Филип Фармер - Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

• Название: Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Тролль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-87365-002-0

Известный исследователь Востока сэр Ричард Бартон, погибший от предательского удара ятаганом, просыпается на берегу огромной Реки в обществе других умерших — все человечество стало жертвой чьего-то чудовищного эксперимента. Кому под силу воскресить миллиарды людей и населить ими этот неведомый мир? Отважный Ричард Бартон и неунывающий Марк Твен не хотят быть пешками в чужой игре и пытаются приоткрыть завесу тайны.

---

Щуплый Лев Руах сидел на палубе, прислонившись к невысокому комингсу; он мастерил пращу из кожи саргана. В стоявшем рядом мешке было около трех десятков гладких камней, собранных им за последние двадцать дней. Эстерн Родригес что-то говорила ему, быстро, захлебываясь словами и непрерывно показывая крупные белые зубы. Она заняла место Тани, у которой Лев находился под башмаком до отплытия «Хаджи». Таня была очень привлекательной миниатюрной женщиной, одержимой стремлением перевоспитывать близких ей мужчин; Лев узнал, что, в свое время, она перевоспитала своего отца, дядюшку, двух братьев и двух мужей. То же самое она попыталась проделать с Руахом, стремясь к максимальной гласности, чтобы и другие мужчины могли извлечь пользу из ее наставлений. В тот день, когда «Хаджи» тронулся в путь, Лев прыгнул на палубу, обернулся и сказал: «Прощай, Таня! Жить рядом с Самым Большим Ртом Бронкса — слишком сильное испытание для моих нервов. Подыщи себе нечто более совершенное, чем бедный глупый Лев Руах».

Таня задрожала от ярости, побледнела, и начала кричать на Льва, громко перечисляя оказанные ему благодеяния. Ее рот продолжал работать даже тогда, когда «Хаджи» удалился от берега на порядочное расстояние. Все смеялись и поздравляли Руаха с обретенной свободой, но он печально улыбался. Через две недели, в местности, населенной преимущественно древними ливийцами, он встретился с Эстер, испанской еврейкой пятнадцатого столетия.

— Почему бы вам не попытать удачи с женщиной другой национальности? — спросил его Фригейт.

Руах пожал узкими плечами.

— Я уже пробовал. Но рано или поздно случается ссора, они теряют терпение и называют вас грязным жидом. Собственно, с женщинами-еврейками происходит то же самое, но в этом случае я готов снести оскорбление.

— Послушайте, дружище, — сказал американец, — вдоль Реки живут миллионы женщин, которые понятия не имеют об евреях. У них нет никаких предрассудков на этот счет. Почему бы вам не выбрать одну из них?

— Я предпочитаю знакомое зло.

Бартон иногда размышлял над тем, почему Руах поплыл с ними. Он больше не упоминал о злочастном произведении Бартона, хотя часто расспрашивал о его прошлом. Он был дружелюбным, но никогда не раскрывался до конца. Несмотря на небольшой рост, он отлично зарекомендовал себя в бою, а его уроки дзюдо и каратэ оказались бесценными для Бартона. Отпечаток грусти, витавший над ним подобно туманному полупрозрачному облаку даже когда он смеялся или занимался любовью (как утверждала Таня), был следствием жестоких душевных травм. Его терзали воспоминания об ужасных немецких концентрационных лагерях и русских тюрьмах. Таня как-то сказала, что Лев уже родился с неизбывной печалью в душе; казалось, он унаследовал всю тоску и печаль своего народа со времен вавилонского пленения.

Монат являл собой еще одну разновидность печального образа, хотя иногда ему случалось выходить из этого состояния. Пришелец с Тау Кита все еще надеялся увидеть своих соплеменников, кого-нибудь из тех тридцати мужчин и женщин, что были растерзаны обезумевшей толпой. Он понимал, что шансов на такую встречу немного. Вероятность того, что ему удастся разыскать одного из тридцати человек среди тридцати пяти или тридцати шести миллиардов землян, расселенных вдоль Реки, которая протянулась, возможно, на десять миллионов миль, была ничтожно мала. Но он не терял надежды.

Алиса Харгривс расположилась на носу судна — так, что над крышей комингса виднелась только ее голова. Она внимательно разглядывала людей на берегу, когда «Хаджи» подходил настолько близко к суше, что можно было рассмотреть лица. Она все еще искала своего мужа, Реджинальда, трех своих сыновей, мать, отца, сестер и братьев. Любое дорогое ей знакомое лицо. Молчаливо предполагалось, что она покинет корабль, как только состоится подобная встреча. Бартон ничего не говорил по этому поводу; но он ощущал боль в груди, когда думал о том, что может навсегда потерять Алису. Мысли его мешались; он одновременно желал, чтобы она ушла, и страшился этого. С глаз долой — из сердца вон. Неизбежность подобной взаимосвязи была заложена в основе этого мира. Но он сопротивлялся неизбежности. Он испытывал к Алисе такое же чувство, как к той девушке-персиянке, которую он любил когда-то и потерял. Новая потеря могла превратить его жизнь в бесконечно длящуюся пытку.

Но он не сказал ей ни слова о своем чувстве. Он часто говорил с ней, стараясь показать, что считает неприязнь, которую она к нему испытывает, забавным чудачеством. В конце концов, их отношения стали более ровными. Но только тогда, когда их окружали другие люди. Стоило им остаться наедине, ее лицо каменело.

