Алексей Вышеславцев - Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

• Название: Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
• Автор: Алексей Вышеславцев
• Издательство: Издание Маврикия Осиповича Вольфа
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1867

Алексей Владимирович Вышеславцев (1831–1888) — российский путешественник и историк искусства. Служа врачом на клипере «Пластун» и корвете «Новик», в 1857–1860 годах он совершил кругосветное путешествие. Это было одно из первых долгих плаваний отряда винтовых судов — новейшего достижения судостроения того времени — к устью Амура. Целью экспедиции стало посещение российских портов на Тихом океане и «акклиматизация» русского флага в японских и китайских пристанях. На клипере «Пластун» Вышеславцев обогнул мыс Доброй Надежды, побывал на Атлантических островах, в Сингапуре, Гонконге, во многих бухтах обустраиваемого Амурского края. Целый год клипер провел в японских водах. По пути домой, в составе эскадры адмирала А. А. Попова, Вышеславцев увидел Полинезию, прошел Магелланов пролив, побывал в Южной Америке, на пути домой вторично пересёк Атлантический океан. Во время длительного путешествия корабль не раз попадал в обстоятельства чрезвычайные. Клипер «Пластун» пережил не один серьезный шторм, расставания и встречу с другими кораблями эскадры, долгое одиночное плавание. С борта корвета «Новик» (на него Вышеславцев был переведен в Монтевидео), в нескольких днях пути от родных берегов, Вышеславцев видел взрыв клипера «Пластун» и гибель товарищей. Наконец, в августе 1860 г., после трехлетнего отсутствия, Вышеславцев возвратился в Кронштадт, совершив полное кругосветное плавание. В течение всего путешествия Вышеславцев зарисовывал наиболее интересные места, типы жителей разных стран, этнографические особенности их быта. Эти любительские рисунки стали художественным дневником путешествия и отразили трехлетний путь экспедиции. Накопленные за время путешествия материалы легли в основу книги «Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания», впервые изданной в 1862 году. Книга содержит 27 рисунков автора, литографированных известным петербургским мастером Полем Пети.

---

Канаки, попадавшиеся нам на встречу, были в праздничных одеждах; на новых блузах женщин лежали целые пучки красивых листьев, и черные их головы чуть не гнулись под тяжестью венков; был праздник. Мы остановились близ самого большего здания, полного народом. На полу были постланы скатерти, и на них стояли огромные травянки (называемые здесь кальбаш) с различными кушаньями. Каждое семейство кучкой сидело вокруг обеда; множество цветов и зелени устилало пол. Скоро явилась какая-то фигура, в которой не трудно было узнать пастора, и начала говорить проповедь. Тут только мы догадались, что попали в церковь, и разглядели кафедру и распятие. Проповедь окончилась, все открыли свои кольбаши, и началось угощение. В числе блюд был вареный в листьях банана, между горячими камнями, поросенок (процесс этого варенья опишу после) и пой, род похлебки из таро, иногда с кокосовым орехом; в последнем случае он называется белым поем и служит лакомством. Берут его пальцем; a так как он полужидок, то нужно особенное искусство, чтоб удержать достаточное его количество на пальце; для этого делают пальцем легкие, кругообразные движения в воздухе и быстро подносят палец ко рту. В числе каначек было много молодых и хорошеньких; они точно таким же способом ели пой, не теряя, впрочем, при этом процессе, своей грации. Стоит только на время забыть некоторые предубеждения, и все покажется естественным.

Близ церкви была школа, и маленькие школьники и школьницы также принимали участие в празднике, убрав свои головки листьями, цветами и желтыми бусами, которые делаются из молодых почек кокосового ореха; они прекрасного желтого цвета, с сильным запахом, напоминающим пачули.

По близости Вайкики есть развалины старинного морая, — места убежища. Кажется, это единственный язычества на всем острове; но путешественник, кроме поросших травою камней, ничего здесь не увидит.

Возвращаясь в город, мы взъехали на Пуншевую Чашу, Punch Boll, — холм, возвышающийся над самым городом. Плоскость его вершины образовала своею формою совершенно круглую чашу, почему он и получил свое классическое название. Края площади поднялись отдельными возвышениями, образуя естественные брустверы для поставленных орудий. На одном (из этих возвышений выстроен домик и стоит флагшток, на котором развевается гавайский восьмицветный флаг. Вид с Пуншевой Чаши на город превосходный; с одной стороны открывается море, с отмелями и рифами, которые выходят наружу постепенно желтеющими пятнами; с другой стороны, самыми нежными тонами рисуются далекие горы. Разнообразие зеленых квадратов, окружающих город, с белыми домиками, пальмы, ручьи, церкви, мачты, — все уместилось, в счастливо расположенной панораме, беспрестанно меняющей освещение, по мере того, как находили с гор облака, разрешавшиеся или крупным дождем, или целым каскадом ярких лучей солнца, прорвавшихся чрез облако.

