Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема, том 2

• Название: Миры Джона Уиндема, том 2
• Автор: Джон Уиндем
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88132-250-9

В романе "Куколки" изображен мир, в котором давно отгремела ядерная война. Человечество сохранилось лишь на нескольких клочках свободной от радиации земли.

 Процветает религиозный фонатизм и ненависть ко всему, что отклоняется от Нормы. Но даже в обществе, стиснутом жесткими рамками, пробиваются ростки нового...

 В романе "Кракен пробуждается" - таинственные пришельцы, для которых глубины земных морей - дом родной, объявляют человечеству войну - войну на уничтожение, потому что у двух рас слишком мало общего, чтобы прийти к согласию.

Содержание:

Куколки (Перевод: Н. Коптюг)

Кракен пробуждается (Перевод: А. Захаренков) 

---

Напряжение усиливалось и оттого, что все знали уже дважды удостоверения не было Отец хорошо сознавал, да и инспектор тоже, что окружающие втайне прикидывали, не отошлет ли мой отец мою мать прочь (так дозволялось делать по закону), если и в третий раз нам не повезет Ну а пока было бы нелепо и недостойно посылать за инспектором еще раз, так что приходилось сносить напряжение, кто как умел.

Лишь после обеда инспектор не спеша подъехал к дому на своем пони. Отец взял себя в руки и вышел его встречать. Он чуть не задохнулся, стараясь оставаться вежливым. Однако и теперь инспектор не спешил. Он медленно слез с пони, медленно прошел в дом, болтая о погоде. Отец, побагровев, поручил гостя Мэри, та отвела его в комнату матери. Мы продолжали ждать.

Позже Мэри рассказывала, что инспектор долго хмыкал и гмыкал, детально изучая младенца, и наконец вышел оттуда с ничего не выражающим лицом. В маленькой гостиной он присел к столу, долго затачивал перо, потом все же извлек из дорожной сумки пустой бланк и медленно, отчетливо записал, что после тщательного освидетельствования он официально подтверждает соответствие данного младенца Норме человеческого существа женского пола, свободного от каких-либо видимых Отклонений. Он задумчиво разглядывал бланк еще несколько минут, как если бы его что-то не удовлетворяло, поколебался, прежде чем поставить подпись. Наконец расписался, тщательно присыпал написанное песком и протянул бланк моему разъяренному отцу, все еще сохраняя на лице некоторую неуверенность Безусловно, в душе он не сомневался, иначе бы просто не подписал бумагу. Отец прекрасно это знал.

Наконец-то можно было признать существование Петры. Мне торжественно сообщили, что у меня появилась еще одна сестра, и вскоре повели смотреть на нее. Она лежала в колыбельке около кровати матери.

Я понять не мог, откуда инспектор знает, что она человек, она была такая розовая и сморщенная! Но, наверное, с ней все в порядке, а то он бы не выдал удостоверения. Да инспектора не в чем было обвинять: она и вправду выглядела нормальным младенцем…

В то время как мы по очереди входили посмотреть на нее, зазвонил колокол. Работы прекратились, вскоре мы все собрались в кухне на молитву благодарения.

Через два-три дня после рождения Петры я случайно узнал часть семейной истории, которую предпочел бы не узнавать.

Я тихо сидел в одной из комнат, а за стеной, в спальне, лежала в постели моя мать. Если мне удавалось проскользнуть туда сразу после обеда, я мог немного отдохнуть от работы, иначе мне сразу находили дело. До сих пор меня тут не искали, так что мне удавалось даже подремать с полчаса. Обычно там было удобно, хотя сейчас приходилось вести себя совсем тихо, так как мазаные стены внутри дома сильно потрескались, и я двигался на цыпочках, чтобы мать меня не услышала.

В тот день я как раз решил, что все уже заняты делом и не накинутся на меня сразу, как вдруг к дому подъехала повозка, и я увидел в ней тетю Гарриет.

Я видел ее всего восемь или девять раз, она ведь жила миль за пятнадцать от нас, но мне она нравилась. Она была года на три моложе матери, и внешне они походили друг на друга. Но у тети Гарриет черты лица были помягче, вот она и производила совсем иное впечатление. Глядя на нее, я думал: вот такой могла бы быть и моя мать, такой бы я хотел ее видеть… С тетей и разговаривать было легче, потому что она слушала не только затем, чтобы исправлять.

Я тихонько прокрался к окну, пронаблюдал за тем, как тетя Гарриет привязывает коня, вынимает из повозки белый сверток и несет его в дом. Наверное, ей никто не встретился, потому что через несколько секунд ее шаги раздались в коридоре, а затем щелкнула задвижка в соседней комнате.

— Ты, Гарриет! — воскликнула мать в изумлении, причем в голосе ее слышалось неодобрение. — Так быстро! Ты что, взяла крошку с собой?!

— Знаю, — ответила Гарриет, принимая упрек в тоне матери, — но я должна была, Эмили, должна! Я узнала, что ты родила раньше срока, и я… о, вот она! Прелестный ребенок, сестра, прелестный! — Наступила пауза, потом она добавила — Но и моя тоже, правда.

Последовали взаимные поздравления, стало неинтересно По мне так все младенцы на одно лицо.

Мать сказала:

— Я так рада, дорогая. Генри, наверное, тоже счастлив?

