Сергей Городников - Тень Тибета

• Название: Тень Тибета
• Автор: Сергей Городников
• Издательство: КРЫЛАТОЕ СОЛНЦЕ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996

Для воспитания предпринимательской и буржуазно-городской культуры отношений в России обязательно должен появиться и развиться авантюрный жанр и русский герой такого жанра, близкий и понятный зарождающемуся национальному среднему классу. Как было и в других, ныне считающихся развитыми капиталистических державах, он появится только через мифологизацию определённых периодов истории государства. Предлагаемый читателю цикл приключенческих повестей «Тень Тибета» является продолжением намерения предложить и разработать такого героя. Впервые в русской культуре эта задача была поставлена тем же автором в книге "АЛМАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА" (1993, из-во "РОСИЧ"). Как и герои в романе "АЛМАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА", герой данного цикла действует в переломную для Московской Руси эпоху середины 17 века. Рождённый среди русских первопроходцев в Забайкалье он волей обстоятельств попадает в Тибет, где воспитывается воином Далай-ламы, а затем направляется на службу к русскому царю.

Композиционно цикл построен из двух больших повестей дилогии "ВОИН УДАЧА" и романа "ПОРУЧЕНЕЦ ЦАРЯ" из трёх развёрнутых повествований, в каждом из которых герой оказывается участником сложных переплетений противоборствующих интересов в разных местах Восточной Европы и Азии.

В первой повести «Тень Тибета» рассказ ведётся о месте и обстоятельствах рождения героя, о причинах вовлечения его во внутренние дела преодолевающего феодальную раздробленность Тибетского государства, об интригах, в которые он был втянут против своей воли, о его первой любви и связанном с нею приключении в Индии.

Во второй повести «Золотая роза с красным рубином» рассказывается о посольстве шаха Персии к Русскому царю в связи с женитьбой молодого царя Алексея Михайловича, об украденном у посла свадебном подарке и о приключениях, в которые был вовлечён герой в связи с этими событиями.

В первом повествовании романа «Порученец царя» герой оказывается русским разведчиком в Ливонии и в Нарве накануне Большой войны, которая потрясла Восточную Европу и которая началась войной Московской Руси со Швецией за возвращение северных земель у Балтийского моря, отторгнутых у Московского государства во время Великой Смуты.

Во втором повествовании – «На стороне царя» герой попадает в сеть интриг московской знати, когда нарастает боярское сопротивление реформам виднейшего деятеля русской истории середины XVII века, духовного отца будущих Преобразований Петра Великого, псковского дворянина Ордин-Нащокина, - реформ, которые поддерживает царь Алексей.

В последнем повествовании романа, «Персиянка», герой по поручению царя и его ближайших помощников отправляется в Астрахань для попытки предотвратить восстание казаков во главе с Разиным. Это, последнее повествование было отмечено в 2006 году литературной премией «Золотое перо Руси» и грамотой Княжеского Совета России.

---

Свинцово-серая туча давно уже подбиралась к солнцу, и наконец кровавое зрелище сражения и место недавнего кипения смертоносных страстей помрачнело под её плотной тенью. Она будто приоткрыла для покидающих тела душ проход в предназначенный им иной мир. Удача позади свиты тысячника ехал мимо бездыханных тел людей и животных, мимо заляпанных подсыхающей кровью опрокинутых и разбитых повозок, и неожиданно увидел Джучу. Рана на его левом плече ещё кровоточила, а он сидел на земле, придерживал морду свой кобылы и нежно гладил чёлку между вытаращенными глазами животного. Передние ноги у кобылы были перебиты, неестественно вывернуты.

Джуча что-то бормотал ей на ухо, словно делал признания и успокаивал. В правой руке у него была до синевы в пальцах сжата рукоять ножа. Он полоснул лошадь по горлу, прервал её мучительное ржание. Приподняв голову, он уставился на проезжающих рядом затуманенным и бессмысленным взором, по смуглому лицу его текли грязные слёзы. Удача не выдержал этого не узнающего его взгляда и отвернулся.

