Сергей Львов - Быть или казаться?

• Название: Быть или казаться?
• Автор: Сергей Львов
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Публицистика
• Год: 1982
• ISBN: 978-5-389-01463-1

Крик и брань — не свидетельство силы и не доказательство. Сила — в спокойном достоинстве. Заставить себя уважать, не позволить, чтобы вам грубили нелегко. Но опускаться до уровня хама бессмысленно. Это значит отказываться от самого себя. От собственной личности. Спрашивать: «Зачем вежливость?» так же бессмысленно, как задавать вопросы: «Зачем культура?», «Зачем красота?»

В художественно-публицистической книге писателя С. Л. Львова речь идет о подлинных человеческих ценностях — чувстве социальной ответственности человека перед коллективом, обществом, семьей, его гражданской активности и идейной убежденности, настоящей культуре, в том числе и культуре поведения.

Этим высоким качествам будет противопоставлена погоня некоторых людей за ценностями мнимыми, избыточным материальным благополучием, внешней «престижностью», превратно понятой модой. Автор рассказывает о своих встречах и переписке с людьми равных поколений и судеб.

---

Недавно он мне вспомнился. Студенты театрального училища показывали забавную сценку. Он и Она приходят в кафе. И каждый раз, как Она или Он нарушают правила этикета, знаток хороших манер делает им замечание:

— Нож возьмите в правую, вилку — в левую руку! Не нарезайте мясо на кусочки сразу! Отрезайте по кусочку! Перед тем как отпивать из бокала лимонад или вино, вытрите губы салфеткой! Не отодвигайтесь далеко от стола! Не придвигайтесь близко к столу!

Он и Она неумело, послушно, старательно выполняли справедливые указания, пока не превратились в судорожно дергающиеся марионетки. Потом вовсе одеревенели. Еда, питье, слова — все застревало у них в горле.

Культура поведения — это прежде всего культура естественного поведения. Хорошие манеры хороши, если они сидят на человеке, как собственная кожа, не как наряд с чужого плеча, а это происходит тогда, когда становишься истинно воспитанным человеком, а не притворяешься им.

Скажут: мелочи. Есть дела поважнее. Заботы: посущественнее. Недостатки посерьезнее. Согласен.

Но все, от чего зависит наше настроение, — не мелочи. В этом убеждают письма читателей и радиослушателей. В них сетуют, что в столовой оказываешься напротив человека, который, обглодав кость, кладет ее на стол. Что в автобусе и троллейбусе тебя толкнут, но извинения не попросят. Что на улице и в магазине обращаются:

— Женщина! Мужчина! Дед! Бабка! И так далее. И так далее…

Молодые родители пожаловались мне. Их дети очень грубы. Огрызаются. Бранятся. Как добиться, чтобы они были вежливыми?

Ответил: — Словами этого не добьешься. Действует пример. Если не упущено время.

Наступило тягостное молчание. Родители вспомнили, какой пример каждый день подают детям. Что они могли мне сказать? Что я мог сказать им?

Только то, что написано в этой главе.

Несколько писем

Дали мне как‑то в редакции прочитать два детских письма.

Письма примечательные. Скорее даже для взрослых, чем для детей.

…Положение у меня тяжелое. Меня выбрали председателем совета отряда. Зоя Михайловна, наш классный руководитель, сказала мне, чтобы я готовилась к отчету на родительском собрании. На собрании родителей вместе с учениками я рассказала, кто плохо учится, нарушает дисциплину. До собрания Зоя Михайловна сказала, что обо мне она будет говорить сама. Ведь я же не могу судить сама о себе! Поэтому на собрании я ничего о себе не сказала. Но и Зоя Михайловна не упомянула меня ни одним словом. Ребят это обидело. Сегодня вышла наша стенгазета. Там написано, что на собрании я «болтала про всех», а про себя не пожелала сказать ни слова. А через день весь класс объявил мне бойкот. Как мне быть?

Галя

…Я староста седьмого класса. Мне надо следить за успеваемостью в классе. А когда нас рассадили так, чтобы за каждой партой сидел мальчик с девочкой, я должна была следить, чтобы никто не пересаживался. И я следила, подавала, как мне велели, списки учителям. На классном часе я выступала и говорила, кто получил двойки…

Ребята злились на меня и говорили мне, что я — ябеда.

А я им отвечала, исправляйтесь и тогда мне не о ком будет говорить. А еще в нашем классе есть две девочки. Они заступаются за мальчишек. Мальчишки их уважают. И как‑то эти девочки сказали мне, что меня ненавидят все мальчишки. Я подумала: за что? И я сравнила себя с этими девочками. Мне мама всегда говорит, чтобы я была умной, скромной, правдивой, настойчивой и гордой, и тогда меня все будут уважать. И поэтому мальчишки должны уважать не этих девочек, а меня. А может быть, они правы, что уважают этих девочек? И неправа я?

Наташа

Эти письма мне передала в свое время «Пионерская правда». Отвечать на них со страниц детской газеты было сложно. Ведь надо не обинуясь сказать, что по отношению к обеим девочкам совершена ошибка. Совершена взрослыми. Именно они поставили девочек в ложное положение. Именно они стали причиной конфликта девочек со сверстниками.

