Георгий Миронов - Заговор, которого не было...

• Название: Заговор, которого не было...
• Автор: Георгий Миронов
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00131-2

Первую книгу серии «Уголовные тайны» составили две до­кументальные повести: «Заговор, которого не было...» — об инспирированном петрочекистами в 1921 году деле профессора В. Н. Таганцева, по которому было безвинно расстреляно около ста человек, офицеров русской армии и питерской интеллиген­ции, в том числе известный поэт Н. Гумилев; «Братья по крови» — о деле братьев Гусейновых, банда которых несколько лет терроризировала население приволжских городов, занима­ясь похищением автомобилей…

---

«Я ничего не имею против того, чтобы к нам притекало золото из-за границы, только бы поменьше посылали его туда».

Вследствие такого ответа главы правительства фирма Нобель стала переводить небольшие суммы денег в распо­ряжение М. М. Тихвинского для раздачи некоторым быв­шим служащим фирмы.

Во время одного путешествия Смилги по Волге для ос­мотра всех складов нефти он познакомился с заведующим флотилией наливных судов, перевозящих нефть из Баку. Этот начальник транспорта, фамилию которого я не по­мню, заведовал этой флотилией до войны у бр. Нобель и потому хорошо знал всех наиболее видных работников фирмы.

Смилга рассказал нам, что он пригласил этого началь­ника флотилии на ужин и после хорошей выпивки и закус­ки сумел так повести дружескую беседу, что выпытал у него фамилии всех лиц, которые получали денежную помощь от товарищества бр. Нобель. Все это было сделана при свиде­телях-большевиках. Как только Смилга приехал в Москву, он сообщил обо всем ЧК (прямо по Н. И. Бухарину — все большевики становились чекистами! — Авт.), и она тотчас арестовала всех указанных лиц: я не могу припомнить, был ли в числе их также начальник флотилии. М. М. Тихвинс­кий, конечно, был арестован в первую голову и был рас­стрелян в сентябре 1921 г., причем ему вменялось в вину главным образом то, что он посредством тайной коррес­понденции доносил фирме Нобель во всех деталях о состо­янии добычи нефти и производства нефтяных заводов. Этот рассказ Смилги произвел на меня тягостное впечат­ление»...

Не скрою, и на меня тоже. Как, вероятно, и на боль­шинство читателей.

Ипатьеву память не изменила: действительно, перечис­ленные «преступления» как раз и вменялись в вину про­фессору М. М. Тихвинскому.

И при этом — никаких доказательств! Правда, можно было бы считать доказательством — доказательством не­винности арестованного, — резолюцию В. И. Ленина, фак­тически санкционировавшего материальную помощь, ве­ликодушно оказанную А. Нобелем бывшим своим сотруд­никам в голодной России. Других же доказательств в деле нет, — нет ни одного, пусть даже голословного свидетельс­кого показания...

И Ленин поверил в шпионскую деятельность хорошо ему знакомого и весьма полезного Советской России уче­ного. Может быть, потому, что был готов поверить. Если вся интеллигенция, по его словам, была «говно», то чем лучше ее отдельный представитель! А может, и не пове­рил... Просто не стал вступаться за него, ибо судьба какого- то одного человека его не сильно беспокоила. Он ведь ду­мал о счастье всего народа... Так или иначе, но ответ его на просьбу Русского физико-химического общества был ла­коничен и безапелляционен (еще одна печальная улыбка старухи-истории: записку эту, как обычно, Ильич переслал через своего секретаря, но в данном случае смертный при­говор учителю был передан через его ученика!).

Эпилог

«т. Горбунов! Направьте запрос в ВЧК. Тихвинский не случайно арестован: химия и контрреволюция не исключа­ют друг друга».

После отправки этого письма профессор Михаил Ми­хайлович Тихвинский, 24 августа приговоренный к рас­стрелу постановлением Президиума Петроградской губчека, был расстрелян.

Не помогли просьбы русских ученых-химиков, ходатай­ства главного нефтяного комитета, запросы — напрямую в Петрогубчека — Центрального правления нефтяной про­мышленности, обращения лично знавших профессора большевиков.

Не остановило отсутствие каких-либо подтверждающих вину документов и свидетельств.

Не показалось странной бессмысленная — без доказа­тельств — формулировка, предложенная Президиумом Петроградской ЧК:

«М. М. Тихвинский — активный член Петроградской боевой контрреволюционной организации, был осведом­лен о целях, задачах и тактике организации. Давал сведе­ния для напечатания в заграничной белой прессе о состоя­нии нефтепромышленности Нобелю в Стокгольм. Ис­пользовал боевую организацию для посылки за границу сведений о нефтепромышленности».

Не спасло то, что его лично знал до революции вождь мирового пролетариата В. И. Ленин.

