Георгий Миронов - Заговор, которого не было...

• Название: Заговор, которого не было...
• Автор: Георгий Миронов
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00131-2

Первую книгу серии «Уголовные тайны» составили две до­кументальные повести: «Заговор, которого не было...» — об инспирированном петрочекистами в 1921 году деле профессора В. Н. Таганцева, по которому было безвинно расстреляно около ста человек, офицеров русской армии и питерской интеллиген­ции, в том числе известный поэт Н. Гумилев; «Братья по крови» — о деле братьев Гусейновых, банда которых несколько лет терроризировала население приволжских городов, занима­ясь похищением автомобилей…

---

Предложение, естественно, такое же фантастическое, как и само дело.

Реабилитирован Владимир Николаевич был лишь в 1992 г. Как и его несчастные «подельники», люди, привле­ченные чекистом-«фантастом» Аграновым по «делу» о «За­говоре Таганцева» в 1921 г.

Но о их судьбе в следующих главах...

VI. «Профессорская группа» «Петроградской боевой организации»

«И прочие бароны»

В конце августа 1929 г., вскоре после расстрела боль­шинства участников «Заговора Таганцева», советские газе­ты широко публиковали материалы о законченном «деле», в частности, официальную информацию «О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти (От Всерос­сийской Чрезвычайной комиссии)» — своего рода пресс- релиз тогдашнего Пресс-центра ВЧК. Многословные и на 99 % фантастические пассажи заканчивались типичным для тех лет образным выражением: «Они уже мечтали о близкой кровавой расправе с русскими рабочими и кресть­янами. Но тяжелая рука пролетарской диктатуры вовремя разрушила их черные планы».

В публиковавшихся в те дни в петроградских газетах ма­териалах о заседании Пленума Петросовета приводились слова председателя Губчека Семенова: «Общее число чле­нов раскрытой организации превышает 200 чел. Что каса­ется социального состава, то 90 % участников составляют потомственные дворяне, князья, графы, бароны, почет­ные граждане, духовенство и бывшие жандармы».

Типичный пример не столько даже классового подхода, сколько фальсификации в угоду мифу о классовой борьбе. То есть борьба, конечно, имела место. И гражданская вой­на была. И антисоветские настроения были распростране­ны среди «поверженных классов». Не было только широ­кого, тем более вооруженного сопротивления новой влас­ти со стороны представителей этих классов. По целому ряду причин они оказались не готовы к этой борьбе. И очень многие заговоры, раскрытые чекистами, были сфальсифицированы или спровоцированы. «Заговор Та­ганцева» в этом плане особенно характерен. Во-первых, потому что никакого отношения к террору, к вооруженно­му сопротивлению проходившие по делу люди не имели. Во-вторых, подавляющее большинство этих людей были не «князья, графы и бароны», а те самые рабочие и крестьяне, которых защищали от происков контрреволюционеров че­кисты, имевшие «чистые руки и холодные сердца». Действи­тельно, только обладая холодным сердцем, можно было при­говаривать к расстрелу бывших кронштадтских моряков, финских крестьян, петроградских домохозяек, не имея ни­каких свидетельств их вины перед народом и государством.

Впрочем, были и князья, подобно скульптору Ухтомс­кому, были и бывшие дворяне, ученые, моряки и офицеры.

Их, чтоб не путаться, чекисты распределили на три ос­новные группы. В «пресс-релизе» Петрогубчека так сказано: «Петроградская боевая организация («П. Б. О.») состояла из нескольких групп: а) офицерской организации, б) группы профессоров, в) объединенной организации кронморяков».

Странно даже, что не придумали в Петрогубчека группы баронов, группы князей, группы жандармов... Может, по­тому что не набрали нужного количества? Ведь можно об­винить в шпионаже в пользу финской разведки финского крестьянина, в пользу польской — случайную знакомую человека, родившегося в Варшаве 54 года назад, но обви­нить в княжеском происхождении, скажем, потомствен­ного калужского крестьянина или сына витебского порт­ного — это было бы уж слишком.

Так родилась «профессорская группа». Правда, не всех профессоров из проходивших по делу в нее почему-то собрали. Так, по другому делу был расстрелян профессор Г. Г. Максимов, по другой группе проходил носивший про­фессорское звание В. Н. Таганцев, но в основном в «груп­пу» отобрали заметных профессоров Петрограда, которых удалось чекистам как-то пристегнуть к «делу Таганцева». Действительно, читаешь основные списки расстрелян­ных, — то и дело мелькает: домохозяйка, сестра милосер­дия, минный специалист, практикант на подводной лодке, курсистка, электрик корабля, матрос корабля, статист, де­лопроизводитель, старший кочегар яхты, рабочий-пекарь, слесарь 2 разряда, матрос берегового отряда и т. д.

Такие вот «бароны». Никак они в профессора не годи­лись...

«Бывший личный дворянин...»