Печально, хотя и понятно, почему обе школьницы спрашивают совета не у своих классных руководителей. Им уже ясно: советоваться с ними не стоит. И я обращаю свой ответ не Наташе и Гале, а взрослым, чтобы не создавали они подобных ситуаций.

Как‑то плохо верится в то, что нормальные ребята, выбрав Галю председателем совета отряда, поручают ей доложить на собрании родителей о тех, кто плохо учится и дурно себя ведет. До такого ребятам не додуматься! Это задание, вероятно, дала Гале учительница. С глазу на глаз. И сразу поставила девочку в двусмысленное положение, заставив играть противоестественную роль.

Родительское собрание дело тонкое. Педагог взвешивает, о каких сторонах жизни класса говорить при всех родителях, а о чем предпочтительнее потолковать только с отцом или матерью ученика. А как можно школьнице выступать перед родителями в присутствии их детей и оценивать поведение и учебу товарищей. Мне кажется, поводом для совместного собрания детей и родителей может быть школьный праздник, торжественный вечер или, скажем, обсуждение того, как подготовиться к походу или поездке, где нужна помощь родителей. Но собирать вместе родителей и учеников, чтобы говорить о неуспевающих и недисциплинированных? Зачем? Для учителя беседа с учеником и беседа с его родителями — разные педагогические задачи, и решаться они должны по-разному. И уж никак не самими детьми.

Галя не сумела отказаться от поручения, но смутно почувствовала, что есть что‑то нехорошее в том, что она будет критиковать одноклассников в присутствии их родителей, а о ней самой никто ничего не скажет. А учительница, хоть и пообещала, что о Гале скажет сама, не сказала. Забыла в пылу этого странного педагогического эксперимента. Ребята не приняли предложенных им условий разговора: никто, кроме Гали, на собрании перед родителями не выступил. Все промолчали, и это вполне естественно.

А на следующий день никто не помнил уже о действительных недостатках в жизни класса. Теперь внимание ребят заняло одно: поведение Гали, которая всех осуждала, а о себе не сказала ни слова. Кто не обвинит ребят за то, что они высмеяли ее в стенгазете? И можно ли удивляться, что Галя не сумела объяснить им, как все произошло? Ее вынудили играть противоестественную роль. Результат нетрудно предвидеть. И очень трудно исправить.

Наташин случай сложнее. Ей поручили обличать одноклассников постоянно. Неслыханно! Удивительно, что дома это никого не встревожило. А может быть, она ничего не рассказала об этом поручении. Естественно ли такое поведение для девочки? Ее заставили казаться не той, какой она могла быть, какой, верно, хотела быть. Печальная и серьезная ошибка. Наташа у ребят с каждым днем будет вызывать все большее раздражение, а потом и вражду. Самой Наташе вред уже принесен. Девочка уверена: она вправе толковать товарищам об их недостатках и требовать их уважения, вправе отличать одних и поучать других. К счастью, первые сомнения в этом праве у нее возникли.

Кого винить Наташиным родителям и учительнице, если со временем они обнаружат в ней тщеславие и самодовольную убежденность в своей непогрешимости? Только самих себя.

И еще одно. В классе, где Наташа староста, между мальчиками и девочками непростые отношения. Но когда были простыми эти отношения в таком возрасте? Принято решение: за каждую парту посадить мальчика и девочку, но не по свободному выбору, а по списку. То ли этой мерой хотели укрепить дружбу между мальчиками и девочками, то ли предполагали улучшить дисциплину — не знаю. Пути такой педагогической мысли для меня неисповедимы.

Ясно, это «мероприятие» — тут как нельзя более кстати это слово — успеха не возымело. Ребята стали пересаживаться на другие места. Старосте велели подавать каждому учителю список, кто с кем должен сидеть, по нескольку раз в день докладывать о «провинности» своих пересевших с места на место товарищей! Да что же это такое!

Предвижу: в ответ мне могут сказать о «ложно понятом товариществе». Сколько беды наделало это понятие! От всякого человека, от ребенка, подростка, взрослого можно требовать, чтобы он не оставался безучастным, если его товарищ собирается совершить скверный поступок. Попытаться отговорить товарища, переубедить, наконец, отвлечь может каждый. Но если речь идет не о готовящемся преступлении, сообщать о чем обязан каждый гражданин по закону, нельзя требовать, чтобы один товарищ стал докладывать о каждом мелком проступке другого. Испокон веку в детской среде никого не презирали так, как ябед.

Выходит, и вообще говорить о недостатках своих товарищей не надо? Да нет, совсем нет. Не раз в нашей жизни и у наших детей в школе могут возникнуть обстоятельства, когда необходимо и вслух — но непременно прямо, открыто и вслух — осудить проступок и того, кто его совершил. Но это не имеет ничего общего с авторством постоянных докладных о провинностях товарищей. Ничего кроме нравственного ущерба и Наташе, и ее классу это принести не может, и никакая цель не сможет быть достигнута таким путем, только отношения в классе станут напряженнее.