Мария Халаши - На последней парте

• Название: На последней парте
• Автор: Мария Халаши
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1966

Девочка-цыганка Кати Лакатош приезжает со своей семьей из провинции в Будапешт. Озорной, непосредственной Кати, не умеющей сдерживать свои чувства, очень трудно привыкать к другой школе, к новым друзьям. Все предрассудки цыганской жизни, к которой приучена Кати, приходят в столкновение с новой средой, с новыми отношениями между людьми в сегодняшней Венгрии. Но новое побеждает, и после множества смешных и грустных историй у Кати появляются друзья, она привыкает к своему классу.

---

Кати и Надьхаю до тех пор пробирались между ног, транспарантов и флагов, пока не оказались совсем впереди, среди людей-буковок.

На площади гремели репродукторы, звучала музыка, одна группа пела марш, другая затянула народную песню, и так вокруг было весело и оживленно, что Кати не находила себе места от восторга. Люди-буквы вдруг стали кричать во все горло: «Да здравствует международная солидарность рабочих!» Кати не знала, что такое солидарность, Надьхаю, конечно, тоже — где уж ему, он и пять-то на семь не умножит! — но они кричали вместе со всеми. Кати даже покраснела от натуги, так громко кричала: «Да здравствует международная солидарность рабочих!» Это, наверное, что-то хорошее, если столько народу кричит «да здравствует!».

Вся Главная площадь слилась в единое целое. В воздух полетел красный шарик. Кати следила за ним глазами, — на радостях она и сама готова была взлететь к облакам.

И вдруг какой-то дядька схватил ее за руку и вытолкнул прочь.

«А ну, убирайся домой подобру-поздорову, — рявкнул он. — Нечего тебе здесь делать!»

А следом за ней вытолкнул и Надьхаю. Кати чуть не вспахала землю носом, — она-то все еще следила за шариком. А шарик в этот миг вдруг лопнул в вышине.

День тогда был вот такой же теплый, как этот…

7

— Моя роль пропала! Вы не видели? — в полном отчаянии крикнула Кати, когда все-все уже было вынуто из ящика, вплоть до нанизанных на веревочку каштанов. Она обыскала каждый уголок, но заветного листочка не было.

Папа сидел в комнате перед железной печуркой и раздувал огонь, а между делом ругал на все лады Шаньо, который и огня не развел, и дрова принес сырые. Шаньо восседал на кровати и размышлял о том, что нужно бы все же снять мокрые ботинки, потому что Кати, если увидит, что он залез на кровать прямо в ботинках, расцарапает ему всю физиономию. Она чудная какая-то стала, эта Кати! Накричала на него недавно, зачем, дескать, носом шмыгает, платком не пользуется. И откуда только она набралась всего этого? От тети Лаки, что ли?

Руди дома не было. Руди вообще почти не бывает теперь дома, да оно и лучше, ведь, едва он ступит на порог, сразу начинается такая руготня, что весь дом звенит.

Напрасно взывала Кати из кухни, никто даже не откликнулся. Тогда она все пошвыряла обратно в ящик, даже остатки орехов и связку каштанов, — тетя Лаки вечно твердит ей, что порядок всему основа, — а потом вихрем ворвалась в комнату. Шаньо быстро соскользнул к краю постели; ноги он подозрительно держал на весу, но Кати даже не взглянула на него и сразу исчезла в шкафу. А когда вылезла оттуда, тотчас полезла под кровать. Потом она перебрала всю постель, повертела в руках каждую подушку. Роль исчезла.

Что теперь будет?!

Это случилось в ноябре, на уроке венгерского языка.

Задано было прошедшее время. Кати узнала об этом только перед уроком, когда Марика Большеглазка спросила:

— Ты прошедшее время выучила?

Кати даже не ответила. С чего бы это она выучила именно прошедшее время? Но на этот раз и в самом деле жаль было бы, если б выучила, потому что тетя Дёрди, не успев войти в класс, в самом начале урока сказала:

— Уберите с парт учебники и тетради, сегодня мы поговорим о другом.

В мгновение ока с парт все исчезло.

— Мы получили большое и почетное задание, — продолжала тетя Дёрди, — наш класс должен подготовить праздничный концерт и выступить с ним на елке![9]

Что тут поднялось! Все хлопали в ладоши, кричали, Коняшка вскочил на парту, Кёсеги стучал по скамье линейкой, а Марика громко смеялась. Она всегда смеется, когда радуется чему-нибудь, и тогда лицо у нее становится как свежая румяная булочка.

Кати из приличия тоже покричала вместе со всеми, чтобы не подумали, будто она не хочет принимать участия в этом кавардаке, но, честно говоря, новая затея не очень ее заинтересовала. Думала она о том, что сегодня приготовит на ужин картофельный паприкаш и даже колбасы к нему купит — папа дал ей сегодня вполне достаточно денег.

— Тишина! — раздался вдруг голос тети Дёрди.

И сразу стало тихо. Коняшка как стоял на парте, так и замер от неожиданности. Потом он тихонько, втянув голову в плечи, опустился на свое место, словно получил хорошую затрещину.