Не отвело руку палача то, что Предсовнаркома В. И. Ульянов-Ленин не только ценил опыт и знания профессора Тихвинского, но и фактически санкционировал его кон­такты с А. Нобелем в Стокгольме, исходя из гуманных со­ображений помощи его бывшим сослуживцам...

Да что там... Конечно же, Михаил Михайлович Тихвин­ский был обречен. Не Яковом Аграновым, и не Владими­ром Ульяновым-Лениным. А той системой, при которой человеческая личность, ее интересы и жизнь — ничто...

VII. Приговорен к расстрелу... условно

Никакие ходатайства не спасли от расстрела профессо­ров Таганцева, Лазаревского, Тихвинского. Другому пет­роградскому ученому Михаилу Кондратьевичу Названову — повезло: уже приговоренному к расстрелу, ему заменили казнь двумя годами лишения свободы условно. Что не было, честно говоря, много. Такие же невиновные Лаза­ревский и Тихвинский были казнены.

Проходил Михаил Кондратьевич по делу со странным названием «Уполномоченные собрания представителей фабрик и заводов Петрограда».

Впервые упоминание о группе с таким невнятным на­званием я встретил в собственноручных показаниях Таган­цева, — действительно существовал такой блок. Придумал ли его Таганцев, отвлекая внимание от арестов антисовет­ски настроенной интеллигенции этой легендой, или ему диктовали сами чекисты, не знавшие, в какое «дело» вклю­чить большие группы случайно арестованных и ни в чем перед законом не повинных людей, — это сегодня опреде­лить достаточно трудно.

Вот что писал сам Таганцев: «Начиная с декабря 1920, РСФСР вступила в новую полосу жизни, как было указано на 8 Всероссийском съезде Советов... в Петрограде насту­пило затишье, заводы бастовали, волынили, но довольно безобидно. И без волынки, за отсутствием топлива, делать было нечего... Рабочие упрекали интеллигентов, интел­лигент оправдывался... обещали отправить маршруты за картофелем в Петроградскую губернию... петроградцы не подчинились... раскатались интеллигенты. В Петрограде среди социалистических партий появляется желание стол­коваться... сходятся социал-демократы — правые и левые, социал-революционеры и даже анархисты, а их представи­тели образуют блок, называя себя «Уполномоченные фаб­рик и заводов Петрограда».

Настроения такие, судя по всему, в Петрограде были, и достаточно широко были распространены. Но какое отно­шение имели настроения антисоветской петроградской интеллигенции к террористической, боевой деятельности? Какое отношение имели к «блоку» «уполномоченные со­брания представителей фабрик и заводов Петрограда» Все­волод Константинович Заустинский, 1887 г.р., заведую­щий транспортным отделом фабрики «Госзнак», и уж тем более не имеющий отношения к фабрикам и заводам Ми­хаил Кондратьевич Названов, 1873 г. р., уроженец Твери, консультант Управления «Главсахар»? Да никакого!

Из материалов «Дела» следует, что допрошенный на предварительном следствии В. К. Заустинский 26.06.21 по­казал, что ни в каких организациях участия не принимал, и даже «не интересовался вопросами их существования»! Признал, что слышал фамилию Таганцева, названную ему следователем, ранее. Кажется, от Попова (Попов Григо­рий Константинович, 1894 г. р., помощник заведующего подотделом учета «Автогужа», расстрелян по Постановле­нию Президиума Петрогубчека от 24 августа 1921 г.). Но кто такой, этот упоминаемый в его присутствии Таганцев, он, Заустинский, представления не имеет.

Можно это постигнуть нормальным рассудком? Чело­век только слышал фамилию человека, которого петроград­ские чекисты, по сути дела, «назначили» «начальником за­говора». Никаких обличающих его материалов в деле нет. Свидетельских показаний, обличающих в совершении преступления, — нет. Сам ни в чем не признался. И до пос­леднего момента просто не понимал — в чем его, собствен­но, обвиняют. И все-таки расстреляли. Правда, промашка вышла. Вначале расстреляли, а потом обнаружили на рас­стрелянного компромат. Но, с другой стороны, и вины их в том нет, поскольку компромат поступил по почте пример­но через месяц. Можно было бы придать «делу уполномо­ченных» новый виток. Но расстрелянного не воскресишь. А жаль, — подумали, наверное, петроградские чекисты. Попробовали, было, начать новую разработку... Поскольку в анонимке, пришедшей в ВЧК, видимо, от сослуживца казненного, докладывалось, что Заустинский имел «сожи­тельницу гр-ку Андрееву Марию»... «Полагаю, — писал да­лее доброжелатель, — что от гр. Андреевой еще можно узнать относительно дела, т. к., имея интимную связь с гр. Заустинским, она может показать много нового. По делу Таганцева и Заустинского гр. Андреева арестована не была, и про ее связь с гр. Заустинским ВЧК не знала... Про­шу Вас принять соответствующие меры...»