Алексей Пантелеев - Лопатка

• Название: Лопатка
• Автор: Алексей Пантелеев
• Жанр: Прочая детская литература

---

Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л) Лопатка

Алексей Иванович Пантелеев

(Л.Пантелеев)

Лопатка

Цикл "Дом у Египетского моста"

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

В этот день родители наши с утра поссорились.

И все-таки мы собирались куда-то ехать. Куда и к кому - не скажу, не помню, но хорошо помню, что ехали все вместе: папа, мама, Вася и я. Такое у нас бывало не часто. Почему-то всегда получалось так, что в гости мы ездили или с одной мамой, или с одним папой. А тут - всем семейством. Значит, предстояло что-то чрезвычайное, необыкновенное.

Не могу точно назвать год, когда это случилось. Значит, не помню, и в каком я был возрасте. Судя по тому, что папа находился не на фронте, а дома, еще не начиналась первая мировая война. Выходит, таким образом, что мне минуло тогда лет пять-шесть. А Вася и совсем был поросенок. Толстенький, белобрысенький, слегка даже рыжеватый поросенок с молочно-голубыми, как наше северное летнее небо, глазками.

Дома сильно пахло вежеталем, которым отец по утрам смачивал свои жесткие волосы, мамиными духами, глаженым бельем, паленым волосом. Горничная Варя, сбиваясь с ног, бегала то и дело из кухни в кабинет или в спальню - то с папиными начищенными штиблетами, то с парикмахерскими щипцами, то с маминой кружевной нижней юбкой.

Нас уже давно привели в парадный вид, нарядили в новые синие блузки с белыми накрахмаленными воротничками и такими же крахмальными манжетами, повязали нам на шеи пышные белые в голубую крапинку банты, обули в сапожки на пуговках. Закованные, как в латы, в эти манжеты и воротнички, застегнутые на все пуговицы, мы уже с полчаса томились, не зная, куда себя девать...

А родители ссорились. Одеваясь каждый в своей комнате, они говорили друг другу через закрытые двери какие-то колкие и обидные слова. О чем там шла речь, мы, конечно, не понимали. Мы просто слушали, вздыхали, уныло слонялись по квартире и ждали, когда же в конце концов родители будут готовы и выйдут.

Наконец нас увидел папа. Он быстро вышел из кабинета - без пиджака, в одном жилете. Нижняя часть лица его была затянута, как забралом, прозрачным, сетчатым наусником.

- Эт-то что такое? Вы почему торчите дома? - сказал он голосом из-за наусника особенно страшным. - А ну живо - одеться и во двор!

- Как, они дома? - послышался испуганный голос мамы.

- Ха! А вы, мадам, даже не знали об этом? - слегка захохотал отец в сторону спальни. - Нарядить, как попугаев, детей, на это ума хватает, а вот позаботиться, чтобы мальчишки были на воздухе...

- Боже, они дома, - повторила мама, появляясь в дверях гостиной - уже нарядная, в шуршащем платье, с каким-то сверканием на груди, но еще не причесанная, с висящим на лбу рыжеватым шиньоном.

- Детки, милые, - сказала она. - В самом деле, что же вы торчите дома? Идите. Подышите. Мы... с вашим отцом минут через пятнадцать спустимся. Варя, оденьте их, пожалуйста.

С помощью горничной мы облачились в наши демисезонные серые в елочку пальтишки, напялили на стриженные под машинку головы такие же серые в елочку кепки, и Варя выпустила нас на лестницу.

Выходя, я заметил в углу передней свою маленькую деревянную лопатку и на всякий случай прихватил ее. Лучше бы я ее не замечал и не прихватывал. Ведь именно с этой паршивой, обшарпанной, посеревшей от времени лопатки все и началось.

Был солнечный, но уже не жаркий, а даже прохладный осенний день. Как всегда в это время года, мне как-то особенно крепко ударили в нос сразу все запахи нашего двора - смолистый запах лесного склада, запахи курятника, лаковой мастерской, конюшни, паровой прачечной... Но самый сильный запах шел от земли - запах гниющего дерева, палых листьев, грибов-дождевиков. Этот запах пронизал все тело, кружил голову.

Мы зашли в наш крохотный, игрушечный садик, отгороженный от двора низким зеленым заборчиком, и поскольку в руках у меня была деревянная лопатка, я сразу пустил ее в ход: стал рыть яму. Рыл, помню, "до червей", то есть пока не появится первый нежно-розовый дождевой червяк. Рыть было трудно - и земля твердая, и крахмальный воротник мешал. Я пыхтел, обливался потом и все-таки продолжал ковырять землю.

А Вася стоял рядом, смотрел и завидовал.

- Дай и мне немножко покопать, - сказал он, не выдержав.

Наверно, я обрадовался, что можно отдышаться, перевести дух, но все-таки для порядка сказал:

- Ха! Покопать! Хитрый! А что же ты свою лопатку не взял?

- Я ж свою потерял, - жалобно сказал Вася.

- Ну, на, - сказал я великодушно. - Только, смотри, не сломай.