Темнота, которая окутала землю к полуночи, растворила в себе дневные переживания, страсти, наполнила жизнь иными заботами, мыслями, желаниями. Редкие звёзды и серпик нарождающегося месяца неуверенно проглядывали сквозь белесые облака на землю. В такую ночь после сражения по особенному тянуло к теплу и таинству огня. Оставив в невозвратном прошлом события дня, вокруг большого костра, безмолвствуя, сидели и лежали, устало спали воины из свиты ламы тысячника дворцовой охраны. Поблизости фыркали и вздыхали лошади, иногда от света внезапно усиливающегося пламени показывались части их тел и опять пропадали.

Удача сидел на разостланной поверх травы шкуре яка, для удобства поджав по-восточному обе ноги, и неотрывно смотрел в пляску языков огня на красных углях, на разгорающиеся и горящие сухие ветки. Ему чудилось, что эта пляска похожа на танец Дэви. Разбуженная мыслями о ней память охотно помогала оживлять желанные образы. То она завораживает его глубокой синевой широко раскрытых глаз, наваливается обнажённой белизной плеч, грудью, подставляя их для поцелуев, то по девичьи беззаботно смеётся, когда он тянется к её устам, и, вдруг, обрывает тревожно грудной смех, сама припадает к нему устами, горячими, словно угли.

От мучительной страсти до боли сжало сердце, как он ни стиснул зубы, а они не удержали стон. Это привлекло внимание тех, кто, как и он, не могли заснуть. Не в силах больше вынести терзания видениями, он поднялся. Постояв, направился к юрте тысячника, из которой полоской у низа полога вырывался бледный свет горящего светильника. Он расслышал, как за его спиной низкий и бесцветный голос молодого, как он сам, человека дремотно произнёс с непонятными намерениями:

– Ему-то позволяется, за что нас наказывают.

Никто у костра не поддержал такого разговора.

Телохранитель у входа юрты без вопросов пропустил его внутрь, как если бы его там уже ждали. Тысячник был один. Сидел на коврике против чаши с раскалёнными углями и на устроенной поверх колен дощечке при свете подвешенного золотого светильника заканчивал писать краткое донесение о происшедшем сражении и своих предложениях. Он перечитал написанное, подписался и свернул бумагу в свиток.

– У тебя есть причины, чтобы проситься отправить тебя гонцом? – задал он вопрос и посмотрел на Удачу долгим испытующим взглядом.

Тот опустился на колени, положил на бёдра ладони. Тайна сердечной привязанности сделала его осторожным и лицемерным в высказываниях.

– Учитель, – он обратился к тысячнику негромко и искренне. – У меня нет иных причин, кроме желания служить Далай-ламе и Вам.

Лама сунул письмо в кожаный мешочек, завязал шёлковые тесёмки. В небольшом медном ковше с деревянной ручкой растопил смолу, залил концы тесёмок и, подождав затвердения смолы, прижал к ней личную печать. Он колебался. Удача видел это, выдержал повторный, очень серьёзный проницательный взгляд и твёрдо заверил:

– Я буду мчаться в Лхасу без перерыва.

– Хорошо, – наконец сдержанно кивнул головой, согласился тысячник. – Отправляйся сейчас же.

Он решительно протянул Удаче кожаный мешочек с донесением. Внимательно пронаблюдал, как тот спрятал письмо под рубаху на груди и поклонился, вышел из юрты.

5. Миссионер

Под утро стало заметно прохладнее. Тучи над головой не обещали освободить небо ради солнечного дня, но они не могли остановить приближение рассвета. Короткая ночь отступала от востока, там, у соприкосновения гор и неба зародилась и росла серая полоса, позволив ему увереннее следовать по дороге на юг. Он поторапливал, однако не гнал коня межгорными долинами и ущельями, где дорогу обступали скалистые кручи и суровые хребты. Сознание предстоящего напряжения сил в многодневном пути заставило утихнуть волны страсти, успокаивало чувства и помыслы, загоняло в глубь души волнение от невнятных надежд. На что именно? Он не смог бы этого выразить. Но надежды эти были связаны с Лхасой, где плелись узлы тайны, которую он жаждал разгадать. Конь нёс его легко и охотно. И он устраивал для него, а не для себя, короткие передышки в местах с луговой травой и речками или ручьями поблизости.