Тетя Дёрди поправила очки и сказала:

— Прежде всего мы должны создать организационный комитет. Я думаю, что надо выбрать в него троих. Они будут отвечать за концерт, следить, чтобы все, когда нужно, являлись на репетиции. Итак, кого вы хотите избрать в этот комитет?

— Феттер! — зашумели в классе.

Секунду назад Кати еще рассчитывала про себя, какую колбасу ей купить — за три двадцать или за шесть форинтов; конечно, трехфоринтовой колбасы выйдет вдвое больше, зато шестифоринтовая гораздо вкуснее, и значит…

Но вдруг она прислушалась. Феттер? Вечно всюду выбирают эту Феттер! Она и библиотекарь, и звеньевая, и тетради раздает перед уроками! Только и знает, что распоряжается! И что они все в ней находят? А мамаша-то у нее какая противная…

Как-то днем Кати повстречалась с Феттер у магазина. В магазине было много народу. Кати собиралась купить сахару, ну и — раз уже все равно в очереди стоять — спросила у Феттер, что ей купить. Аги нужно было кило муки. Когда Кати выскочила с покупками, к магазину подошла Агина мама. Кати отдала муку, сдачу и уже открыла рот спросить, что задано по истории. Не потому, конечно, что ее это так уж интересовало, но о чем же еще говорить с Аги Феттер? И вдруг Феттер-мама стала подталкивать свою веснушчатую дочку, а ей, уходя, бросила через плечо:

— Агике некогда, Агике нужно заниматься!

Вот! Даже мамаша у нее противная, у этой Аги!.. А тетя Дёрди согласно кивнула:

— Хорошо, пусть будет Аги Феттер. Еще двоих нужно.

— Марику! — закричала Кати.

Все обернулись.

— Да, Марику! — сердито повторила Кати, хотя никто не возразил ей.

Да и кто бы стал возражать? Марику в классе все любили, хотя, правда, никогда никуда не выбирали. Но она и так все делала, всем помогала, хотя никто ей этого не поручал. Например, на экскурсии она тащила сумку Бори Феньо, которая совсем расхныкалась и все говорила, что у нее ноги ломит. Коняшка до тех пор носился по горам, пока не упал; Марика подхватила его, заставила спуститься к роднику и промыла ему рану, хотя именно Коняшка утром на трамвайной остановке сильно стукнул ее по лодыжке… А выбирают всегда почему-то Феттер!

Первым поддержал Кати Пишта Кладек.

— Верно, пускай будет Мари!

Еще бы Пиште не радоваться такой идее! Как-то он сказал во дворе, что Марика самая красивая девочка в их классе. Это слышала и Феттер. Она только голову вскинула, такая уж у нее привычка — голову назад откидывать, когда ей что-то не нравится. Но нравится, нет ли — это ее дело, потому что Кати тоже считает, что Марика у них самая красивая. Косы у нее толстые и длинные, до самого пояса. Если наблюдать за ними, многое понять можно. Вот, например, запрыгали весело туда-сюда, только бантики на концах мелькают, — значит, у Марики хорошо на душе; если повисли неподвижно и бантики поникли, как осенние листья, — значит, грустит Мари. А лицо у нее круглое-круглое, совсем как румяный пушистый персик. Кати очень полюбила Марику. Она с удовольствием подсела бы к ней сейчас и сказала:

«Слушай, Персик, ты мне очень-очень нравишься! И, знаешь, не сердись, пожалуйста, что я в тот раз выбила у тебя из рук завтрак, да еще и выругала — растяпа, мол. Ты ведь знаешь, как это бывает: чувствуешь одно, а говоришь совсем другое. Вот и Надьхаю так. Когда я уезжала сюда, сказала ему: «Ну, пока, я в Пешт уезжаю!» — а он буркнул: «Скатертью дорожка!» — толкнул меня и умчался куда-то. А потом, когда мы сели уже в поезд, смотрю — он из-за станционного здания выглядывает, на нас смотрит. А когда поезд тронулся, закрыл лицо локтем и заплакал. Вот и мне, Персик, так же реветь хотелось, когда я обидела тебя».

Конечно, Кати никогда ничего подобного не говорила Марике.

Предложение было принято. Тут же избрали еще и Пишту Кладека, которого назвала Мари. Тетя Дёрди перешла к программе концерта. Она предложила выступить с двумя стихотворениями, пьесой-сказкой, потом разыграть еще одну сценку и, наконец, показать танцы. В танцевальную группу войдут хорошие гимнасты, а тетя Луиза, учительница гимнастики, позанимается с ними. Времени осталось немного, недели четыре, не больше, так что танцевальной группе придется репетировать по три раза в неделю, поэтому пусть записываются только те, кто сможет ходить на все репетиции. Ну, и конечно, кого-то нарядят дедом Микулашем, он будет вести программу, а два гнома помогут ему раздать подарки.

— Но это пусть останется в секрете, — предупредила всех тетя Дёрди, — это сюрприз. Обещаете? — спросила она.

— Обещаем! — зашумели ребята.

Кати красным карандашом рисовала на обложке хрестоматии дебреценские сосиски.