Вячеслав Козляков - Марина Мнишек

• Название: Марина Мнишек
• Автор: Вячеслав Козляков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-235-02790-6

Марина Мнишек – одна из самых ярких фигур русской Смуты начала XVII века. Полька, ставшая женой двух самозванцев и первой венчанной на царство русской «императрицей», она сумела вызвать к себе жестокую ненависть своих подданных. Ее считали главной виновницей всех бед и несчастий, обрушившихся на Русское государство, воплощением зла, еретичкой и даже колдуньей. Автор книги, опираясь на документы из русских и польских архивов, попытался дать более взвешенный портрет Марины, взглянуть на нее не столько как на злодейку, сколько как на жертву трагических обстоятельств, а заодно задаться вопросом: что именно сумела привнести в русскую историю эта незаурядная женщина? Молодая гвардия, 2005. – 341[11] с.: ил. – (Жизнь замечат. людей: Сер. биогр.; Вып. 935). ISBN 5-235-02790-6.

---

Жених царской крови, не ради ли самой Марины Мнишек сменивший веру своих предков, удостоенный чести переписки с папой римским и известный королю, – о чем еще могло мечтаться не знавшей высшего света, но стремившейся к яркой жизни молодой девушке? Не случайно вслед за этим первым краковским триумфом союзники – царевич Дмитрий Иванович и сандомирский воевода Юрий Мнишек – от слов перешли к делу. Все, о чем они раньше говорили друг другу намеками, теперь приняло форму документально оформленных договоренностей. 25 мая 1604 года царевич выдал запись воеводе Юрию Мнишку о том, что при достижении царского престола он гарантирует уплату ему одного миллиона польских злотых и обещает жениться на его дочери Марине Мнишек, сделав ее наследственной владетельницей Новгородской и Псковской земель. 12 июня царевич Дмитрий дополнительно обещал отдать во владение своим сторонникам в Речи Посполитой Северскую и Смоленскую земли. Юрий Мнишек и его потомки уравнивались в правах с потомками короля Сигизмунда III. Каждому роду – Мнишков и Вазов – доставалась половина этих земель, а заодно решался исторический спор между двумя государствами об их принадлежности.

Содержание договоренностей царевича Дмитрия Ивановича с воеводою Юрием Мнишком хорошо известно. Польские «листы», в том числе договор 25 мая 1604 года, были найдены «у розстриги в хоромех» при его свержении с трона и «чтены всем людем на Лобном месте» [40]. Тексты писем известны также благодаря первым публикациям (в том числе на языке оригинала) во втором томе «Собрания государственных грамот и договоров» в 1819 году. Иногда даже кажется невероятным, как могли уцелеть в веках документы, раскрывающие всю «тайную подноготную» действий самозванца. В записях отражен постыдный торг, где будущий царь Дмитрий Иванович действует как предатель интересов Московского государства. Сандомирский же воевода не жалеет ни средств, что еще полбеды, ни чести своей дочери, чтобы в будущем сорвать огромный денежный куш. Но задумаемся: не мешает ли использование черно-белой палитры правильной оценке всего замысла? Мы уже видели, что царевич Дмитрий умел отступать, давать обещания, соглашаться на невыгодные условия, откладывая их исполнение на будущее. Поэтому надо еще ответить на простой вопрос: а собирался ли самозванец выполнять то, что обещал?

Кажется, история уже дала свой ответ, проложив дорогу к власти этому фанатику цели, не жалевшему полцарства, чтобы сделать свою мечту былью, а потом низвергнув его в прах. Тогда, при царе Дмитрии Ивановиче, некому было предъявить к оплате векселя, выданные им в Речи Посполитой в мае-июне 1604 года. Но немаловажно и то, что они продолжали оставаться действительными еще сто с лишним лет! В начале XVIII века правнук Юрия Мнишка великий коронный маршалок Йозеф Вандалин Мнишек затеял тяжбу с Россией о компенсации за обещанные земли. Двадцать лет польские и русские дипломаты серьезно обсуждали этот вопрос, пока он не закрылся сам собою за смертью истца, так и не дождавшегося удовлетворения. Более того, оригиналы документов, относившихся к московской кампании царевича Дмитрия Ивановича, оказались потерянными для родового архива Мнишков и остались в России (сейчас это фонд 149 «Дела о самозванцах» в Российском государственном архиве древних актов) [41]. Далеко смотрел мудрый канцлер Ян Замойский, отвечая на обращение воеводы Юрия Мнишка о поддержке «царевича»: «Кость падает иногда недурно, но бросать ее, когда дело идет о важных предприятиях, не советуют».

