Мария Сергеенко - Жизнь древнего Рима

• Название: Жизнь древнего Рима
• Автор: Мария Сергеенко
• Издательство: Летний сад
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-89740-026-1

Книга историка античности М. Е. Сергеенко создана на основе лекций, прочитанных автором в 1958–1961 гг., впервые вышла в свет в 1964 г. под эгидой Академии наук СССР и сразу же стала одним из основных пособий для студентов-историков, специализирующихся на истории Рима.

Работа, в основном, посвящена повседневной жизни Рима и его жителей. М. Е. Сергеенко подробно рассматривает археологические находки, свидетельства античных авторов и другие памятники для воссоздания обычаев и мировоззрения древнеримского народа.

Сугубо научный по рассматриваемому материалу, текст книги, тем не менее, написан доходчиво, без перегруженности специальной терминологией, так как автор стремился ознакомить нашего читателя с бытом, с обыденной жизнью древнего Рима — ведь без такового нельзя как следует понять ни римскую литературу, ни историю Рима вообще. Поэтому текст легко и с интересом воспринимается даже неподготовленным читателем.

Издание рассчитано как на специалистов-историков, так и на массового читателя.

---

Кроме претора, официальными лицами, в присутствии которых можно было отпустить раба формальным, узаконенным способом, были консул, проконсул, легаты цезаря и префект Египта.

188

О смысле этой пощечины спорят до сих пор. Дюканж ставил ее в связь с ударом меча при посвящении в рыцари, но не подкрепил своего мнения никакими доказательствами. Высказаны были еще следующие предположения: а) пощечина первоначально имела значение оберега от злого завистливого глаза; б) она должна была напомнить рабу, чтобы он в своем новом положении свободного человека не заносился; в) чтобы запечатлеть в памяти освобождаемого момент освобождения, важнейший в его жизни; г) пощечина как бы символизировала все оскорбления, которым мог подвергнуться человек в своей рабской жизни; в будущем они ему уже не грозили (см.: G. Nisbet. The festuca and alapa of manumission. JRS, 1918. V. VIII).

Вместо палочки можно было коснуться раба соломинкой или стеблем травы. Когда-то это был символ земельной собственности, но затем и соломинка, и травинка стали, так же как и палочка, символом собственности вообще.

189

Освобождение по завещанию сопровождалось иногда разными оговорками: через такой-то срок после смерти завещателя; после смерти такого-то или таких-то лиц; раб обязан уплатить наследнику или другому лицу некоторую сумму денег; представить отчет по таким-то делам.

190

Исключение делается в случае преступления патрона против императора. Заговор Пизона был раскрыт, так как отпущенник Милих явился к Нерону с доносом на своего патрона.

191

При империи такие обязательства считались не имеющими силы.

192

Немедленно давалось разрешение тому, кто желал освободить своих родных. Это относилось к отпущенникам, родные которых находились еще в рабстве. Могло случиться так: члены одной семьи были рабами в одном доме; хозяин, умирая, освободил только одного человека из этой семьи, еще юношу, и оставил его своим наследником; отец и мать, братья и сестры оказывались рабами своего сына и брата. Такой случай представлял собой нечто совершенно ненормальное, и желание свободного юноши освободить родных было рассматриваемо, конечно, как вполне законное.

193

См.: A. M. Duff. Freedmen in the early Roman Empire. Oxford, 1928 C. 210–214.

194

Была еще одна группа отпущенников, занимавшая среди них самое последнее место, так называемые dediticii — «сдавшиеся» (lex aelia sentia, 4 г. н. э.). Рабы, осужденные за какое-либо преступление, закованные в наказание хозяевами или сосланные на мельницу, получая освобождение, становились dediticii, и положение их приравнивалось к положению народа, побежденного и сдавшегося на милость победителя. Они не были римскими гражданами, не могли делать завещания и получать наследство и им запрещалось жить в Риме: они могли селиться не ближе ста миль от города. Если они нарушали это постановление, их продавали в рабство, и они не могли больше надеяться на освобождение. Что касается имущества, оставшегося после их смерти, то если раб был освобожден «домашним способом», то патрон мог распорядиться им целиком по своему желанию; если он был освобожден с соблюдением всех формальностей, то патрон имел в его имуществе такую же долю, как в имуществе отпущенников — римских граждан. Число, таких отпущенников было всегда невелико.

195

Было в обычае отвозить заболевшего раба на остров на Тибре, где находился храм Асклепия, и оставлять его там на волю судьбы. Юстиниан пошел дальше Клавдия: по его постановлению раб, покинутый хозяином во время болезни, не только освобождался из рабства, но и становился римским гражданином; хозяин же терял по отношению к нему права патрона.

196

Около этого же времени было издано senatus consultum dasumianum, которое предусматривало случай, когда наследник не выполнил fideicommissa завещателя не по злому умыслу, а по основательным причинам, помешавшим выполнению (болезнь, отсутствие). Претор, или соответствующий магистрат, освобождал раба и в отсутствие наследника, но своих прав патрона тот не терял.

