Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 5

• Название: Собрание сочинений. Т. 5
• Автор: Саша Черный
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Детская проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7195-0049-9

В пятый том собрания сочинений С. Черного вошли почти в полном объеме стихи и прозаические произведения, обращенные к детям.

---

ЛИСА-ПОСТНИЦА (Русская сказочка)*

В норе с голоду не сидится,—
Пошла по лесу лисица —
Счастья-удачи искать,
Корму себе промышлять.
— Ух, какой дух ядреный!
Глядь, под березкой зеленой,
На самой опушке,
Лежит мясо в ловушке…
Села на хвост лисица,
Левым глазом косится,
Правым — глядит в небеса:
Недаром лиса!
На ту самую пору
Шел волк голодный по бору,
Потянул носом, бездельник,
Продрался сквозь можжевельник,
Облизнулся и молвил: «Эхма!
Что ж ты не ешь, кума?»
«Мясное? Ах ты, балда,
Да ведь нонче у нас середа!»
А волк ей в ответ: «Плевать…»
Да мясо зубами — хвать…
Попал волк горлом в силок,
Разогнулась вершинка,
Как литая пружинка,—
Канат его вверх поволок!
Дрыгает волк ногами,
Лязгает волк зубами,
А лисица-сестрица,—
Ей не сидится,—
Скорее к мясу прыжком,
Ест и играет зрачком.

Увидел бедняга-волк,
Зубами в воздухе щелк —
И хрипит: «А что ж середа?»
«Ничего, куманек, не беда…—
Отвечает лисица,—
Пусть тот попостится,
Кто под березой висит
И ножками дратву сучит…»

<1924>

СТАРШИЙ БРАТ *

Митя, любимец мамин,
Конкурсный держит экзамен.
Пальцы у него похудели,
Глаза запрятались в щели…
На столе — геометрия,
На полу — тригонометрия,
На кровати — алгебра, химия
И прочая алхимия.
Сел он носом к стене,
Протирает пенсне
И зубрит до одурения.
Мама в ужасном волнении:
«Митя! Ты высох, как мумия,—
Это безумие…
Съешь кусочек пирожка,
Выпей стакан молочка!»
Митя уходит в сад,
Зубрит и ходит вперед и назад.
Мама, вздохнув глубоко,
Несет за ним молоко,
Но Митя тверже гранита —
Обернулся сердито
И фыркнул, косясь на герань:
«Мама! Отстань!..»

1924 Усадьба под Парижем

ОБЩЕЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ *

Мне визиты делать недосуг:
Как ко всем друзьям собраться вдруг?
Что ни час, то разные делишки…
Нет ни смокинга, ни фрака, ни манишки.
Мир велик, а я, как мышь в подвале,—
Так и быть, поздравлю всех в журнале:
Всех детей, всех рыбок, всех букашек,
Страусов и самых мелких пташек,
Пчел, слонов, газелей и мышат,
Сумасшедших резвых жеребят,
Всех тюленей из полярных стран,
Муравьев, ползущих на банан,
Всех, кто добр, кто никого не мучит,
Прыгает, резвится и мяучит,—
В эту ночь пред солнечным восходом
Поздравляю с добрым Новым годом!

<1925>

ДВЕ СЕСТРЫ *

У рыбачьего навеса
Бродит странная принцесса.
           Сколько лет ей? Пять.
Как зовут ее? Сусанной.
На кудрях колпак румяный.
           Рот… Не описать!
Щеки — цвета чайной розы,
Брови — черные стрекозы,
           А в глазах — гроза.
Вы видали, как тигренок
На луну ворчит спросонок!
           Вот ее глаза.
За спиной бант, как парус:
В алой ленте — пестрый гарус,
           В пальцах смят бутон.
Море — гадость, солнце — гадость.
Ах, одна на свете радость —
           С мамой в фаэтон!
Иль вдоль пляжа с пестрым флагом
Пролететь балетным шагом,
           Плавно, как волна…
Иль смотреть надменно в море…
Дети вьются в полном сборе,
           А она — одна.

* * *

Отчего ж она сердита?
У сестренки вечно свита!
           Сколько лет ей? Шесть.
Как зовут сестренку? Бетти.
Так и липнут к ней все дети…
           Странно. Что за честь?
Ведь она скорее братик:
Синий пестренький халатик,
           Хуже нет в шкафу!
Кнопкой нос, нога мальчишки,
Вечно задраны штанишки,
           Нос в веснушках. Фу!
Разве все вокруг слепые?
Дети — пусть, но и большие,
           Даже старики!..
Даже глупые бульдоги
Тычут Бетти мордой в ноги,
           Тоже чудаки…
Каждый день встает Сусанна,
Смотрит в зеркало с дивана
           И дрожит со сна:
Видно, правды нет на свете…
Почему все любят Бетти,
           А она — одна?

