Александр Данковский - Папа волшебницы

• Название: Папа волшебницы
• Автор: Александр Данковский
• Жанр: Фэнтези

Роман для подростков и их родителей или, выражаясь старинным языком, для семейного чтения. А пользуясь современным сленгом, это очередная история о "попаданцах" — папе с дочкой. Вернее, дочки с папой. Сюжет не вижу смысла пересказывать

---

— А причем тут мальчик? Он тебя бросился защищать?

— Нет. По-моему, тут это не принято. Он попросил объяснить несколько приемов. Сказал, его отец учил драться, но такого не показывал. В общем, мы на следующей переменке устроили спарринг. Тут Лиина появилась, бросилась нас разнимать (по-моему, ей кто-то настучал про мою прошлую драку). Мы ей объяснили, что не деремся, а только учимся. Она заявила, что сюда приходят учиться другим вещам, схватила меня за руку и увела в кабинет — на дополнительные занятия. Потом, правда, сказала, что не будет возражать, если я продолжу свои "упражнения по повреждению лица кулаком" — так и выразилась! — только не у всех на глазах. И дала нам разрешения заниматься по вечерам в спортзале. На следующий день, правда, так загрузила меня работой, что я еле до кровати доползла. А вчера вечером мы с Дриком — так мальчика зовут — немножко пофехтовали на палках. Вот, — мне был предъявлен свежий синяк на предплечье.

Мы проговорили несколько часов. Я все пытался выяснить, чему же учат здешних студентов. Но трех дней Юльке явно не хватило, чтобы составить об этом сколь-нибудь целостное впечатление. Я понял, что им преподают местную математику, некий достаточно далекие аналоги физики и химии, вполне привычную анатомию с зачатками медицины (я даже поразился тому, насколько рисунки в Юлькином учебнике похоже на то, что когда-то учил я), а также какие-то околойоговские дисциплины: дыхание, самоконтроль, умение вызывать перед внутренним взором какие-то картинки… Плюс общефизическая и общементальная подготовка. Последнее представляла собой достаточно зверские методы тренировки памяти — зрительной, текстовой, даже музыкальной. На последнюю, впрочем, Юльхен никогда не жаловалась, в отличие от вашего покорного слуги.

Потом я, немного стесняясь (сам не знаю, чего) показал дочке свои математические записи. Она на удивление быстро схватила суть, то есть догадалась, что я пытаюсь записать все, что помню, пусть без особой системы. Уверенно потыкала пальчиком в несколько рисунков со словами "это было, это было, а этого не было" (я нимало удивился, узнав, что они учат основы векторной алгебры) и сказала, что мне хорошо бы поговоить с их "профессором".

Лиина заявилась только после обеда. И тут же присоединилась к Юлькиным словам: мол, мои знания могут оказаться весьма полезными и для науки вообще, и для образования молодежи в частности. Поэтому она меня сведет с нужными людьми в университете, правда, чуть попозжее. А пока-де она заехала, чтобы приодеть мое чадо: "У девочки недопустимо бедный гардероб". Мне милостиво было разрешено сопроводить дам в походе по магазинам. И хотя я терпеть не могу шоппинг, желание посмотреть на жизнь за пределами купола взяло верх.

Супермаркетов тут, как и следовало ожидать, не было, а лавки ничем особенным меня не покорили. Тем более я, как правило, оставался в авто у дверей, а Лиина с Юлей скрывались где-то в торговых недрах для подборки и примерки.

Заодно мне перепали кое-какие одежки — чтоб не слишком отличался от аборигенов. Местные, насколько я смог заметить, отличались широтой нравов и ходили кто во что горазд. Но нейлоновых одеяний цвета "вырви глаз" ни у кого не было. А я в этот мир попал как раз в синтетической ветровке-велосипедке, призванной сделать меня заметным на дороге. Поэтому от Лиининых щедрот мне перепала темно-коричневая куртка из какого-то материала, похожего на замшу (потом я узнал, что делают его из местного аналога гриба-трутовика), хэбэ штаны, увы, без карманов, и шапка вроде летного шлема.

Потом был ужин в небольшом трактирчике — с мороженым, между прочим, от чего и я и Юля буквально растаяли. Правда, по вкусу оно больше напоминало холодную дыню, но все равно объеденье. Лиина, глядя на то, как мы уписываем лакомство (я слопал две порции, каждая с суповую тарелку, а растущий дочкин организм осилил целых три) просто млела. Ну чисто бабушка, угощающая внуков, прибывших на каникулы. Думаю, она знала, что мы не в восторге от местной кухни — скорее всего, Юлька проболталась, — а тут удалось найти блюдо, которое нам действительно понравилось.

Домой мы вернулись сытые и довольные, распрощались с Лииной в самом замечательном настроении. В нашем распоряжении было еще целое воскресенье.