197

Чаще всего, конечно, завещатель имел в виду раба, принадлежавшего его наследнику. Бывали, однако, случаи, когда речь шла о чужом рабе. Если хозяин этого раба запрашивал за него безумную цену, то выполнение fideicommissum признавалось необязательным.

198

Клавдий отменил это постановление, но Нерон восстановил его.

199

На брак свободной женщины с ее отпущенником смотрели вообще косо: права патрона и права мужа приходили здесь в такое столкновение, что трудно было в них разобраться. Септимий Север вообще запретил их. Существовал еще закон, подчеркивавший неполноправность отпущенника. Если патрон заставал его на месте преступления со своей женой, он мог прикончить его тут же на месте; если обидчиком был патрон, отпущенник не имел права его убить. Приняты были меры и против неверной жены, отпущенницы патрона: если она покидала его, она могла выйти замуж за другого только с разрешения покинутого мужа.

200

Феликс, брат Палланта, прокуратор Иудеи, женился с разрешения Клавдия на Друзилле, внучке Антония и Клеопатры (tac. hist. v. 9); Агаклиту Вер, его патрон, разрешил жениться на вдове Либона, сенатора и двоюродного брата императоров (hist. aug. verus. 9).

201

В 57 г. н. э. было издано senatus consultum claudianum, по которому рабы, получавшие свободу по завещанию, в случае убийства хозяина, объявлялись рабами; свободы они не получали. Это постановление было еще усилено Траяном: если хозяин был убит, то все отпущенники (конечно, только находившиеся в доме во время убийства) были допрашиваемы под пыткой. Известно, что если убийцей хозяина был раб, то все рабы убитого подлежали казни; закон этот был принят при Нероне (tac. ann. xvi. 42–45). В соответствии с senatus consultum claudianum под этот закон подходили и рабы, которых по завещанию убитого ожидала свобода. А как следовало поступить с отпущенниками, которые, как и большинство рабов, к убийству были вовсе не причастны? Плиний рассказывает о спорах в сенате, возникших после смерти Афрания Декстра, который не то сам покончил с собой, не то был убит (epist. viii. 14): часть сенаторов стояла за оправдание отпущенников, часть — за ссылку на остров, часть — за смертную казнь. Плиний не говорит, чем окончилось дело: результат был известен его корреспонденту; мы узнаем только, что сторонники смертной казни потерпели поражение.

202

Иногда в имени отпущенника упоминается имя его первого хозяина, от которого он попал к другому, его освободившему. Так, t. flavius aug. lib. phoebus othonianus был рабом Отона и вместе со всем его имуществом перешел во владение Веспасиана, от которого и получил свободу (cil. xiv. 2060); carpus aug. lib. pallantianus принадлежал раньше Палланту (ils. 3896). Так как у женщин не было praenomen, то в имени отпущенного пол его хозяйки обозначался двумя способами: либо mul. lib. («отпущенник женщины»), либо по-другому (гораздо чаще): gaius, одно из наиболее частых римских собственных имен, было изменено в женском роде — gaia и стало обычным обозначением женщины в эпиграфике. Но так как g. l. могло означать и «отпущенник Гая», и «отпущенник Гайи», то в последнем случае букву c переворачивали: sex. fonteius Lib. Trophimus (ILS. 3308). Это означало: «Секст Трофим, отпущенник Фонтеи». Могли быть и другие случаи: раб, отпущенный по fideicommissum завещания, мог взять собственное имя того, кто его освободил в действительности, и родовое того, чьей посмертной просьбе он был обязан свободой. Когда Аттик освободил Дионисия, он дал ему свое родовое имя Помпоний, но назвал Марком в честь Цицерона. Т. Цецилий Евтихид, другой отпущенник Аттика, получил родовое имя по имени дяди Аттика.

203

Оно вошло в поговорку: libertinas opes (mart. v. 13. 6). Состояние Деметрия, Помпеева отпущенника, равнялось 4000 талантов (plut. pomp. 2); Г. Цецилий Исидор оставил (10 г. до н. э.) 4116 рабов, 3600 волов и 257 тыс. мелкого скота (pl. xxxiii. 135). «Имущество и душа отпущенника», — писал Сенека (epist. 27. 5). См. описание бань Клавдия Этруска, сына Тибериева отпущенника (mart. vi. 42). Тримальхион изображен у Петрония колоссально богатым человеком. Номий, отпущенник Тиберия, мог приобрести стол, стоивший миллион. Паллант и Нарцисс обладали многомиллионными состояниями. У Каллиста триклиний был украшен тридцатью колоннами из восточного алебастра. Плиний пишет, что два поколения назад четырех таких колонн было бы достаточно для украшения целого театра (xxxvi. 60).

204

Раб может оказаться сыном любого раба, любого случайного человека. Если он был разлучен в раннем возрасте с матерью, то он не знает и своей матери. Интересно, что в Англии первой половины xix в. человек без роду и племени считал, как считали и кругом, что на нем лежит несмываемое пятно (см. историю мисс Уэйд в романе Диккенса «Крошка Доррит»).