Вернемся к тому первому документу от 25 мая 1604 года, в котором были подробно расписаны условия женитьбы «царевича» Дмитрия на Марине Мнишек. Он оформлен в виде записи, выданной будущим женихом, именовавшим себя следующим титулом: «Мы, Дмитрей Иванович, Божиею милостию царевич великой Руси, Углицкий, Дмитровский и иных, князь от колена предков своих, и всех государств московских государь и дедич». После общих рассуждений о «будущем состоянии жития нашего» царевич Дмитрий Иванович дает обещание жениться на Марине Мнишек, подтверждая его клятвами во имя Троицы: «Усмотрили есмя и улюбили себе, будучи в королевстве в Полском, в дому честнем, великого роду, житья честного и побожного приятеля и товарыща, с которым бы мне, за помочью Божиею, в милости и любви непременяемой житие свое провадити, ясневелеможную [ее милость] панну Марину с Великих Кончиц Мнишковну… дочь ясневелеможного пана Юрья Мнишка с Великих Кончиц, воеводы Сендомирскаго, Львовскаго, Самборскаго, Меденицкаго и проч старосты, жуп [42] Руских жупника… которого мы испытавши честность, любовь и доброжелательство (для чего мы взяли его себе за отца); и о том мы убедительно его просили, для большаго утверждения взаимной нашей любви, чтобы вышереченную дочь свою панну Марину за нас выдал в замужство». В подлиннике сказано более изящно и даже поэтично, чем в переводе Карпа Армашенка, опубликованном в «Собрании государственных грамот и договоров». Царевич просил его милость пана воеводу, чтобы тот позволил «поменять» ее милости статус дочери на положение жены.

Самозванец трезво осознавал свое незавидное положение непризнанного наследника Московского царства. Следом за просьбой о женитьбе на Марине содержалось упоминание о том, что царевич пока не достиг своего «наследственного» владения, и раньше выполнения этого условия стороны и не собирались давать ход всему делу. «А что тепере мы есть не на государствах своих, и то тепере до часу, – писал царевич Дмитрий. – А как даст Бог буду на своих государствах жити, и ему б попомнити слово свое прямое, вместе с панною Мариною, за присягою; а яз помню свою присягу, и нам бы то прямо обема здержати, и любовь бы была меж нас, а на том мы писаньем своим укрепляемся». Действительно, присягали и договаривались о принятых на себя «кондициях» обе стороны. Царевич и сандомирский воевода вместе придумали такую последовательность действий: во-первых, как только царевич достигает престола, он будет обязан выплатить воеводе миллион злотых «подъемных», «как его милости самому для ускорения подъема и заплаты долгов, так и для препровождения к нам ея [милости] панны Марины, будущей жены нашей». Дополнительно выдавались драгоценности из московской казны и столовое серебро. Во-вторых, следующим шагом будет отсылка посольства к королю Сигизмунду III для того, чтобы он одобрил брак будущего московского государя и Марины Мнишек, «чтоб то наше дело, которое ныне промеж нас, было ему ведомо и позволил бы то нам зделати без убытка». В-третьих, в обеспечение прав, а по сути в «приданое» от жениха к невесте (!), московский царевич обещал два государства – Великий Новгород и Псков «со всеми людьми». По заключении брака Марине Мнишек должны были выдать из царской канцелярии «привилей» с подписью и печатью царя Дмитрия Ивановича. Высокие договаривающиеся в Самборе стороны предусмотрели даже такую гипотетическую возможность, как отсутствие потомства у будущей царской четы. В этом случае права Марины Мнишек на Новгород и Псков все равно должны были остаться незыблемыми. Марина могла оставаться в своей вере и основывать там католические монастыри и церкви. Царевич Дмитрий подтверждал, что готов вести все Московское государство к церковному единству с римско-католической верой. Правда, были основания сомневаться, что план этот будет встречен с одобрением в Московском государстве, поэтому будущему царю Дмитрию Ивановичу давался на выполнение обещаний по достижении им престола один год. В противном случае, говорилось в записи, «ино будет вольно пану отцу и панне Марине со мною розвестися».

Запись была подтверждена присягой в присутствии капелланов, запечатана гербовой печатью с именем «царевича Дмитра Ивановича» и подписана им по-польски и по-русски. Если польская подпись «Дмитр царевич рукою своею» выведена уверенно, то на русском языке красивым скорописным почерком было написано только слово «Царевич». Имя «Дмитрий» далось автору документа с каким-то труднообъяснимым усилием, он так привык в Речи Посполитой к имени «Дмитр», а может, к латинскому «Demetrius», что по-русски стал писать свое имя сначала в виде лигатуры «Де» (двух рядом стоящих букв, в начертании которых используется общий элемент), потом поправил его, чтобы это выглядело похоже на «Димитрий» [43].

С 25 мая 1604 года Марина Мнишек могла считаться помолвленной. Но об этом мало кто знал, кроме тех, кто участвовал в составлении записи. В положении дочери сандомирского воеводы не произошло никаких изменений; все, что ей было обещано, требовало еще исполнения известных условий. Панну Марину, возможно, ждала блестящая будущность, но могло быть и так, что у всего дела не оказалось бы никакого продолжения. Слишком много «если» должно было исчезнуть в ближайшее время. Если, во-первых, случится «чудо» и царевич укрепится на своем наследном престоле – и это в то время, когда во главе Московского государства находился такой сильный правитель, как Борис Годунов, имевший к тому же своего единокровного наследника. Если, во-вторых, король согласится одобрить будущий брак. Если, в-третьих, царевич Дмитрий Иванович, сев на царский трон, не забудет своих обещаний… Значит, ни на что, кроме действия Божьего промысла, Марине Мнишек надеяться не приходилось. Да и кто поручится, что она была полностью посвящена во все детали тогдашних планов своего отца, сандомирского воеводы Юрия Мнишка? Ни он, ни тем более Марина Мнишек не были заинтересованы в огласке договора о возможной женитьбе, ибо в случае неудачного исхода дела репутация невесты серьезно бы пострадала.