичи.

Она подарила Ренессансу много ярких личностей — покровителей наук и искусств и видных государственных деятелей.

Представители рода Медичи правили непокорной «колыбелью Возрождения» Флоренцией и занимали престол Святого Петра, а Екатерина Медичи стала самой сильной и могущественной королевой за всю историю Франции...

Но как же скромный банкирский род добился политической власти и герцогской короны?

Как строились отношения Медичи с величайшими людьми их эпохи — Галилеем и Микеланджело, Донателло и Пико дела Мирандолой, Леонардо да Винчи и Рафаэлем, Боттичелли и неистовым реформатором римской католической церкви Савонаролой?

Пол Стратерн в своем блистательном исследовании раскрывает роль Медичи в становлении и развитии не только итальянского, но и европейского Возрождения — роль не всегда однозначную, но неизменно значимую.

---

Да только мало радости принесла эта победа вновь испеченному великому герцогу, замкнувшемуся теперь в своем гигантском, опустевшем ныне дворце, где он жил в печальном одиночестве, подолгу, нередко часами вглядываясь в одиноко висящую на стене картину — портрет своей любимой дочери Марии. Впрочем, в какой-то момент Козимо встряхнулся и сделал попытку вырваться из круга навязанного самому себе одиночества: он постепенно вернулся к своим спортивным привычкам — охоте, плаванию, поднятию тяжестей. Но теперь, когда государственные дела остались позади, занять себя было особенно нечем, и Козимо стал волочиться за женщинами.

Наконец, на одной из любовниц — юной Камилле Мартелли — он решил жениться. Семья — те ее члены, что пережили эпидемию малярии, — была в шоке; не успели Медичи стать великими герцогами, как глава клана женитьбой на простолюдинке подрывает этот статус. Брак обернулся чистой катастрофой, ибо Камилла из нежной любовницы превратилась в капризную, строптивую, сварливую жену, и жизнь в герцогском дворце превратилась в череду некрасивых шумных свар, в которые оказались втянуты все члены семьи. Козимо вновь удалился в свои апартаменты, а в апреле 1574 года, в возрасте пятидесяти пяти лет, умер от апоплексического удара. Формально его царствование продолжалось тридцать семь лет, в этом смысле он превзошел всех своих родичей-предшественников. Особой популярностью он не пользовался, но оставил по смерти процветающую Тоскану с его главным городом — довольно скучной и сделавшейся провинциальной Флоренцией. Высокая художественная драма итальянского Возрождения подошла к концу, начиналась интерлюдия, которая оборвется следующим важнейшим поворотом, когда Медичи вновь сыграют роль крестных отцов.

26. МЕДИЧИ - ЕВРОПЕЙСКИЕ ВЕНЦЕНОСЦЫ

К этому времени Флоренция уже перестала быть главной опорой власти и влияния Медичи. Когда четырнадцатилетняя Екатерина де Медичи венчалась в 1533 году в Марселе со вторым сыном Франциска I Генрихом де Валуа, никто и подумать не мог, какое славное будущее ей предстоит. Даже папе Клименту VII, который, породнившись таким образом с королевской семьей, больше других сделал для утоления тщеславных помыслов клана, трудно было вообразить, что через тридцать лет она станет во главе этой семьи и всей Франции. Она умрет вдовой одного короля (Генриха II) и матерью трех (Франциска II, Карла IX и Генриха III). А сила ее личности была такова, что на протяжении почти тридцати лет Екатерина и впрямь была фактической правительницей Франции. Притом если великие герцоги Тосканы правили относительно мирным и совсем небольшим (семьдесят пять тысяч человек) населением, то Екатерина де Медичи стремилась навязать свою волю пятнадцатимиллионному народу в один из самых драматических периодов его истории.

Став сиротой еще в младенчестве, Екатерина воспитывалась в основном монахинями; но то была вовсе не тихая, потусторонняя жизнь, ибо отзвуки трудных дней «Республики Христа» были хорошо слышны и за стенами женского монастыря. В ту пору, когда Медичи оказались в изгнании, сама Екатерина сделалась ценным заложником, и ей еще повезло, что она пережила осаду Флоренции.

Четырнадцатилетняя Екатерина, приехавшая в Марсель, чтобы выйти замуж за своего сверстника Генриха, выглядела выдержанной, даже застенчивой девочкой. Но неброская внешность скрывала немалый ум в сочетании с исключительной целеустремленностью; с годами она обнаруживала все больше и больше качеств, свойственных ее удивительному прадеду, Лоренцо Великолепному, хотя парадоксальным образом его почти женское обаяние и любовь к широкому жесту в ее случае обернулись явно мужским стремлением к власти.

После бракосочетания Екатерина с мужем поселились при дворе ее тестя Франциска I. Влияние итальянского Ренессанса сказалось здесь довольно рано, решающую роль в этом сыграл сам король, при дворе которого царило настоящее пиршество ума и духа — на фоне обширной, но довольно-таки отсталой сельской провинции. При этом дворе провел свои последние дни Леонардо да Винчи, умерший как раз ровно за четырнадцать лет до появления здесь Екатерины. У короля Франциска I все еще были большие замыслы, и в 1546 году он решил снести свой старый дворец в Париже и взамен его возвести новое величественное строение, где будет место и семье, и двору, и собранию картин. Так возник замысел Лувра.

