Георгий Миронов - Заговор, которого не было...

• Название: Заговор, которого не было...
• Автор: Георгий Миронов
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00131-2

Первую книгу серии «Уголовные тайны» составили две до­кументальные повести: «Заговор, которого не было...» — об инспирированном петрочекистами в 1921 году деле профессора В. Н. Таганцева, по которому было безвинно расстреляно около ста человек, офицеров русской армии и питерской интеллиген­ции, в том числе известный поэт Н. Гумилев; «Братья по крови» — о деле братьев Гусейновых, банда которых несколько лет терроризировала население приволжских городов, занима­ясь похищением автомобилей…

---

Михаил словно не слышал поставленного вопроса, за­думчиво оглядел скромный кабинет прокурорского ге­нерала:

—  И машинка у вас старенькая. «Ундервуд» какой-то. Кто сегодня на «Ядрани» печатает обвинительные заклю­чения? Ее так и называют — «Ядрянь». Пора, Александр Михалыч, на компьютер переходить.

—  Вот дело братьев Ахтаевых закончим и перейду. На радостях. А у нас в руках, между прочим, один Дробов. Что у тебя по этому делу новенького?

— Да вот вы говорите: Дробов. А и он забот добавляет каждый день.

— Что такое?

—Да вот я вам рассказывал, что он попал у меня в одном из допросов на «момент истины», проговорился про брать­ев. Ну, вырвалось случайно, я и уцепился, что за братья? Теперь вот уже знаю про братьев Ахтаевых все, что можно. А Дробов от своих показаний начал отказываться. «Не знаю, говорит, никаких братьев». Я ему: «Так вот же твои собственноручные показания». «Где?» — спрашивает. Даю ему том уголовного дела, в котором подшито это показа­ние, раскрываю на нужной странице, сую под нос.

— А он?

— А он вырвал страницу, сунул скомканную в рот, и ну жевать ее.

— Отобрал?

— Зачем. Я тоже соображаю, как-никак, уже можно ска­зать, ученик самого «важняка» Генпрокуратуры Добрыни­на.. Я как раз ту страничку, которую ему собирался во время очередного допроса показать, заменил.

Михаил хитро улыбнулся.

— То есть как?

—А так, подлинник допроса с его подписью — ксероко­пией. Ну, он не разобрал, сжевал. Перестал жевать, когда вдруг понял, что я сижу, смотрю на него с улыбкой и горло не зажимаю, страничку жеваную не отбираю. Неинтересно стало ему. Спрашивает: «Чего это вы, гражданин следова­тель, так спокойны?» — «А то и спокоен, что у меня таких страничек с твоей подписью под показаниями целых три. Чудеса ксерокса. Так что возьму вот братьев Ахтаевых, по­кажу твою собственноручную, глядишь, и они на тебя по­казания дадут».

— А он?

— А он чуть не плачет. Нервные они, урки... Говорит: «Они не дадут. Они «законные».

—Да, огорчил ты меня.

— Чем же? — удивился Михаил Коржев.

— Да тем, что такой находчивый. Опять же ксероксы, компьютеры, все для вас не в новинку. А у меня тоже такой случай был. И я, должен честно признаться, таким наход­чивым себя не показал.

— Расскажите, Александр Михалыч.

— Был у меня аналогичный случай. Но, что характерно, с женщиной.

— Женщина свои показания съела?

— Не совсем. Но ты не перебивай, я по порядку. На всю жизнь я эту женщину запомнил — Мария Васильевна Антиподова. И фамилия подходящая, редкая, и характер, я тебе скажу — твой Дробов перед ней сопляк. Характер во­левой, целеустремленный. Отличная, между прочим, хозяйственница. Образованная — Ивановский текстильный институт закончила, дело-то в Иванове было, где я «важняком» в облпрокуратуре работал. И создала она свое «дело» в «Облтрикотаже». Лет за десять до того, как стало это можно делать по закону. А знаешь, кем до «Облтрикотажа» ра­ботала?

— Тюремные университеты проходила?

— Так да не так. Точно, была в тюрьмах и лагерях. Но не зечкой, а после института работала заместителем на­чальника исправительно-трудовой колонии по хозяй­ственной части. Никак не хочу опорочить саму должность. Обращаю лишь твое внимание на тот факт, что ближайши­ми ее помощниками там были уголовницы, имевшие бога­тый опыт экономических преступлений. Так что школу она прошла хорошую. И муж ее, кстати, был милицей­ским подполковником. Опять же, конечно, никого не хочу обидеть.

— Интересная была женщина?

