Андрей Степаненко - Еретик

• Название: Еретик
• Автор: Андрей Степаненко
• Жанр: Исторические приключения

Историю пишут победители. Но меня больше интересует мнение тех, кого победители «выдавили за кадр». Поэтому роман местами антиисторичен.

Летописцы уготовили Амру ибн аль-Асу иную, чем в романе, судьбу: проигрыш в мятеже, спасение жизни ценой униженного выставления своих ягодиц на волю победителя, долгую жизнь в позоре и смерть в своей постели.

Странная судьба для человека, вышедшего на Византию с 2500 воинов, спасшего родину от голода, а мусульман от физического исчезновения, давшего исламу толчок по всей Северной Африке, а затем и далее — на Сицилию и в Испанию, посмевшего отказать халифу и решительно вставшего на защиту покоренных народов от грабежа. Такие люди не умирают своей смертью и, тем более, не подставляют ягодиц.

---

— Поскольку я так и не услышал ни от Боговдохновенных греков, ни от разумных евреев, ни от ученых сирийцев, ни даже от моих любимых армян ни одного предложения о войне с гуннами Кубратоса, я с болью в сердце принял предложение Папы Римского о вводе наемников-итальянцев в Кархедон.

Сенаторы охнули.

— Это невозможно!

— Мартина! Что это?! Что он говорит?!

Ираклонас с любопытством оглядел бушующий Сенат и, поняв, что его роль на сегодня исполнена, сел на трон и замер — с трогательной юношеской торжественностью.

— Я просила вас о помощи, — поднялась, чтобы ее лучше видели, императрица-мать, — и что я услышала в ответ?

— Только не наемники!

— Это же хуже, чем гунны!

Мартина подняла руку.

— Я еще раз спрашиваю вас: кто откликнулся на мой призыв? Есть такие?

Сенаторы недовольно заворчали и стихли. Мартина и впрямь разослала обращение всем вождям народов и племен — каждому лично.

— Вместо помощи появилось вот это письмо! — выдернула Мартина из стопки папируса желтый листок. — Якобы написанное мной! И вместо помощи я получила удар в спину!

Сенаторы окончательно замолкли и насуплено опустили глаза.

— Смотреть на меня! — закричала императрица. — Не смейте опускать глаз!

Сенаторы опешили. Так с ними разговаривал только Ираклий.

— Под стенами Константинополя варвары! — с напором продолжила императрица. — Если бы не чума в их становищах, они бы уже вошли в столицу. Но вам все равно. Вас интересуют только деньги, лишь то зерно, что еще осталось в Александрии!

— Это не так… — осмелился возразить кто-то.

— Да, это не так, — согласилась Мартина, — еще вас интересует, кто придет после меня.

По залу прошел недобрый смешок. Это уже было ближе к истине.

— И я вам отвечу, — уверенно кивнула императрица. — Хотите знать?

Сенаторы оживились.

— Ну, и… кто?

— Из вас — никто, — отрезала Мартина.

В зале воцарилась тишина.

— А кто же тогда? — спросил кто-то.

Мартина глянула в сторону сына и тот, немного замешкавшись, вытащил из рукава кусочек папируса.

— По многом размышлении, — прочитал император, — я принял решение, что дети моего брата Костаса должны разделить со мной честь и бремя императорской власти.

Сенат замер. Почти все полагали, что со смертью Костаса отношения Мартины и ее снохи Грегории безнадежно испорчены, и никто не думал, что императрица сумеет преодолеть это долгое противостояние внутри семьи.

— А почему грегорийцы? — задал риторический вопрос кто-то недовольный. — В империи много достойных родов.

Мартина сощурилась. Она уже видела, кто подал эту провокационную реплику.

— По отцу они вовсе не грегорийцы, — внятно ответила она. — По отцу они армяне и более того, они — царственная кровь Ираклия.

— Все знают, что за ними всегда будет стоять род их матери Грегории, — возразил сенатор. — А в империи много достойных родов…

Мартина поджала губы. Ясно, что сенатор намекал на себя.

— Верно, сенатор, даже ты тоже можешь стать императором… если свергнешь мою семью. Но, неужели ты думаешь, тебе позволят остаться на этом троне?

Она подалась вперед.

— Ты, умный, опытный человек, неужели ты думаешь, кто-нибудь из вас уцелеет, если верховная власть империи рухнет?

Сенатор побледнел. Вопрос был в точку.

— Поэтому я и говорю вам: хватит склок! Хватит фальшивок! Хватит споров и злобы! Пора спасать то, что еще не поздно спасти! Иначе падет не только Александрия; падет и Мемфис! И наступит день, когда наш Карфаген будет разрушен итальянцами, а в нашем Константинополе будут заправлять аравитяне!

Сенаторы на мгновение обмерли, затем кто-то хмыкнул, рассмеялся, его поддержали соседи, а вскоре весь зал безудержно хохотал.

