Уильям Бойд - Нутро любого человека

• Название: Нутро любого человека
• Автор: Уильям Бойд
• Жанр: Современная проза

Уильям Бойд — один из наиболее популярных и обласканных критикой современных британских авторов. Премии Уитбреда и Риса, номинация на „Букер“, высшая премия „Лос-Анжелес таймс“ в области литературы — таков неполный перечень наград этого самобытного автора. Роман „Броненосец“ (Armadillo, 1998) причислен критиками к бриллиантам английской словесности, а сам Бойд назван живым классиком современной литературы.

---

Вчера, поскольку день был спокойный и ясный, я решил после завтрака поплавать. Разделся, нырнул с носа и проплыл 150 ярдов, оделявших II22 от маленького островка. Вода была холодная, изумительно прозрачная. Я вылез на берег, побродил, подбирая странные раковины или куски выброшенной на берег древесины, приятно сознавая свою наготу на этом необитаемом острове и вспоминая, — что неизбежно происходит со всяким, — потерпевшего кораблекрушение, оставшегося с пустыми руками Робинзона Крузо

Островок возвышался над морем не более, чем на десять футов, растительность, покрывавшая его, состояла из мясистых кустарников, низкорослых, искривленных, с толстыми, оливково-зелеными листьями; там и сям торчало несколько кактусов и куп блеклого песчаного тростника.

Внезапно до моего сознания дошло, что на II22 происходит какая-то суета, и обернувшись, я увидел бегающих по палубе людей, услышал скрежет и лязг, сопровождающие подъем якоря. „Эй! — крикнул я. — Что случилось?“. Однако никто на меня внимания не обратил. Я зашел по пояс в воду, собираясь поплыть назад, когда взревел, пыхнув выхлопом, дизельный двигатель, баркас рванулся вперед и через несколько минут скрылся за мысом.

Я снова вышел на берег, сквернословя и гадая, чем вызвана такая спешка, что за сигнал они приняли и какого черта Макстей заигрался настолько, что забыл о моем отсутствии на борту. Я не так уж и тревожился: знал, что рано или поздно они меня хватятся и вернутся. Хотя, напомнил я себе, это зависит от степени неотложности дела, заставившего их уйти. Все может занять и несколько часов… И тут я услышал шуршание, что-то зашебуршилось в кустах, стоявших от меня в нескольких ярдах, на берег медленно, неохотно, вышла вперевалочку ящерица, игуана, фута в три длинной, и пощелкивая языком, направилась ко мне. Через пару секунд к ней присоединились четыре-пять других. Я отступал от них по пляжу к воде, инстинктивно, по дурацки прикрывая гениталии сложенной в чашу ладонью. Послеполуденное солнце жгло мои соленые плечи. Я пошвырялся в приближающихся ящериц раковинами и камушками, они остановились. Однако, как только я перестал демонстрировать агрессивность, снова потопали ко мне. Потом на другом конце пляжа показались новые игуаны. Я с криком бросился к ним, они неуклюже, в некотором беспорядке, отступили, но вскоре перестроились и снова пошли в наступление.

Спустя несколько минут на пляже было уже двадцать-тридцать игуан — языки поклекивают, мертвые глаза глядят на меня, словно ожидая чего-то. Я стоял, зажав в каждой руке по палке и гадая, что буду делать, если меня не снимут с острова до наступления ночи. Ящерицы не были страшны, настоящей угрозы они, вроде бы, и не представляли — все происходившее было просто формой вынужденного временного сосуществования. Голый человек и три десятка первобытных ящериц на пустом острове. Как будем жить дальше?

И тут II22 с ревом вернулся в бухточку, и на сердце у меня полегчало. Баркас с пыхтением подошел как мог близко, с борта спустили трап. Я прошел по воде и в несколько взмахов рук достиг баркаса, оставив позади моих не умеющих плавать друзей. Макстей помог мне подняться на борт, стараясь не дать своей физиономии расплыться в улыбке, и протянул полотенце.

— Очень смешно, Макстей.

— Прекрасно, что у вас имеется чувство юмора, сэр.

Мы пошли назад в Нассау, настроение у всех, включая меня, было отличное. Выходка Макстея нисколько не вывела меня из равновесия. Сознание мое переполняли картины: я на острове, кругом игуаны (интересно, что мне сегодня приснится? — гадал я). Это были мгновения из тех, которые осознаешь, задним числом, как исполненные прозрения — пронизанные значением, в каком-то смысле даже мистические. Думаю, Макстея ошеломили веселое добродушие и кротость, с которыми я все это воспринял.

Понедельник, 28 июня

Настоящая, влажная, выматывающая душу жара. Макстей подал сегодня утром прошение, чтобы его откомандировали куда-нибудь еще, я согласился, а после полудня он взял прошение назад. Отбил в ОМР телеграмму: „Не вижу смысла оставаться здесь и дальше. Банковской проблемы не существует. Прошу указать дальнейший курс действий“. Пришел ответ: „Ваше присутствие там чрезвычайно полезно. Продолжайте“.

Вторник, 6 июля

Г и Г вернулись. Сегодня вечером в Доме правит. прием в честь какой-то объезжающей Карибы шишки из Министерства иностранных дел. Даже Герцогу не удается скрыть свое уныние. Герцогиня говорит, что его очень расстроило происшедшее в Вашингтоне свидание с Черчиллем. „Они хотят, чтобы мы гнили здесь до конца войны, — не без горечи сообщила она. — Мы все-таки надеялись, что после трех лет… Дэвид перепробовал все. Их не сдвинешь“.