— Конечно… — ответила тетя Гарриет Как-то неправильно она это произнесла даже я понял Она заторопилась.

— Она родилась неделю назад, и я не знала, что делать, а потом услышала, что твоя девочка родилась раньше срока, ну как будто бы Господь ответил на мои молитвы — Тетя Гарриет замолкла, потом небрежно — да только небрежность ей не удалась — спросила — У тебя уже есть удостоверение?

— Конечно, — резко ответила мать, готовая к нападению. Я знал, какое у нее при этом выражение лица. Но тут она добавила: — Гарриет! У тебя что, нет удостоверения?!

Тетя молчала, мне показалось, что я слышу подавленные всхлипывания. Мать потребовала — холодно и настойчиво:

— Гарриет! Дай мне взглянуть на это дитя — и как следует!

Сначала ничего не было слышно, лишь всхлипы тети Потом она нетвердо повторила:

— Ничего особенного, ты видишь, такая мелочь.

— Мелочь! — чуть ли не рявкнула моя мать. — Ты имела наглость явиться в мой дом со своим чудовищем и говоришь мне, что это — мелочь?

— Чудовище?! — Голос у тети был такой, словно ее ударили. — О… о… о, она лишь тихо стонала.

— Неудивительно, что ты не решилась вызвать инспектора!

Тетя тихо плакала. Мать немного подождала, потом спросила:

— Хотела бы я знать, зачем ты сюда явилась? Зачем ты привезла сюда это?

Тетя Гарриет высморкалась и ответила тусклым голосом.

— Когда она родилась… когда я увидела… я хотела покончить с собой. Я понимала, что ее не признают, хотя это такая мелочь! Но потом я подумала может быть, мне удастся ее спасти. Я же люблю ее. Прелестная девочка — если бы не это… Правда, она прелесть?

Мать молчала. Тетя продолжала.

— Не знаю на что, но я еще надеялась. Я знала, что могу подержать ее у себя, что ее не сразу отберут, можно хотя бы месяц не заявлять. Я решила подождать.

— А Генри? Он-то что сказал?

— Он… он велел сразу сообщить о ней. Но я не дала — я… Я не могу, не могу! Господи, ведь это третий раз! Я молилась, молилась и молилась, я надеялась, а потом узнала о тебе и решила, что Господь ответил на мои молитвы.

— Вот как? — холодно произнесла мать. — Нет, мой ребенок не имеет к этому отношения! Не понимаю, к чему ты ведешь? — добавила она резко.

— Я подумала, — отвечала тетя безжизненным голосом, — я подумала, может, ты позволишь мне оставить тут свою дочку и взять на время твою…

Мать явно и слова не могла вымолвить от изумления.

— Всего на день-два, а я бы пока получила удостоверение. Ведь ты моя сестра, моя родная сестра! Ты могла бы помочь мне сохранить ребенка! — Она разрыдалась.

Долгая пауза — и голос матери:

— За всю свою жизнь я еще не слышала таких чудовищных слов? Ты приехала сюда предложить мне вступить в аморальный, преступный сговор… ты сошла с ума, Гарриет! Подумать, что я отдам свою дочь… — Она замолкла, заслышав тяжелые шаги отца в коридоре.

— Джозеф, — позвала мать, едва он вошел, — ну-ка гони ее, пусть она немедленно покинет наш дом!

— Но это же Гарриет, дорогая, — с недоумением вымолвил отец.

Мать объяснила, в чем дело. Тети Гарриет совсем не было слышно. Отец с недоверием спросил:

— Это правда? Ты за тем и приехала? Медленно, устало тетя ответила:

— Третий раз. Они заберут ребенка, как забрали двух других, Я не вынесу этого, не вынесу… Генри, видимо, выгонит меня. Найдет новую жену, она родит ему нормальных детей. А у меня ничего не останется на этом свете — ничего. Я надеялась встретить тут сочувствие, ведь моя сестра могла бы мне помочь. Теперь я вижу, как глупо было надеяться…

Все помолчали.

— Ну что ж, я все поняла, теперь уеду — Голос у нее стал какой-то мертвый.

Но отец был не из тех, кто позволит кому-то сказать последнее слово.

— Не понимаю, как ты посмела явиться сюда, в богобоязненный дом, с подобным предложением! Хуже того, что-то не вижу я в тебе раскаяния или стыда!

Голос тети стал потверже:

— Чего мне стыдиться? Я не сделала ничего постыдного! Я не раскаиваюсь, хотя и признаю свое поражение.

— Не раскаиваешься! — повторил отец. — Не стыдишься, хотя и произвела на свет эту насмешку над обликом Творца! Не стыдишься того, что пыталась вовлечь собственную сестру в преступный сговор! — Он сделал глубокий вдох и загремел так, будто стоял за кафедрой: — Враги Господа осаждают нас. Они пытаются уязвить Его через нас. Они без устали трудятся над искажением Его облика Они пытаются осквернить Чистоту расы. Ты согрешила, женщина! Загляни в свое сердце, и ты найдешь там грех! Твой грех ослабил, и наши позиции, враг нанес всем нам удар — через тебя! Ты носишь крест на платье, чтобы иметь защиту от врага рода человеческого. Но в сердце твоем нет креста! Ты недостаточно бдительна! И вот — Отклонение. А любое, пусть даже мелкое. Отступление от облика Господа — это богохульство. Ты произвела на свет скверну.