* * *

Когда Симон развернул теплую, пахнущую кровью и животиной шкуру, а обнаженная, перепачканная свежей кровью Царица Цариц обняла его за шею, там, за стенами храма раскатисто пророкотал далекий гром. Он осторожно, так, чтобы с головы не свалился тяжелый коровий череп, взгромоздился сверху, провел рукой по скользкому от крови горячему бедру, и внутри живота стало горячо и зыбко, — как в первый раз.

— Я тебя сразу полюбила, — заплакала Елена, — как только увидела. Еще тогда…

Симон хотел что-нибудь ответить, но губы и подбородок тряслись.

— Т-ты…

И едва она закричала, он яростно сорвал с себя «божью голову», с ненавистью отшвырнул ее назад, к порогу и лишь тогда приник всем телом — так, как желал с самого начала. Бог уже получил оговоренную контрактом кровь девственницы, а все остальное Верховного Бабуина не касалось.

* * *

Кифа не обнаружил Симона в монастыре покойного Фомы, однако следы этой парочки он видел повсюду. А когда он сопоставил показания оставшихся при монастыре божьих слуг, стало ясно, что Симон бежал в Александрию.

— Хитер…

Найти человека в крупнейшем торговом городе Ойкумены было почти невозможно.

«Что ж, придется разослать агентов и выполнять остальные поручения…» — смирился он с временной потерей.

«Остальных поручений» тоже хватало, и все они были важны. Едва войска Амра выбили последние преданные семье Ираклия армянские легионы из Карийуна, Александрия оказалась в осаде. Понятно, что первым делом город четко разделился на две главные фракции: торгашей и вояк. Торгаши хотели мира и беспрепятственной торговли. Вояки мечтали перетерпеть временные неудобства, чтобы когда-нибудь нанести Амру ответный удар. Но главным было то, что обе фракции никак не связывали свое будущее с Мартиной и ее семьей. Это настроение люди Папы поддерживали, как могли, — всеми отпущенными средствами.

— Если не вывезти зерно из Александрии прямо сейчас, — говорили они купцам, — Мартина спохватится и все отберет. И лучше всего вывозить в Италию, там цены самые высокие…

И тут же подготавливались юридические документы, и зерно под видом второсортных товаров, разумеется, через взятки таможне, вывозилось из осажденного города.

— Купцы сдадут Александрию; никакого сомнения, — говорили те же люди главам военно-аристократических родов, — если терпеть примиренчество Мартины и не оттеснить их от управления городом, будет поздно…

И аристократы начинали решительно теснить купцов отовсюду. В результате все выходило, как надо: зерно вывозилось, а в управлении городом все больший вес приобретали военные. И так как именно аристократы представляли наибольшую опасность для Мартины, распад все более становился неизбежным. А однажды Кифу навестил очередной посланник от Мартина.

— Святой отец интересуется, что у тебя с этой женщиной, — первым делом сказал посланник.

— Пока ничего, но, думаю, она будет моей, — просто ответил Кифа.

Посланник окинул кастрата критическим взглядом, но от выражения недоумения удержался: ни отношения Кифы с женщинами, ни то, почему это столь интересует Мартина — такого же кастрата, его ни в малой степени не касалось.

— А какие прогнозы для Египта?

— К осени Египет падет, — уверенно констатировал Кифа.

Да, Александрия была неприступна, особенно сейчас, во время разлива Нила, однако то, как быстро рассыпалась египетская власть, внушало самые оптимистичные надежды.

— А когда в Египет войдем мы? — спросил посланник. — Что Мартин должен говорить Папе?

— Мы войдем сюда нескоро, — покачал головой Кифа. — Сначала аравитяне должны вернуть подати и начать злоупотреблять властью. Думаю, Папе придется ждать, как минимум, пять-шесть лет.

Посланец аккуратно все записал, и лишь тогда передал Кифе очередное, довольно неожиданное задание:

— Мартин хочет, чтобы ты организовал вывоз архивов Мусейона в Рим.

— Архивы Мусейона? — поднял брови Кифа, — но зачем они ему?

Посланник понимающе кивнул и достал желтый папирусный листок.

— Отец Мартин сказал мне, что ты должен понять.

Кифа развернул записку.

«Ты подал мне интересную мысль, Кифа, — писал Мартин, — но чтобы ты стал тем, кем ты хочешь, а все мы в будущем выглядели так, как все мы хотим, архивы империи должны быть у нас».

Кифу свернул записку и уставился в окно.

Он уже понимал размах мысли Мартина, ибо, едва еретическая Византия, а вслед за ней и власть временщиков-аравитян, падут, Папе придется решать, как поступить с памятью — с тем, что останется лишь на папирусной бумаге. Потому что дикий, кровожадный и тупой, как все варвары, Амр ибн аль-Ас не имеет права войти в историю таким, каким его видят сегодняшние египтяне. Злобная отравительница Мартина не должна выглядеть ни заботливой матерью для всех детей своего мужа, ни рачительной продолжательницей его дела. А уж армяне… этих, пусть и недолго, но правивших всей Ойкуменой еретиков следовало навеки отправить туда, где им и место, — на самые задворки истории. А может быть, и еще дальше.