Прибыл он в столицу на пятый день, раньше, чем это удалось бы многим другим гонцам. Ещё у пригородов расслышал низкий рёв больших труб, какие удерживали по двое мужчин на крыше дворца Потала. Рёв этот возвещал начало религиозного праздника. Красочная пестрота одеяний наполнила улицы и площади, толпы людей стекались к величественному дворцу, где ожидался торжественный выход Далай-ламы. Конь под Удачей перешёл на осторожный шаг, так как продвигаться вперёд становилось непросто. Достигнув базарной площади, Удача непроизвольно обратил внимание на необычного вида мужчину в чёрной сутане. Тот был шагах в ста пятидесяти от него и удалялся, выбирался из толпы в сопровождении молодой стройной девушки. Со спины девушка походкой и индийским платком на голове вдруг напомнила Дэви, и, ожесточаясь от внезапного беспокойства и желания пробиться к ней, Удача попытался повернуть коня в ту сторону. Толпа поблизости раздражённо заволновалась, а мужчина в сутане и девушка тем временем затерялись, пропали из виду. Поневоле ему пришлось вновь продвигаться к дворцу. Но мысль об увиденной на площади девушке не шла из головы, наоборот, чем ближе он был к стенам дворца, тем с большей уверенностью убеждал себя, что увидел именно ту, которую так желал отыскать.

Празднично разодетая стража с красно-золотыми стягами на копьях пропустила его к боковому входу во дворец лишь после того, как вызванный сотник узнал печать ламы-тысячника на шнурках запечатанного послания. Сотник не знал, кому в такой день надо доложить о срочном послании, но обещал, если получится, выяснить. Удача спешился и ждал. Волнуемый нетерпением от мыслей о девушке в толпе и её спутнике, он обрадовался, когда сотник вернулся с тайным советником Далай-ламы. Тайный советник был подтянутым и строгим, и ничем не выдал, что причастен к тому странному происшествию, когда в китайской беседке в саду дворца вызванный им Удача был одурманен дымом белого порошка. Удача тоже не показывал, что помнит о том случае. Не зависимо от причин и степени участия тайного советника, он испытывал благодарность к нему за последствия, за разбуженные чувства к прекрасной жрице любви. Сообщив о привезённом с северного приграничья важном письме для правителя, он всё же пребывал в замешательстве, имеет ли право передать это письмо кому-то другому. Однако тайный советник в присутствии сотника решительно забрал у него кожаный мешочек с письмом, сказал, что сам передаст по назначению. Удача не стал возражать, желая только одного, скорее покинуть дворец и вернуться к базару.

Пятый Далай-лама в сопровождении Панчен-ламы и самых влиятельных настоятелей монастырей с усталым достоинством приближался к распахнутым высоким дверям, за которыми начинался верхний пролёт длинной белокаменной лестницы. Второй пролёт заканчивался внизу напротив главного выхода на дворцовую площадь, и там давно слышался нетерпеливый гул людского ожидания его появления. Площадь запрудили возбуждённые праздничным настроением жители столицы и многочисленные паломники от разных племён и народов Азии, которые с самого утра стекались по улицам Лхасы. Они будто слились воедино в напряжённом желании увидеть его и запечатлеть в сердцах и памяти, чтобы затем разнести свои впечатления повсюду.

Недовольство на мгновение отразилось на лице Далай-ламы, когда тайный советник возник перед ним, заставил приостановиться его и свиту лам и передал свиток послания с оттиснутой на смоле печатью тысячника дворцовой охраны.

– Срочное донесение, Великий, – сообщил тайный советник вполголоса.