Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 5

• Название: Собрание сочинений. Т. 5
• Автор: Саша Черный
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Детская проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7195-0049-9

В пятый том собрания сочинений С. Черного вошли почти в полном объеме стихи и прозаические произведения, обращенные к детям.

---

Спрятал Иона голову в душную козью шерсть и заплакал беззвучно и кротко.

Гул прокатился над заалевшим утренним морем. Гулко в испуге ударил левиафан плоским хвостом. Уцарил хвостом и понесся, сам не зная куда и зачем, фыркая и играя, к тихому берегу. С разбегу выкатил скользкую голову темной глыбой на песок, раскрыл жирную пасть и выбросил Иону головой вперед как раз за тем мысом, откуда корабль отчаливал.

Оглянулся Иона: солнце! Левиафана нет, только белые стружки вдали по воде закружились. Три дня и три ночи протомился в темном зверином чреве, но показалось ему, что долгие годы протекли. Быть может, и Ниневеи уже нет, и уйдет он опять к потокам и скалам доживать свои старые дни?..

Шел Иона, отдыхал и снова шел, и вот на исходе третьего дня показались вдали пыльные сады и плоские кровли Ниневеи.

* * *

Тою же дорогой вернулся из Ниневеи Иона. Спускался к морю скалистой тропой на ночлег и сердито ворчал: Усмирил! Уж они его попомнят: гремел, как лев в пустыне, струпьями проказы грозил источить все живое, иссушающий ветер звал на их сады и источники, гром — на их кровли, мор — на их скот, саранчу на их поля… Покаялись. Только бичом страха и можно их к Господу пригнать. Надолго ли? И зачем? На что Ему такие — только сердце об них иступишь, на веревке к добру притащишь, а там, гляди, веревку перегрызут — и опять начинай сначала.

Шел Иона, угрюмо смотрел на свои пыльные ноги, — трудно ему было понять своих злых братьев, и не радовал его тяжелый подвиг, который выполнил он по Божьему слову… А вечерняя тишина и морская свежесть и двурогая луна над головой делали свое: замедлял шаги Иона, смотрел и не мог насмотреться и утешался, что вот он снова один и никуда ему идти больше не надо.

И вдруг за выступом скалы остановился: лежит на земле ястребенок, из гнезда выпал, пищит, клюв разевает и слабые крылья топорщит. Улыбнулся Иона, взял птенца на ладонь, поднял к глазам: цел! Полез вверх по шатким камням, по писку нашел гнездо, уложил ястребенка среди двух таких же писклявых и, довольный, той же дорогой спустился к подножию. Расстелил плащ под скалой, вытянул усталые ноги и уснул.

И опять посетил его во сне Господь:

— Ну что, Иона, сетуешь?

— Сетую, Господи, прости уж…

— А ты бы, Иона, не пощадил?

— Не пощадил бы, Господи!.. Уж Ты который раз их пугаешь. Покаются, — а потом еще пуще грешат.

— Вот ты какой строгий. Что ж ты ястребенка-то пожалел? Разве он добрый? Подрастет, — станет других птиц бить, кровь проливать. А, Иона?

Обиделся Иона: «Да ведь Ты же его сам создал, Господи!»

Но разве кто из праведников Господа переспорил?

— Создал… Щедрой рукой чего не создашь… А подумал ли ты, что в Ниневеи сто двадцать тысяч живых душ? Не все же псы. Из ястребенка — только ястреб и вырастет, а человек — то змей, то голубь, — как повернуть. Авось уймутся… И дети там растут, — как же им без матерей и отцов подняться? Истребить легко, да тогда и создавать не стоило.

— Что ж, может, и не стоило, — печально вздохнул Иона.

— Ну это уж не твоего ума дело. Это Мне знать, а не тебе. А ты, Иона, не сетуй, а люби. Так ли?

— Так, Господи… — смутился Иона и проснулся, и до светлого утра размышлял.

А как первый свет брызнул в глаза, понял он, что мудрость жалости порой глубже мудрости гнева. Встал, взял посох и пошел к шумящему морю.

Обогнул мыс Иона, смотрит, — вот чудо. Тот корабль, на котором он бежать хотел, у берега новым товаром грузится, да и корабельщики те же. Увидали его, глазам не верят:

«Смотри, старик-то жив!»

— Жив, жив, — рассмеялся Иона, — и еще лет сто проживу! Что ж, опять с вами поеду. Возьмете, что ли?

Смутились корабельщики, шептаться стали:

— Как бы опять чего не вышло? Вишь из-за него сколько хлопот. Ему-то ничего, опять выплывет, а нам снова товар в море бросать — одни убытки.

— Берите, не опасайтесь, — успокоил их праведник. — И убытки вернете и барыши будут, а буря вас и концом крыла не заденет.