Долина Евы лежит у берегов Перловой реки, впадающей в море широко разлившийся устьями, едва выказывающими свои прибрежья. Несколько озер увеличивают своими светлыми массами видимое количество этих разливов. Надо было проехать верст двадцать, чтоб увидеть зеленые долины, примыкающие к реке, с их плантациями и фермами. Дорога шла по пустынным склонам гор, с выжженными солнцем местами, на которых серо-синими пятнами росли кактусы и алоэ, единственная зелень, могущая подняться при таких условиях. Резкую противоположность представляли ущелья, которых нам пришлось проехать несколько; здесь горные источники прокладывали себе к морю живописные пути. Вот долина Мануа-роа. He знаю, не получила ли она свое название от знаменитой горы на Гавае, величайшей во всей Полинезии и равной Тенерифскому пику. В долине этой было все, что составляет прелесть ландшафта, — и группы пальм, качавшихся над хижинами, у порогов которых вкушали кейф целые семейства, укутав колени в пестрые платки, и стадо быков, пасущееся в сочной траве, по близости ручья, a ручей грациозно изгибался несколькими разливами, шумел колесами горной мельницы, висевшей у утеса, омывал и сады с бананами и лужайку, и какую-то плотно сросшуюся массу зелени, из которой выглядывали то букеты цветов, то ярко отделившиеся ветки, или тяжелый лист, который перевесился через полуразвалившийся забор. Сама дорога как будто не хотела вдруг покинуть ущелье, a обвивалась вокруг каждого садика, каждой усадьбы и неохотно выходила, несколькими поворотами, в скалистые стены ущелья. В долине Евы надо было отдохнуть. Мы подъехали к одиноко стоявшему шалашу, у которого привязано было несколько лошадей. Внутренность шалаша не отличалась ничем от других хижин: деревянная посуда, нагроможденная по углам, висящие и стоящие кальбаши, связка бананов и дыновки. Посредине хижины сидела сморщенная, седая старуха, в лохмотьях, с растрепанными косами, как изображают Мегеру; приехавшие к ней двое канаков и молодая каначка стояли неподвижно вокруг нее. Никто не обратил на нас внимания; только старуха взглянула каким-то змеиным взглядом и бровью не моргнула. Эта каменная группа обдала нас холодом, и мы поехали дальше. Среди плантации бананов скоро отыскали мы один из трактиров, которые и здесь гнездятся по ущельям, в горах и всюду, где только может проехать проголодавшийся человек. Мы были не взыскательны, еще с утра рассчитывая питаться целый день одними бананами; a тут нашли и ростбиф, и эль, и зелень! На возвратном пути нас нагнали семь или восемь амазонок; мы поскакали вместе с ними и проскакали верст десять… Пестрые платки развевались по ветру, что как будто еще увеличивало быстроту скачки.

Теперь опишу поездку в Пали, где нам обещали показать настоящую жизнь канаков. К Пали дорога идет по ущелью, которое начинается долиной сейчас же за городом, и по которому мы уже несколько раз ездили. Развертываясь несколькими котловинами, ущелье, наконец, суживается, и постепенно поднимающаяся долина оканчивается сразу вертикальным обрывом, около 800 футов глубины. С этим местом связано историческое предание.

Каждый остров гавайского архипелага принадлежал сперва отдельным владетелям, царствовавшим с неограниченным деспотизмом и получавшим почти божеские почести от народа, который находился в периоде полного разложения и исповедовал чудовищную религию поклонения людям. Земля делилась между вождями отдельных групп, находившихся к главному властителю в отношении феодальных вассалов. Все блага земли были для высших; для поддержания прав народа не существовало ни закона, ни суда, могущественное табу, слово, означающее заключение, налагало запрет на пользование землей, на имение, на добычу охоты и ловли. Одно слово вождя решало споры, слово владыки начинало войну или упрочивало мир; народ находился в полном рабстве.

Пали (Оау)

В прошлом столетии, король Гавая, самого значительного из островов архипелага, задумал собрать эти отдельные, постоянно враждовавшие между собой королевства в одно целое и, действительно завоевал один остров за другим; некоторые же острова сами подчинились ему, видя его возраставшую власть и влияние. Едва ли не самый сильный отпор встретил он здесь, на острове Оау. При помощи ружей и морских солдат Ванкувера, на нескольких пирогах, высадился король у Вайкики и начал теснить народ, защищавший свое существование и свою независимость. Канаки дрались за свои хижины, и, кроме того, над ними было могущественное слово их вождей, которым они поклонялись, как богам [22]). Но сильный завоеватель, Камеамеа I, наступал энергически; канаки стеснились в ущелье, отстаивая каждый шаг, обагряя каждый куст, каждый камень своею кровью. Наконец, не стало места для отступления: ущелье кончалось страшным обрывом, в глубине которого рос густой лес, a за лесом море рвалось, через рифы и камни, к берегу. Оставалось или покориться, или броситься вниз с обрыва. Канаки избрали последнее и только тогда уступили остров, когда все до одного побросались в пропасть, усеяв зеленевший внизу лес своими костями. Камеамеа остался владетелем Оау, избрав деревеньку Вайкики своею резиденцией.

Камеамеа I, кроме военных способностей, имел обширные административные дарования; в его светлой голове роились мысли о полном возрождении страны, и единство власти он считал для этого первою ступенью. Все завоеванные вновь земли разделил он между своими вождями, оставив себе значительнейший из уделов. Главным его советником и другом был Джои Ионг, оставленный ему Ванкувером. Камеамеа носил, европейский костюм и был бы вполне счастлив, если б ему пришлось видеть плоды начатого им дела. Но Сандвичевы острова стала терять свои национальные формы только при Камеамеа III, когда образовалась государственная собственность из отделенных от каждого удела небольших участков, доходы с которых пошли на удовлетворение государственных нужд. Когда принята была европейская форма правления, каждый канак сделался свободным и получил перед лицом закона одинаковые права с князьями.