Четверг, 8 июля

Сегодня в 10:00 заглянул в гавань и Макстей сразу же сказал мне: „Убит сэр Гарри Оукс“. Боже мой, подумал я, и в голове моей звякнул сигнал тревоги. Но кому могло понадобиться убивать сэра Гарри? Макстея об этом и спрашивать не пришлось: „Все говорят, что это дело рук Гарольда Кристи“. Полагаю, Макстей узнал все от своих дружков по парусному спорту. Я знаю Кристи лишь понаслышке: крупная фигура в операциях с недвижимостью, член здешнего Законодательного собрания, непривлекательный, грубоватый внешне человек, по общему мнению — бывший бутлегер. Серьезная политическая сила и близкий друг сэра Гарри. В багамском контексте, Кристи, убивающий сэра Гарри, это то же самое, что лорд Галифакс [Министр иностранных дел], убивающий Бендора [Герцога Вестминстерского].

Я несколько раз встречался с Оуксом: низкорослый, коренастый, мужиковатый человек с неприветливым выражением лица, уголки губ вечно опущены вниз. Сам он считал себя чем-то вроде „неотесанного малого с золотым сердцем“, называющего вещи своими именами. К тому же, баснословно богат — по всеобщему мнению, — но при этом из тех людей, которых фантастический избыток денег заставляет, похоже, лишь пуще тревожиться и терзаться, а не наоборот. Ненавидел необходимость платить в Канаде налоги, отчего и переехал сюда. Теперь, когда пошли слухи о том, что на Багамах введут подоходный налог, собирался перебраться в Мехико. Занятно, куда ни повернись, тут же всплывает Мехико.

Во время ленча отправился в „Принц Георг“ там все гудело, точно в улье. Это было вудоистское убийство; Оуксу выжгли половые органы; это дело грабителей, искавших золото, которое он прятал в доме; и так далее. Теперь главный подозреваемый — его зять, де Мариньи. Кристи действительно провел ночь в доме Оукса да только все проспал. Ах да: у Герцогини был роман с Оуксом, вот британская секретная служба и прикончила его, чтобы оградить честь Герцога (чуднее, кажется, и не придумаешь).

Я возвращался в „Британский Колониальный“, когда рядом со мной остановилась машина и один из придворных Герцога, Вуд, попросил меня сегодня в 5:00 вечера встретиться с Герцогом в его коттедже на Кабл-Бич.

Позже. Встретился с Герцогом. Мы были одни; он непрерывно курил, казался очень встревоженным. Сказал, что глубоко, бесконечно потрясен убийством сэра Гарри. Поначалу его уверяли, будто произошло самоубийство, и лишь потом поступило известие, что сэра Гарри убили. Удар по голове каким-то тупым орудием, а следом попытка, впрочем, провалившаяся, сжечь тело и дом.

— Я попросил полицию Майами прислать сюда двух своих детективов, — сказал он. — Они появились сегодня после полудня. Будут вести расследование.

— Но зачем, сэр? — импульсивно спросил я. — Почему не Эрскин-Линдоп? (Эрскин-Линдоп это глава Багамской полиции).

— Он совершенно со мной согласен, — сказал, не без некоторой резкости, Герцог. — Местной полиции это дело не по силам. Не думаю, что вы понимаете последствия смерти сэра Гарри — возможные результаты. Нам нужны специалисты. Настоящие специалисты. И все необходимо закончить, раскрыть, как можно быстрее. Так мы сможем свести к минимуму нанесенный колонии ущерб. Какая беда!

— Я понимаю.

Ничего я, на самом деле, не понимал.

Герцог закурил новую сигарету:

— Стало ясно — кристально ясно, что убийцей был де Мариньи. Вы с ним знакомы?

Де Мариньи, приятной внешности зять. Я сказал, что однажды завтракал у него дома и несколько раз случайно сталкивался с ним в „Принце Георге“. Макстей знал его лучше, чем я.

— Хорошо, — сказал Герцог и позволил себе коротко улыбнуться. — Это очень хорошо.

Я все глубже погружался в потемки, ну да ладно. Потом он сказал:

— Я хочу, чтобы вы встретились с детективами из Майами — Мелченом и Баркером — сегодня. Сможете?

— Конечно, сэр. С удовольствием.

Позже. Надо все это записать. Мелчен и Баркер только что покинули мой номер. Мелчен толст и очкаст, неряшлив. Баркер худощав, с копной седых волос, жесткий, подтянутый. Они как раз вернулись из дома де Мариньи (уверяют, что с уликами) и не питают решительно никаких сомнений в том, что именно де Мариньи убил Оукса. Оукс и де Мариньи ненавидели друг друга, де Мариньи уже угрожал ему в прошлом. Оукс так и не простил де Мариньи за дочь, Нэнси, бежавшую с ним из дому (Нэнси было восемнадцать, де Мариньи — тридцать шесть). Де Мариньи разорен, а после смерти Оукса унаследовал бы ту часть состояния, какая досталась бы Нэнси. Прошлой ночью (в среду) де Мариньи давал званный обед, у него нет алиби на срок от 11:30, когда он отвез двух гостей домой, — а живут они неподалеку от дома Оукса, „Уэстберна“, — и до 3:00 утра. Именно в этот промежуток времени и было совершено убийство. У него имелись мотив и средства и отсутствует алиби.