После той первой ночи она никогда больше не употребляла жвачку. Он пробовал наркотик раза три, а потом стал обменивать его на более нужные вещи. В последний раз он употреблял жвачку, чтобы увеличить наслаждение во время очередной встречи с Вильфредой; на самом деле он был ввергнут в тот ужасный период своей жизни, когда какая-то тропическая болезнь едва не прикончила его на пути к озеру Танганьика. В этом кошмаре присутствовал также Спек — и он убивал Спека. В земной реальности Спек погиб из-за несчастного случая на охоте, хотя все полагали, что это было самоубийство. Спек застрелился; он предал Бартона, и его терзали угрызения совести. Но в своем кошмарном видении Бартон душил Спека, когда тот, склонившись к его ложу, спрашивал, как он себя чувствует. Он душил Спека — и потом, когда видение уже начало блекнуть, целовал его в мертвые губы.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Да, он знал, что любил Спека — и, в то же время, ненавидел его, ненавидел совершенно справедливо. Но раньше ощущение этой любви казалось таким слабым и мимолетным, что он почти не осознавал его. Кошмар, вызванный жвачкой, заставил Бартона понять, что любовь была глубже и сильнее ненависти; и это так ужаснуло его, что он закричал.

Когда он очнулся, Вильфреда трясла его изо всех сил. Губы ее дрожали; она пыталась спросить его, что случилось. На Земле Вильфреда пристрастилась к опиуму, но здесь, впервые попробовав Жвачку Сновидений, она никогда больше ее не употребляла. Ее мучали свои ужасы — она опять видела, как умирает от туберкулеза младшая сестра, она вновь дрожала от страха и омерзения, впервые продавая свое тело.

— Странный галлюциноген, — сказал Бартону Руах, объяснив, что означает этот термин. Они часто обсуждали назначение жвачки. — Похоже, что он воскрешает в памяти ситуации, в которых индивидуум получил сильную душевную травму. Но в видениях, возникающих в мозгу человека, реальные факты смешиваются с фантазиями, олицетворяющими нечто символическое... Но так происходит не всегда. Случается, что наркотик стимулирует сладострастие... или, как говорят, отправляет вас в чудесное путешествие в сказочную страну. Я предполагаю, что нас снабжают Жвачкой Сновидений для каких-то терапевтических целей... Я имею в виду терапию души, а не тела... ее очищение через страдание и ужас... Мы только должны определить правильный способ применения жвачки.

— Если вы убеждены в этом, почему же вы не употребляете ее почаще? — с вызовом сказал Фригейт.

— Причина та же, по которой многие отказываются пройти курс лечения: я боюсь.

— Я тоже, — задумчиво произнес Фригейт. — Но однажды, когда мы задержимся в каком-нибудь месте подольше, я начну регулярно жевать ее —и надеюсь, что она мне поможет... Даже, если подо мной разверзнется адская бездна, я попробую... Но, конечно, об этом легче сказать, чем сделать.

Хотя Питер Джарвис Фригейт родился спустя всего лишь двадцать восемь лет после смерти Бартона, их миры разделяла глубокая пропасть. Они так по-разному смотрели на многие вещи, что могли бы яростно спорить по любому поводу — если бы Фригейт был способен к яростным спорам. Конечно, это не затрагивало вопросов дисциплины на судне или определения его дальнейшего пути; речь шла о взгляде на мир. И все же, во многом Фригейт был очень похож на Бартона; возможно, по этой причине личность Бартона так очаровала его еще на Земле. Как-то в 1938 году Фригейту попалась в руки книжка некого Фэйрфакса Дауни, озаглавленная: «Бартон: искатель приключений 1001 ночи». На обложке было изображение Бартона в возрасте пятидесяти лет. Свирепое лицо с выступающими надбровьями, массивный прямой нос, большой шрам на щеке, полные чувственные губы, густые черные брови, усы, свисающие вниз и пышная раздвоенная борода, присущая облику этого человека какая-то печальная задумчивость, смешанная с агрессивной готовностью к действию, настолько поразили Фригейта, что он купил книгу.

— Я ничего не слышал о вас раньше, Дик, — рассказывал Фригейт. — Но я проглотил эту книгу — и был очарован. В ней жили вы сами — помимо общеизвестных фактов биографии — искусный фехтовальщик, знаток множества языков, способный перевоплощаться то в местного купца, то — в знахаря или бредущего в Мекку пилигрима. Вы сумели первым из европейцев выбраться живым из священного города Ха papa, открыли озеро Танганьика и почти добрались до истоков Нила, вы были одним из основателей Королевского Антропологического общества, ввели в практику термин «Экстрасенсорное восприятие», перевели сказки 1001 ночи, изучали эротическое искусство Востока и так далее... Факты, которые сами по себе не могли не вызвать восхищение; но в вашей личности таилось что-то еще, особо притягательное для меня. Я помчался в публичную библиотеку, — хотя Пеория была маленьким городком, в библиотеке хранилось много ваших сочинений и книг о вашей жизни, пожертвованных городу одним из ваших почитателей; и я прочитал их все. Затем я начал собирать первоиздания ваших книг. Я стал писателем-беллетристом, но меня не покидала мечта написать огромную, самую полную историю вашей жизни, объехать все места, где побывали вы, собрать их описания, фотографии... основать общество для сохранения склепа, в котором покоилось ваше тело...