Владимир Герлах - Изменник

• Название: Изменник
• Автор: Владимир Герлах
• Издательство: Издатель Словохотов А.А.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9903041-9-2

…Мемуарная проза. Написано по дневникам и записям автора, подлинным документам эпохи, 1939–1945 гг. Автор предлагаемой книги — русский белый офицер, в эмиграции рабочий на парижском заводе, который во время второй мировой войны, поверив немцам «освободителям», пошёл к ним на службу с доверием и полной лояльностью. Служа честно в германской армии на территории Советского Союза, он делал всё, что в его силах, чтобы облегчить участь русского населения. После конца войны и разгрома Германии, Герлах попал в плен к французами, пробыл в плену почти три года, чудом остался жив, его не выдали советским властям.

Предлагаемая книга была написана в память служивших с ним и погибших, таких же русских людей, без вины виноватых и попавших под колёса страшной русской истории. «Книга написана простым, доступным и зачастую колоритным языком. Автор хотел, чтобы читатели полностью вошли в ту атмосферу, в которой жили и воевали русские люди. В этом отношении она, несомненно, является значительным вкладом в историю борьбы с большевизмом». Ценнейший и мало известный документ эпохи. Забытые имена, неисследованные материалы. Для славистов, историков России, библиографов, коллекционеров. Большая редкость, особенно в комплекте.

---

Было начало июня и уже очень жарко. Галанин сидел в своем бюро, не спеша просматривал сам письма русским солдатам из далекого Советского Союза. Это было его любимое развлечение, так как сам он писем ни откуда не получал. Его личная жизнь, после этого сумасшествия в белорусских лесах, была кончена. Давно уже не писал «домой», где его бывшая жена уже успела выйти замуж за Алексеева, а со знакомыми он порвал. Большинство из них продолжало тянуть свою лямку далеко отсюда, в промышленных центрах, некоторые уехали на работу в Германию, остальные устроились переводчиками по лагерям для военнопленных… Жил таким образом интересами батальона и любил говорить русским и немецким офицерам, что батальон заменял ему все: родину, жену и детей! Ревниво следил за тем как из аморфной, анархической массы людей, русских и немцев, постепенно с каждым днем крепла и расцветала образцовая боевая семья! Любил немцев и русских одинаково. Иногда ему казалось, что он все-таки русский! Потом видел что ошибался, был немцем! Вернее соединял в себе все хорошее и дурное этих двух народов, которых ему удалось здесь в батальоне приучить друг к другу. Все солдаты старались понять тех, с которыми им приходилось служить, для того чтобы понять, скорее учились говорить, немцы по-русски, русские по-немецки, начали с ругательств, кончили более сложными вопросами быта этой странной боевой единицы!

И было так: в то время, как немцы не любили и презирали русский народ, а русские ненавидели и терпеть не могли немецкий, здесь в батальоне как будто делали исключение в отношении тех, с которыми воевали бок о бок! Вместе потихоньку ругались и ворчали когда бывало маловато табаку и хлеба, или слишком надоедали ротные своими занятиями, вместе кутили и ходили в бордель, но одинаково подтягивались и любили щегольнуть друг перед другом своей выправкой и четкостью ружейных приемов. И выправка и четкость были разные, у одних немецкие, у других русские, но команды были всем понятные, то на русском, то на немецком языке.

Та несбыточная мечта, с которой носился Галанин, что бы стереть границу между Германией и Россией здесь, как будто, осуществлялась. Потому он и любил свой батальон, свое детище, здесь он был у себя дома. Сам себе доказывал что-то, что ему удалось осуществить здесь рано или поздно совершится в мировых масштабах. Ошибался в своем опьянении и отрезвление началось вдруг, внезапно, в это июньское тихое утро!

По телефону Галанин был вызван в штаб батальона и немедленно туда отправился. По дороге размышлял: может быть их батальон, как и все другие батальоны, получили приказ отправляться на восток в распоряжение генерала Власова, который, наконец, нашелся и начал даже отдавать приказы. Это было бы неплохо! Батальон вполне готов, что бы исполнить свой долг перед родиной, немецкие офицеры уйдут в свои немецкие части, а немецким солдатам будет предоставлена возможность остаться и он не сомневался, что большинство из них, конечно, останется. Батальоном будет командовать, ясно, он сам. Может быть получит даже более крупную должность.

Не даром Аккерман недавно на совещании в штабе командующего восточными частями дал ему понять, что в ставке занялись изучением возможности назначить Галанина офицером связи между Власовым и немецким командованием. Хотели иметь там своего преданного и умного офицера. Было отчего закружиться голове! И вот почему Галанин не понял сразу новость, которую сообщил своим немецким офицерам Баер.

Приказал сначала своему вестовому откупорить шампанское, подняв свой бокал, где шипело золотое вино сказал для начала: «Господа! наконец то получена долгожданная новость! Которую мы все ожидали с таким нетерпением, все последние месяцы! Держитесь твердо на стульях, что бы не упасть! Слушайте! Сегодня на рассвете союзники высадились на нормандском побережье под прикрытием сильного воздушного и морского флота! Наши славные войска контратакуют, потери врага огромны и я не сомневаюсь, что через несколько часов они будут сброшены в море, как тогда в Дьеппе! Слава Богу и нашему фюреру! наконец, мы имеем возможность навсегда покончить со всеми этими иудокапиталистами! Гейль Гитлер! Дойтшланд, дойтшланд юбер аллее!»