Его мы провели не менее прекрасно — в основном, мечтая вслух. Пока Юлька была рядом, я загнал в самый дальний угол мозга (вот такой он у меня угловатый) все свои тревоги и с удовольствием подыгрывал ей в любых ребячествах и дурачествах. Мы даже устроили бой на местных аналогах подушек! А потом дочка всласть порисовала. И попросила меня за недельку, пока ее не будет, изложить на бумаге не только очередной кусок математики, но и что-нибудь художественное. Книжку какую-нибудь попытаться по памяти записать, хотя бы вкратце. А то она, мол, без литературы пропадает. Внутренне я обозвал себя телятиной: мог бы и сам догадаться. А вслух пообещал что-нибудь набросать. Все же память на тексты у меня неплохая, а прочел я в свое время кучу всякой всячины. Конечно, "Войну и мир" не воспроизведу, а вот какие-нибудь фантастические рассказы, где главное — сюжет, изложу запросто. Благо наследники Саймака с Хайнлайном вряд ли до меня доберутся, чтобы покарать за нарушение авторских прав.

Вдохновленная успехом, Юльхен тут же потребовала, чтобы я немедленно рассказал вслух что-нибудь эдакое. Я для виду покочевряжился, а потом выдал краткую версию "Почти как люди" Саймака. И только в середине повествования вспомнил, что когда-то мне шестилетнему эту же вещь пересказывала мама, когда я затребовал сказку, сидя в очереди в поликлинику. Преемственность поколений, понимаешь.

А утром она уехала…

И я снова остался один…

Саймак больше, как на грех, не вспоминался. И Хайнлайн не вспоминался. И даже читанные-перечитанные Стругацкие вылетели из головы один за другим. Но я наступил на горло собственной хандре и резво взялся за формулы сокращенного умножения. Разность квадратов и квадрат суммы всплыли в памяти сами собой, с разностью кубов пришлось повозиться, а потом пошла тригонометрия. В школе я ее никак не мог выучить толком, вечно путал сумму синусов с синусом суммы, писал формулы на листочках, обложках тетрадок и даже крышке пенала. А тут вот всплыло в памяти, и я быстренько вывалил всю эту премудрость на бумагу, пока она не утонула обратно. Успел, записал, назвал себя вслух молодцом и как раз подумал, что имею право на перерыв, когда в дверь постучали. С такой силой стучать мог только один из моих немногочисленных местных знакомых. Который низенького роста и с бородой.

— Привет, Бержи! — сказал я по-русски.

— Здравствуй, Дмитри, — не остался он в долгу. При наших нерегулярных встречах гном упорно просил меня учить его нашему языку. Зачем это ему — ума не приложу. Пока, правда, он выучил всего несколько десятков слов и выражений. И одно из первых — "пожрать". На свою голову, я когда-то выдал именно этот глагол. А Бержи его запомнил — и напрочь отказывался от более интеллигентных синонимов. Хотя я и их приводил. Может, ему звучание нравилось…

— Пожрать! — объявил он, похлопав рукой по объемистому мешку. Кажется, я уже говорил, что именно Бержи больше других старался разнообразить наш стол. Притаскивал то хлеб, то мясо, то овощи, похожие на помидоры, только пронзительно-фиолетовые, то какие-то готовые блюда, напоминающие смесь каши с салатом. По-моему, он даже поцапался на эту тему с Лииной: она боялась, что местные харчи могут пагубно сказаться на наших желудках. Определить, кто из двух университетских профессоров окажется прав в этом гастрономическом споре, должен был эксперимент, который с недавних пор объявлен критерием истинности. Вышла боевая ничья: одна еда шла нам явно впрок (мы даже требовали повтора), от другой кишки сворачивались в жгут. Бержи продолжал опыты на людях (то есть на нас), пока не сформировал вполне приличное меню из безопасных блюд.

На сей раз он притащил не только еду, но и выпивку — мешок булькал.

— По какому случаю пируем?

— Не пируем. Лечим, — ответил гость.

— Кого?!

— Тебя, конечно.

— От чего?

— От тоски.

— Какой-такой тоски?

— Откуда я знаю, какая у вас, пришельцев, тоска бывает. От обыкновенной, людской. Я же вижу, что несладко тебе. Юлька уехала, и ты вообще заскучал.

На протяжении этой тирады гном сноровисто выставлял и выкладывал на стол (который я ленился сворачивать в сундук) сверточки, судочки, горшочки и кувшинчики.

— Ну что — уехала… Я ведь понимаю, ей учиться надо.

— Я тоже понимаю. Я гораздо больше этого понимаю. Например, что сейчас ты к миру привязан только одной веревкой — которая от тебя к Юле тянется. А человек должен быть привязан к миру накрепко, многими веревками, бечевочками и ниточками. Тогда смерти его оторвать сложнее. Пей! — под носом у меня оказался свежеоткупоренный кувшинчик объемом чуть больше стакана.