Первые годы, проведенные Екатериной во Франции, в атмосфере, пронизанной отчетливо различимым духом итальянского придворного общества, оказались тем не менее нелегкими. В кругу высшей знати, владения иных из которых превышали площадью всю Тоскану, бытовало мнение, что брак Генриха де Валуа — это чистый мезальянс. Екатерину презрительно называли «дочерью коробейника», и с годами, становясь юной женщиной, она нельзя сказать, чтобы так уж расцвела. По описанию одного современника, это была особа «тощая и невысокая, с грубыми чертами лицами и выпученными, как у всех Медичи, глазами».

Мало что изменилось и после смерти в 1536 году старшего сына Франциска, герцога Бретонского, когда наследником престола стал ее муж. Генрих де Валуа был человеком, испытывавшим постоянную угнетенность, он так и не оправился от психологической травмы, полученной в детстве, которое провел в испанском плену. Отец после освобождения оставил двух своих сыновей заложниками, и Генрих так и не смог простить ему этого. Вернулся он домой замкнутым, погруженным в себя молодым человеком, сразу затерявшимся в кругу веселых и остроумных придворных. Генрих не делал тайны из своего отношения к отцу, и в конце концов это непреходящее чувство обиды стало определяющим в его и без того трудном характере. Не получив сколько-нибудь регулярного образования, Генрих не блистал и умом и не обладал даром красноречия, столь потребного в придворной жизни с ее многообразными увеселениями. Да и вообще всячески избегал их, выказывая интерес лишь к охоте и рыцарским поединкам.

Быть женой такого человека — доля нелегкая; тем острее ощущалась необходимость в наследнике, но брак долгое время оставался бесплодным. По прошествии нескольких лет при дворе упорно поползли слухи, что развод не за горами, однако Франциск I заверил Екатерину, что он этого не допустит. В эту трудную для нее пору король стал Екатерине родным отцом, которого у нее фактически никогда не было; она усвоила его взгляды, уверовав постепенно в силу монархического правления. Со своей стороны, стареющий Франциск I относился к Екатерине с большой симпатией; ему нравилось смотреть, как она танцует и охотится, он ценил ее ум, энергию, постепенно крепнущую уверенность в себе. Всему этому, несомненно, способствовало постоянное присутствие в Париже и Фонтенбло итальянских художников. В 1537 году в Париже ненадолго появился Челлини, в 1540 году он вернулся и осел на ближайшие четыре года; в «Автобиографии» он упоминает о встречах с Екатериной, но больше пишет о впечатлении, которое произвел на короля, скромно отмечая, скажем: «Осыпав меня столь многочисленными знаками внимания, что их здесь и не перечислить, король вернулся во дворец... Что за человек! — воскликнул король» (увидев одну из работ Челлини), ну и так далее. Именно в этот период Челлини создал свою заслуженно знаменитую золотую солонку. Екатерину тоже воодушевляло восторженное отношение Франциска I к итальянской культуре, которая привлекала все большее внимание по мере проникновения идей Ренессанса в глубь высшего французского общества.

В 1544 году, после одиннадцати лет замужества, двадцатипятилетняя Екатерина родила своего первого ребенка. Всего у нее родится десять детей, выживут четыре мальчика и три девочки. Через три года после рождения первенца умер Франциск I, и на французский престол взошел муж Екатерины, Генрих II. Но гораздо больше этого нескладного двадцатидевятилетнего мужчину занимала его сорокавосьмилетняя возлюбленная Диана де Пуатье; когда-то ее зрелость оказывала неотразимое воздействие на инфантильного Генриха, но теперь, с годами, когда красота начала увядать, Диану все больше беспокоила прочность занимаемых ею позиций. Именно поэтому она изо всех сил доказывала свое превосходство над Екатериной, даже заботу о воспитании ее детей пыталась взять на себя. Ну а самообладание, которое демонстрировала Екатерина, заслуживает всяческого восхищения — многие даже объяснения ему не находили. Новая королева никогда не теряла чувства собственного достоинства, никогда не сомневалась в преданности мужа, при всех недостатках его характера; и в этом не ошибалась — конечно, насколько можно судить о столь интимных вещах со стороны.

В это время Екатерина уже вводила итальянские новшества в жизнь французского двора. Самый яркий пример в этом смысле, пожалуй, — гастрономия; говорят даже, что самим своим происхождением нынешняя французская кухня обязана именно Екатерине. До нее тут готовили на средневековый лад: запах несвежего мяса приглушал густой, вредный для здоровья соус, тяжелые для желудка блюда изобиловали кисло-сладкими приправами, а главным деликатесом считались острые специи. Екатерина привезла с собой во Францию несколько флорентийских кухарок, хорошо знакомых с особенностями итальянской кухни — куда более легкой и утонченной, чем французская. Отличалась она также и большим разнообразием: с Ренессансом пришел вкус к здоровым овощам, которые перестали считаться пищей бедных.