Сергей Львов - Быть или казаться?

• Название: Быть или казаться?
• Автор: Сергей Львов
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Публицистика
• Год: 1982
• ISBN: 978-5-389-01463-1

Крик и брань — не свидетельство силы и не доказательство. Сила — в спокойном достоинстве. Заставить себя уважать, не позволить, чтобы вам грубили нелегко. Но опускаться до уровня хама бессмысленно. Это значит отказываться от самого себя. От собственной личности. Спрашивать: «Зачем вежливость?» так же бессмысленно, как задавать вопросы: «Зачем культура?», «Зачем красота?»

В художественно-публицистической книге писателя С. Л. Львова речь идет о подлинных человеческих ценностях — чувстве социальной ответственности человека перед коллективом, обществом, семьей, его гражданской активности и идейной убежденности, настоящей культуре, в том числе и культуре поведения.

Этим высоким качествам будет противопоставлена погоня некоторых людей за ценностями мнимыми, избыточным материальным благополучием, внешней «престижностью», превратно понятой модой. Автор рассказывает о своих встречах и переписке с людьми равных поколений и судеб.

---

«…Мякоть — упругая… Вкус — гармоничный. Наполненно-сладкий. С богатством оттенков миндальной терпкости и освежающей кислоты…»

Он протягивал мне золотисто-желтый персик, поворачивая его то карминно-красным, то ярко-пунцовым бочком. А я не знал, как держать, как есть, да и можно ли есть такое чудо. Я надкусывал персик, он заливал меня спелым соком, и я чувствовал — не умею распознать всех оттенков его вкуса, но они еще прекраснее, чем в описании.

То, что я узнал в тот день о персиках — об их вкусе и целебных свойствах, об их истории и капризах, о том, какие персики уже существуют, а какие еще только создаются, — походило на сказку. Но было правдой. Однако правдой было и то, что рассказал мне старший собрат по перу. За пределами волшебного сада таких персиков не купить.

Я еще несколько раз приезжал на опытные участки, а потом написал статью. Отдавая в ней дань восхищения таланту, упорству и трудолюбию волшебника, написал: ученый не может ограничиваться выведением новых сортов, его непременно должно заботить, как эти сорта внедряются в производство. Мне казалось: достаточно волшебнику поехать в окружающие колхозы и совхозы, произнести монолог о чудо-персике собравшимся, как все начнут их выращивать. Все дело в том, что ученый и его помощники недостаточно смело пропагандируют свой опыт.

Далее я уверенно давал им рекомендацию, как это сделать: «Использовать для этого страницы областной и районной газет, трибуны колхозных собраний — все существующие возможности».

Никаких остальных «существующих возможностей» (наличие средств, рабочих рук, техники, удобрений, свободной земли, посадочного материала и пр.), кроме возможности печатать статьи и произносить речи, я не называл. И не задумывался над тем, какие для этого в действительности нужны возможности, и безгранично верил в силу слова. Когда я писал о том, чем необходимо помочь ботаническому саду, я главным образом напирал на бумагу, которая требуется, чтобы в печатных трудах пропагандировать новые сорта. Нехватка бумаги была действительно одной из помех в работе этого научного учреждения, но отнюдь не самой главной; просто мне, человеку пишущему, она была всего понятней.

Статью приняли. Но покуда она писалась и готовилась к печати, было сказано, и сказано очень авторитетным голосом, что Н-скую область планируют превратить в цветущий субтропический сад. Негоже выращивать здесь только яблоки, груши, виноград, абрикосы и персики. Они растут тут от века, а надобно еще внедрять лимоны и эвкалипты. Редакция вписала в мой очерк, — а я не стал против этого возражать — фразу, которая требовала от ученых Н-ского сада, чтобы они немедленно включились в эту работу.

Я не понимал тогда, что мимоходом брошенная фраза о «внедрении цитрусовых и эвкалиптов» вносит в мою статью новую проблему, по сути своей принципиально отличную от проблемы «персиковой». Не понимал и того, что прикосновение к этой проблеме требует от меня по крайней мере минимума специальных знаний. Не столько о лимонах и эвкалиптах, сколько об общих принципах решения новой научно-производственной задачи, о методике опыта. Я не представлял, что между задачей внедрения новых сортов персиков и задачей внедрения цитрусовых и эвкалиптов — существеннейшая разница.

Инжир и персики, виноград и маслины тоже не сами собой появились в этих местах. Покуда каждое из этих растений перестало быть здесь гостем, а превратилось в коренного жителя, прошли века работы садоводов и виноградарей, крестьян и ученых.