Годились же в группу профессоров, придуманную това­рищем Аграновым Я. С. из Петроградской ЧК, два челове­ка, в конечном итоге ее и составившие. Профессор Лаза­ревский и профессор Тихвинский. Более разных людей просто придумать трудно. А соединить их вместе могла только горячечная фантазия Якова Агранова (трудно ска­зать, почему он выбрал себе именно этот псевдоним, но «гранил» он свои фальшивые «брильянты» — фальсифици­руемые им дела контрреволюционеров, явно бездарно). О профессоре Лазаревском мы писали в первой части нашей печальной повести. Напомним лишь, что (цитируем офи­циальную справку, опубликованную в августе 1921 г. в советских газетах в связи с его расстрелом) «Лазаревский Николай Николаевич, 53 лет, бывший дворянин, профес­сор-юрисконсульт, по убеждениям сторонник демократи­ческого строя, бывший сенатор, профессор Петроград­ского университета, женат, активный участник Петроградской боевой организации, подготавливал к моменту свержения Советской власти проекты по целому ряду воп­росов...» и т. д. Проекты, судя по всему, были очень грамот­ные, профессиональные, свидетельствовавшие о широко известной юридической компетентности петроградского профессора. Жаль только, что в 1921 г. факт «свержения Советской власти» имел место лишь в бумагах Петрочека, а то бы, кто знает, в какое действительно счастливое буду­щее могла бы привести реализация проектов профессора Лазаревского. Вовремя его товарищ Агранов остановил. Впрочем, как уже говорилось, этот печальный сюжет при­открыт в первой части повести. Сейчас же хотелось бы под­робнее остановиться на весьма противоречивой и коло­ритной фигуре другого участника группы — профессора Тихвинского.

Вновь процитируем «объективку» из газеты августа «не­забываемого 1921»:

«Тихвинский Михаил Михайлович, 53 лет, бывший лич­ный дворянин, профессор и инженер по обработке нефти, женат, бывший социал-демократ группы «Освобождение труда», профессор и управляющий лабораториями Отдела Главного Нефтяного Комитета». Ну, а дальше, как водит­ся, «активный член Петроградской боевой организации». И т. д. А в этом «т. д.», между прочим, суровые, «расстрельные» обвинения в связях с иностранными спецслужбами.

Профессор М. М. Тихвинский был арестован 22 июля 1921 г. Вскоре был вызван на допрос, где чистосердечно и наивно отвечая на «хитрые» наводящие вопросы следова­теля, рассказал, что действительно получил от профессора Таганцева 100000 рублей (сумма по курсу того времени ничтожная, только на прокорм, и то полуголодный) — для передачи одному из особо нуждающихся петроградских ученых профессору Селиванову... Ох, уж эта российская интеллигенция, его еще и не прижали как следует, а он уже «колется». Тут грех не инкриминировать арестованному получение крупных сумм денег от иностранных разведок на сбор шпионской информации (где он там работает? В Нефтекомитете?) о состоянии нефтепромыслов в Советс­кой России.

Казалось бы, дело и вовсе простое. М. М. Тихвинский, как и Лазаревский, — бывший личный дворянин (напом­ним читателям, что это означает вовсе не княжеское про­исхождение, а лишь то, что дворянского звания удостоен по тогдашним законам России, после получения высшего образования и занятия профессорской кафедры, при этом такой «бывший личный дворянин» мог быть по происхож­дению и «из крестьян», и «из рабочих», выучившихся «на медные гроши»). Правда, происхождение у профессора все-таки «подгуляло», ибо был он из семьи священника, что с точки зрения следователей уже достаточно подозри­тельно. Судили же его не за происхождение, а за достаточ­но случайное знакомство с попавшим под каток Петрогубчека профессором Таганцевым. Но судьба этого человека столь необычна, что рассказ о нем требуется более подробный.

Начало биографии

Вот и представьте себе достаточно типичную жертву произвола тех лет, человека с причудливой биографией, в которой отразились странные зигзаги судьбы России кон­ца XIX — начала XX века.

Родился он 25 июля 1869 г. в Санкт-Петербурге, в семье священника 6 Лейб-Драгунского полка, участника войны с Турцией в 1877—1878 гг.

В 1890 г. окончил Санкт-Петербургский практический технологический институт. После окончания с 1890 по 1893 гг. работал лаборантом в экспедиции заготовления го­сударственных бумаг. Получил предложение вернуться в свой институт на преподавательскую работу. С этой целью за счет средств института (что уже говорит о небогатом бюджете будущего «личного дворянина») и для углубления знаний был направлен за границу. По возвращении он с ян­варя 1896 по октябрь 1898 г. работает лаборантом, а затем — преподавателем Технологического института. После двух­летней подготовки к профессорскому званию за грани­цей — также за счет института (все-таки «ужасно» относи­лось царское правительство к талантливым молодым лю­дям из бедных семей) — М. М. Тихвинский с 25 ноября 1900 по 18 апреля 1911 — профессор кафедры химической технологии Киевского Политехнического института.