<1925>

СТРАННЫЙ ЦАРЬ * (Быль)

Простой моряк, голландский шкипер,
Сорвав с причала якоря,
Направил я свой быстрый клипер
На зов российского царя.

На верфи там у нас, бывало,
Долбя, строгая и сверля,
С ним толковали мы немало,
Косясь на ребра корабля.

Просил: везу в его столицу
Семян горчицы полный трюм.
А я хотел везти корицу…
Уж он не скажет наобум!

Вошел в Неву… Бескрайней топью
Серели низкие края.
Вздымались свай гигантских копья,
Лачуги, бревна… Толчея!

И вот о борт толкнулась шлюпка,
Вошел, смеется: «Жив, камрад?»
Камзол, ботфорты, та же трубка,
Но новый — властный, зоркий взгляд.

Я сам плечист и рост немалый,—
Но перед ним, помилуй Бог,
Я — как ребенок годовалый…
Гигант! А голос — зычный рог.

Все осмотрел он, как хозяин:
Пазы, и снасти, и борта,—
А я, как к палубе припаян,
Стоял в тревоге, сжав уста.

Хватил со мной по стопке рома,
Мой добрый клипер похвалил,
Сел в шлюпку… «Я сегодня дома,—
Царица тоже» — и отплыл.

Как сон, неделя промелькнула.
Я помню низкий потолок,
Над койкой карты, два-три стула,
Токарный у стены станок,

План Питербурха в белой раме,
Простые скамьи вдоль сеней.
Последний бюргер в Амстердаме
Живет богаче и пышней!

Денщик принес нам щи и кашу.
Ожег язык — но щи вкусны…
Царь подарил мне ковш и чашу,
Царица — пояс для жены.

Со мной не прерывая речи,
Он принимал доклад вельмож:
Я помню вскинутые плечи
И гневных губ немую дрожь…

А маскарады, а попойки!
И как на все хватало сил:
С рассвета подымался с койки,
А по ночам, как шкипер, пил.

В покоях дым, чадили свечки.
Цуг дам и франтов разных лет,
Сжав губки в красные сердечки,
Плясали чинный менуэт…

Царь Петр поймал меня средь зала:
«Скажи-ка, как коптить угрей?»
На свете прожил я немало,
Но не видал таких царей!

Теперь я стар, и сед, и тучен.
Давно с морского слез коня…
Со старой трубкой неразлучен,
Сижу и греюсь у огня.

А внучка Эльза, — непоседа,
Кудряшки ярче янтарей,—
Все пристает: «Ну, что же, деда,
Скажи мне сказочку скорей!»

Не сказку, нет… Но быль живую,—
Ее я помню, как вчера.
«Какую быль? Скажи, какую?»
Про русского царя Петра.

План Питербурха в белой раме,
Простые скамьи вдоль сеней.
Последний бюргер в Амстердаме
Живет богаче и пышней!

Денщик принес нам щи и кашу.
Ожег язык — но щи вкусны…
Царь подарил мне ковш и чашу,
Царица — пояс для жены.

Со мной не прерывая речи,
Он принимал доклад вельмож:
Я помню вскинутые плечи
И гневных губ немую дрожь…

А маскарады, а попойки!
И как на все хватало сил:
С рассвета подымался с койки,
А по ночам, как шкипер, пил.

В покоях дым, чадили свечки.
Цуг дам и франтов разных лет,
Сжав губки в красные сердечки,
Плясали чинный менуэт…

Царь Петр поймал меня средь зала:
«Скажи-ка, как коптить угрей?»
На свете прожил я немало,
Но не видал таких царей!

Теперь я стар, и сед, и тучен.
Давно с морского слез коня…
Со старой трубкой неразлучен,
Сижу и греюсь у огня.

А внучка Эльза, — непоседа,
Кудряшки ярче янтарей,—
Все пристает: «Ну, что же, деда,
Скажи мне сказочку скорей!»

Не сказку, нет… Но быль живую,—
Ее я помню, как вчера.
«Какую быль? Скажи, какую?»
Про русского царя Петра.

<1925>

ЗАРАЗА *