Правда, здешний климат и почвы как нельзя лучше подходят именно для этих культур. Благодаря этому и долгим людским усилиям некоторые сорта персиков превзошли своих предков. Лимонам же и апельсинам тепла в течение года требуется больше, чем персикам и другим давно внедренным здесь культурам, а зимние заморозки, пусть непродолжительные, для них губительны. Это не значит, что их нельзя сделать менее требовательными к теплу и более стойкими к холодам, но это всего лишь теоретическое предположение. Как всякое предположение, его важно вначале проверить в небольших, лабораторных, масштабах, в данном случае на опытных участках. При этом научном опыте нужно быть заранее готовым к двум результатам: к желанному — положительному и нежеланному — отрицательному. В широком смысле слова отрицательный результат («невозможно!» или «возможно, но очень дорого») — тоже результат: он показывает, что по этому направлению идти не стоит. Если же результат лабораторных попыток положителен, тогда можно — осторожно и постепенно, чтобы не понести больших потерь, — переходить к внедрению новинки в производство.

Так вот, персики моего волшебника лабораторную стадию давно прошли, доказали: препятствий для выращивания их в этой области нет, а лимонам только еще предстояла — если бы все шло обычным для всякого нового начинания путем — долгая стадия опытов. Их результатов ни специалисты, ни тем более журналист предсказать не могли.

Однако именно об этой принципиальной разнице между внедрением освоенного, известного и неосвоенного и непроверенного я тогда не думал.

Что могло побудить молодого журналиста так решительно мимоходом высказываться по только что возникшей проблеме? Прежде всего книжные представления о жизни. С детства я любил повесть К. Паустовского «Колхида». Центральный мотив — превращение Колхиды в цветущий субтропический сад. Один из героев «Колхиды» говорит: «…Лет через десять пароходы будут входить ночью в наш порт не на огонь маяка, а на запах лимонов». У лимонных деревьев, когда они цветут, действительно сильный и пленительный аромат, — это я знал, а задача осушения Колхиды и выращивания на ее земле субтропических растений оказалась как будто выполнимой. Об этом я слышал и читал. Когда я, спустя лет пятнадцать после появления «Колхиды», писал о Н-ском ботаническом саде, мне казалось, что я в меру своих сил пишу о том же самом деле любимых мной с детства героев любимого писателя.

И вот ведь какая странность! У меня было военное образование, я умел читать карту и заранее размечать на ней все, что может оказаться существенным при решении задачи. Но тут мне и в голову не пришло поглядеть даже на самую грубую карту Причерноморья. А ведь положи я ее перед собой, увидел бы, что Н-ский ботанический сад и область, к которой он относится, на два с лишним градуса севернее, чем место действия «Колхиды». Поэзия поэзией, романтика романтикой, но два с половиной градуса на север плюс многие другие природные различия существенным образом меняют условия задачи, стоящей перед работниками Н-ского сада, в сравнении с той задачей, которую решали герои «Колхиды».

Это сторона субъективная: увлеченный темой действительно поэтической, я не стал думать о ее прозаической — научной и деловой — стороне, спутал желаемое с действительным и возможным.

Но были во всем этом и причины, находившиеся вне меня. Печать не рассматривала тогда «внедрение цитрусовых и эвкалиптов» как задачу, постановка которой подлежит обсуждению, а писала о ней только как о безусловной данности. Я прочитал тогда множество статей на эту тему и не могу вспомнить ни одной, которая призывала бы начать с опытов в ограниченном масштабе, разобраться в экономической стороне дела (для выращивания лимонов нужно было в условиях нехватки рабочих рук рыть глубокие траншеи и перекрывать их на время заморозков специальными матами, а это дело дорогое) и в том, является ли для этой области вскоре после войны, которая прошла и по ее земле, важным именно внедрение цитрусовых, а не восстановление сильно пострадавших садов и виноградников, ее традиционного богатства.

Осторожные голоса сомневающихся, которые представляли себе, сколько труда, денег и времени может пропасть зря, вероятно, звучали в стенах научных учреждений, но в печати не появлялись. В статьях происходила невольная подмена понятий «нужно» и «можно»: сказано, что нужно выращивать лимоны на два с половиной — три градуса севернее, чем они росли до сих пор, — значит, можно. А уж о том, нужно ли это вообще, вопрос не ставился даже в косвенной форме.

Персиковый и цитрусовый эпизоды в моей журналистской работе так бы и остались эпизодами, но однажды в Москве я пересказал знакомому — режиссеру свои южные впечатления, включая и монолог волшебника о персиках. Режиссер слушал меня равнодушно, покуда я не заговорил о разрыве между открытием ученого и его претворением в жизнь.

— Это конфликт! — воскликнул он. — А раз есть конфликт, можно писать пьесу.

Не следует теперь представлять себе дело так, что теоретики и практики бесконфликтной драматургии сознательно ставили себе задачу написать пьесу и поставить спектакль без конфликта. Нет, чаще всего дело было в том, что принималось за драматический конфликт.

Слова моего друга-режиссера показались мне заманчивыми. Я стал думать над ними. Снова поехал в ботанический сад, которому был посвящен мой очерк, провел там уже не несколько дней, а несколько недель, стал знакомиться с селекционерами, собирать и читать литературу.