—  Во всех смыслах, сынок. Очень даже пикантная. Но вот нежной ее никак не назовешь... Жестко работала, тща­тельно продумывала все хищения, приписки. И не было в ходе этого моего расследования никаких погонь, перестре­лок. А были долгие часы за просмотром сотен квитанций на ремонт. «Облтрикотаж» в основном занимался ремон­том трикотажных изделий.

— Не возбраняется.

—Вот именно. Но фокус в том, что никакого ремонта не было.

— А что же было?

—  Был выпуск неучтенной продукции на сэкономлен­ном и ворованном сырье и продажа ее «налево». Страшно вспомнить...

—  Что ж такого страшного в самом обычном «хозяй­ственном» деле?

— Страшно вспомнить, какое это было медленное дело. Вот у тебя по Ахтаевым что ни месяц, то новый найденный труп и следки к банде. А тут... Квитанции, квитанции. При­думку-то я их сразу раскусил. Если не было приема в ре­монт, заказчики — люди вымышленные. В фильмах да ху­дожественных повестях детективных откуда преступник берет вымышленные имена и адреса?

— Из телефонного справочника. Вот, помню, в «Адъю­танте его превосходительства» резидент деникинской разведки...

— Вот именно... Но там списочек был покороче. А мне приходилось каждый день по тридцать—сорок повесток выписывать, проверять. Ты вот молодой, поди за романти­кой в следствие пошел.

— Обижаете, Александр Михалыч... Хотя, конечно, и за романтикой.

— Вот, а я что говорю. Всем подавай сыщицкие погони и схватки с вооруженным противником. А схватка иной раз — поединок на словах да бой на накладных и распис­ках. Тоже, скажу тебе, оружие.

—  Но дело то, по вашему даже рассказу судя, простое. Не то что банда Ахтаевых. Мне этих Ахтаевых еще сыскать надо, а у вас дамочка эта пикантная сидит намертво в СИЗО и дает показания.

—  Ишь ты, как у вас, молодых, легко все получается: да из нее клещами каждое нужное следствию слово вытаски­вать приходилось. А ненужных целое море, плавай не хочу. Ни одно слово на веру мадам эта не брала. Все ее уступки следствию только после убедительных доказательств. Пе­реиграть такую специалистку было непросто. И сверху опять же давили: «телефонное право» в «апофигее» было. А она была женщина видная, в верхи вхожая. Со своим три­котажем... И муж имел связи. В общем, для молодого сле­дователя, каковым я тогда был, — испытаньице. Но проку­ратура ивановская выдержала.

—Довели до суда?

— А как же. Но наказание преступники получили чисто символическое.

— На суд давили?

— Не только. Тут такая вышла история. Почти как у тебя. Она уже по ходу слушания дела в суде добилась нового ознакомления с материалами дела и, можно ска­зать, совершила еще одно преступление. Подделку до­кумента.

— Как это? — удивился Михаил.

— Вся закавыка в том, что простых путей она не искала. Как твой Дробов съесть улику, и все дела.

-Ну?

—  Был документик, который, так же как подпись Дро­бова на странице показаний, изобличающей братьев Ахта­евых, ее очень беспокоил. Доказать что-то в такого рода делах окончательно и достоверно очень трудно.

Она говорит, не было, мастер говорит, было, слово про­тив слова, и никто не виноват. Совершены фактически уголовно наказуемые деяния. А где приказ директора по­ступать именно так, а не иначе? А вот он, оказывается, был такой, в соответствии с которым подчиненным и вменя­лось заниматься по сути дела приписками. Так вот, она не стала выкрадывать документик, не стала его театрально вырывать из дела, как твой придурок Дробов. И съедать сей неаппетитный документик, дождавшись, когда следова­тель отвернется.

—А что же...

—  Она его подделала. Всего-то несколько слов новых внесла да приписку в конце сделала. И все, и ничего не докажешь.

— Но как же так? — удивился Михаил. — А экспертиза? Можно же доказать, что чернила там разные, авторучки, время написания разное. И вообще.

—  Это в кино и в книгах все так просто. А в жизни... Иногда проще, чем в кино, иногда сложнее, чем в романе. Словом, запись она сделала своей, той же, заметь, ав­торучкой, теми же чернилами, а время между записями прошло слишком небольшое, чтобы экспертиза могла од­нозначно сказать: в разное время писалось. А любое со­мнение, как ты знаешь, трактуется судом в пользу обвиня­емого. И правильно, наверное. На то ты и следователь, чтоб однозначно доказать вину подозреваемого.

— Неужели...

— Вот тебе и неужели. Это не рукописи, скажем, Тутанхамона отличить от рукописи Штейнбаха. Там папирус, бу­мага, чернила — все разное... Не говоря о том, что книга Валерия Штейнбаха, вон у меня на столе, о боксе, а руко­пись, скажем, Тутанхамона — о Древнем Египте.