- Не бойся, не сломаю, - обрадовался Вася, схватил лопатку, с силой воткнул ее в землю и - серый черенок лопатки сразу переломился надвое.

От ярости у меня кровь хлынула в голову.

- Ты что?! - закричал я, наступая на Васю. - Я ж тебе сказал!

Вася пригнулся, ожидая удара. В то время он еще был ниже ростом и слабее меня. Это потом, года через два он стал не по дням, а по часам меня обгонять.

- Я ж тебе говорил - сломаешь! - кричал я.

- Я же не нарочно, - бубнил Вася, сопя и не выпуская из рук обломок черенка. - Не сердись, я тебе куплю.

- Что купишь?

- Лопатку.

- Ха! Купит он! А где у тебя деньги?

- У меня есть, - сказал Вася. Он кинул деревянный огрызок, порылся в кармане пальто и вытащил потемневшую от времени, но еще слегка отливающую красной медью двухкопеечную монетку.

Я ахнул.

- Что ж ты не говорил мне, что у тебя есть деньги?! Откуда?

- Нашел. Под воротами. Еще давно. Вчера.

- И молчал!

Внутри у меня уже все бушевало. Свалившееся на голову богатство опьянило меня.

- Хорошо, - сказал я. - Пойдем - купишь мне лопатку.

Вася замигал реденькими рыжими ресницами.

- Куда пойдем?

Я стал лихорадочно вспоминать: где я видел лопатки? Ага - вспомнил!

- Идем на Покровский рынок.

- Одни?!

Надо сказать, что до этого мы никогда еще не выходили одни, без взрослых, за пределы нашего двора. Однако думать об этом я сейчас не хотел. Не знаю, вспомнил ли я даже о том, что через десять минут во дворе должны были появиться родители.

- Идем, - сказал я Васе. - Только не отставай от меня. Не попади под извозчика. И под трамвай. Дай руку.

Я взял его за руку, и мы двинулись под арку ворот, в конце которой, за отворенной калиткой, виднелся тот огромный, светлый и широкий мир, который назывался - Фонтанка.

Оказавшись на набережной, я не растерялся, а сразу повернул налево. Дорогу я хорошо знал - на рынке в церкви Покрова мне случалось бывать с мамой не один раз.

Ворота лесного двора были открыты, но, к счастью (или, пожалуй, к несчастью?), у ворот и поблизости за воротами никого не было. Сразу же за лесным двором, отделенные от него высоким кирпичным брандмауэром, начинались владения Экспедиции{342}. Почти вплотную к брандмауэру стояла выкрашенная, как и все постройки Экспедиции, в тусклый желтоватый цвет маленькая часовенка с серым каменным куполом в виде пасхи. В глубине часовни за распахнутой дверью мигали в темноте зеленая и малиновая лампады.

- Помолимся зайдем, - сказал я Васе.

- Почему? - удивился Вася.

- Почему? А потому, что все-таки мы с тобой в путешествие отправляемся.

И только тут, сказав эти слова, я вдруг понял, на какое нешуточное дело мы пустились.

Поднявшись по каменным ступеням и обнажив стриженые головы, мы чинно ступили в полумрак тесной часовни. В середине ее, перед распятием, на слегка наклоненной, как на папиной конторке, столешнице аналоя лежала икона ближайшего праздника - может быть, Воздвиженья. Перед аналоем на серебряном многосвечнике горели, оплывая, две-три восковые свечки. У входа за свечным ящиком дремал старичок в сером подряснике. Услышав шаги, он очнулся, помигал, посмотрел на нас, и мне вдруг ужасно захотелось купить у него и поставить к празднику свечу. Но, вспомнив о лопатке, я быстро подавил в себе это благое желание.

Я, а за мной и Вася опустились перед аналоем на колени.

- Молись, - сказал я шепотом.

Вася стал креститься, потом, как и я, коснулся лбом каменного пола. Потом, поднявшись, я привстал на цыпочки и поцеловал темно-коричневую, слегка щербатую доску иконы. Вася тоже вытянулся на цыпочках, но ему было не дотянуться. Пришлось взять его сзади под мышки и, поднатужившись, слегка приподнять. Я увидел, как высунулась из-за крахмального воротничка его густо-розовая шея, и услышал, как он тоже громко чмокнул губами.

Когда мы выходили из часовни, старичок за свечным ящиком зашевелился, улыбнулся и сказал что-то непонятное.

Не успели мы выйти на набережную, не успели еще раз перекреститься и нахлобучить наши серые кепки, как совсем близко, где-то за новым Египетским мостом, раздались два коротких басовитых гудка.

- Пароход! Пароход! - закричал я. - Побежали скорей!..

И, схватив Васю за руку, торопливо посмотрев направо и налево - нет ли извозчиков, - я ринулся через мостовую к решетке Фонтанки. Как я и думал, из-под деревянного временного Египетского моста{343} выплывала черная закоптелая тушка буксирного парохода. С двух его сторон по реке стлалось густое облако рыжего дыма.