Все офицеры и Галанин с ними встали и ревели немецкий гимн, выпили и разошлись. Несколько часов позже Баер снова собрал своих подчиненных, был по прежнему веселый, но менее уверенный в скором уничтожении противника: «Наши войска продолжают свои сокрушительные контратаки, но враг упорно цепляется за узкую полосу берега, где ему удалось пока задержаться. Господа бьет решающий час: Быть или не быть! победить или умереть! Гейль Гитлер!» Был как в лихорадке, на машине сам умчался в Париж к Аккерману, перед тем как уехать, приказывал Галанину: «Лот никуда не годится со своей пропагандой! Возьмите в свои руки эту важнейшую работу. Объясните нашим русским героям, что… впрочем, вы сами знаете что… Смотрите, в эти решающие дни ваша роль здесь в батальоне чрезвычайно велика! докажите, что… впрочем вы сами знаете… Гейль Гитлер!» Умчался по улице, оставив после себя облако пыли и отработанного бензина. Галанин прошел в отдел пропаганды к Лоту, который корпел над приготовлением очередного доклада: «Бросьте эту чепуху с вашими евреями, врагами человечества; сейчас у нас есть дела поважнее! Капитан Баер приказал мне сегодня же делать доклады по ротам, что бы объяснить русским обстановку в связи с высадкой в Нормандии! Через час я делаю доклад в первой роте, через два часа во второй и третей, через четыре — четвертой и обозу вместе со штабом! Что? я повторяю, что ваш доклад о евреях вы можете спалить в печке! Потрудитесь мне помочь в приготовлении докладов и оповещении солдат! Приказ есть приказ!»

Весь день Галанин импровизировал по своему обыкновению, пользуясь короткими сводками ставки, достав в соседней школе карту Западной Европы, водил указкой по побережью Нормандии и говорил о том, во что сам, вдруг, перестал верить: о том, что рано или поздно американцы и англичане, а вместе с ними и большевики будут разбиты. Смотрел во внимательные голубые серые и карие глаза, в сосредоточенные побледневшие лица и старался увлечь… их и самого себя красивыми лживыми фразами… и видел, что, если их ему удалось увлечь, самого себя обмануть не удалось!

Вечером, закончив последний доклад, вернулся к себе на квартиру, которую занимал по соседству с виллой Баера. Принял ледяной душ, достал бутылку коньяка и выпил залпом полный стакан. Подошел к зеркалу, внимательно изучал свое утомленное лицо с красными глазами, железный крест и ленточки отличий на груди, отвернувшись сел за стол и схватившись за седеющие все больше виски начал размышлять! Старался понять страшную тоску на сердце! Вспоминал весь день с утра и до вечера, начиная с сообщения Баера о высадке союзников и кончая его докладом в обозе… и, вдруг, понял, что он страшно испугался. Испугался за себя, и за свой батальон! за своих детей! которых он сегодня начал сознательно обманывать, в первый раз за всю свою службу у немцев. Сегодня он убедился, что никогда батальон не вернется.

Что немцы обманули даже его, когда говорили о том, что батальон уходит во Францию на отдых, для обучения, что после овладения премудростей нового оружия, он будет возвращен на родину для борьбы против поработителей его родины! Что же теперь случилось? Случилось то, что союзники атаковали и с успехом знаменитый Атлантический, неприступный вал!

Это было ясно! Предмостное укрепление не ликвидировано, но продолжает расширяться! Никакого нового оружия не было! Союзники были господами в воздухе, германская авиация куда то исчезла. Батальон подвергался страшной опасности, он будет использован здесь против союзников, и погибнет. Не исполнив своей миссии: воевать за освобождение родины! И от этой гибели ничто и никто не может спасти! А тем более он, который сегодня пел с немцами их гимн! От которого они ждали, что бы он исполнил свой долг перед Гитлером и Германией! Долго сидел Галанин в совершенно темной комнате со своими нерадостными мыслями, — так задумался что вздрогнул и испугался, когда кто то зажег у него свет в комнате и веселый Красильников с Батуриным вернули его к действительности:

«Алексей Сергеевич! вот никогда не думали, что вы можете сидеть так один и пить горькую! А мы ведь тоже жаждем! Где у вас стаканы, налей бокал, в нем нет вина! Когда я пьян, а пьян всегда я! Выпьем по случаю высадки и едем! едем! все офицеры немецкие и русские собираются в солдатском доме. Там, по случаю этого нашествия великий праздник! Чудно! Все как с х… сорвались! Радуются! А чему тут радоваться? Немцы отступают и эти жидомасоны кажется не собираются снова уходить! Пропадем, братцы! Налей! выпьем!»

В Солдатском Доме полковник Шварц говорил длинную речь о неизбежной скорой победе, о применении нового оружия, о гибели всей цивилизации, если… не дай Бог. Но это, конечно, исключается!.. Германия проиграет войну! Лот переводил русским, оставив в стороне опасения Шварца. За столами Восточного батальона было особенно весело и шумно. Там собрались все французские кельнерши, которые пользовались отсутствием Баера, предпочитавшего их сестер. Француженки накрашенные утомленные, но веселые чокались с немецкими и русскими офицерами, стреляли в них глазками и нежно улыбались: «Вив ле рюсс!» Трудно было понять, кому они это говорили, тем русским, которые сидели с ними и пили, или другим, которые там на восточном фронте сделали возможной эту высадку в Нормандии. Кутили допоздна!..