— Как не поверить: старик ясный, — говорит, а сам словно светится. Да и не взять нельзя, рассердится, так и с берега беду накличет.

— А тебе зачем в Фарсис?

— Внучка там у меня, — улыбнулся Иона и тихо повторил — внучка… Давно не видал.

— Ну, что ж, садись, — сказал кормчий и прикрыл ладонью глаза: солнце поднималось над морем.

<1922>

<1926>

ДАНИИЛ ВО ЛЬВИНОМ РВУ*

Персидские вельможи не взлюбили пророка Даниила: был он любимцем царя Дария и приближен к нему больше всех.

Как осудить пророка? Был он добр, мудр и справедлив, и ни в чем нельзя было его обвинить. Решились они извести его хитростью.

Уговорили царя Дария вельможи-сатрапы издать указ, чтобы никто не смел в течение тридцати дней никому, кроме царя Дария, поклоняться.

Подписал царь указ. А пророк, как всегда, встал вечером у окна, поднял глаза к звездному небу и стал молиться Богу.

Вельможам только этого и надо было. Пришли к царю и сказали: «Вот твой любимец пророк Даниил нарушил указ. Поклонился не тебе, а своему Богу. Осуди его, царь, — мы все свидетельствуем против него».

Не легко было Дарию выдать завистливым вельможам Даниила, тянул-оттягивал, но скрепя сердце должен был своему же указу подчиниться.

И отвели пророка ко львиному рву, втолкнули его к голодным хищным зверям, а к выходу привалили камень, и сам царь тот камень своей печатью опечатал.

* * *

Старый лев забил упругим хвостом по бедрам, вскочил и поднял голову. За ним гурьбой потянулись львы и львицы. Львята бросили свои игры и широко открыли изумрудные детские глаза. На камне у входа бесстрашно стоял человек, юный и стройный, и улыбался.

— Не боишься? — проворчал старый лев и мохнатой головой коснулся подножия камня, на котором стоял пророк.

— Нет.

— Ты тот, кого люди называют пророком Даниилом? Я тебя сразу узнал: у тебя бесстрашное сердце и львиная поступь.

— Мы его будем есть? — спросил годовалый львенок у матери, но львица лапой отбросила львенка на песок. — Поди прочь, шакал! Его нельзя трогать… Он не такой, как все. Орел нам вчера сказал, что Даниил на охоте не пронзил копьем ни одного льва.

Всегда мимо бросает… А кто нам со стены рва кидал не раз кости и мясо с царской кухни? Ты не узнал?.. Он добр ко всем, даже к паукам.

Львенок удивленно замурлыкал и, сев на задние лапы, стал рассматривать Даниила: ишь какой, — ничуть не боится…

Даниил легко соскочил с камня — расступились звери — подошел к львенку, склонился и положил ему руку на темя. Впервые пальцы человека коснулись головы львенка, и показалось ему, что не человек пощекотал его за ухом, а язык матери, теплый и ласковый.

— Ну, что же, будешь меня есть? — улыбнулся Даниил.

— Нет, не буду. Ты разве понимаешь нашу речь? — удивился львенок.

— Да. Бог добр ко мне: я понимаю, о чем шумит вода, о чем шепчутся деревья, что говорят, перекликаясь в саду, птицы, и ваш язык — мне знаком.

К Даниилу подобрался, осторожно нюхая воздух, другой львенок, — совсем крохотный, не больше кошки, потерся о его ноги и заурчал.

— Погладь и меня… Он ведь большой, а я маленький.

Рассмеялся Даниил, сел наземь, взял второго львенка на руки, а за ним и другие львята на колени к нему полезли.

Довольные львицы облизнулись: сразу видно, этот умеет с малышами обходиться. А львы разлеглись кругом у скал в тени, прищурили зрачки и, не мигая, стали смотреть. Не каждый день такую штуку увидишь.

— Бороться хотите? — спросил Даниил, встал на ноги, слегка их расставил и уперся руками в сильные бока.

Дремавший орел испуганно встрепенулся на скале: вот визжат. Что это они там затеяли?

А львята пушистой гурьбой набросились на Даниила. Но разве такого повалишь. Лезли, вставали на задние лапы, упирались мордами в упругие колени, но человек ни с места. И вдруг отскочил в сторону — так и повалились зверята на горячий песок… Вот ведь хитрый какой.

Потом бегали вперегонки. У человека две ноги, а у львят по четыре, но куда там. Никто Даниила не обогнал, только угомонились, высунули языки, разлеглись под скалой рядом с Даниилом, бока, как кузнечные меха, ходят.

Львица, мать самого маленького львенка, лапу ему в расщелину камня сунула, вытащила полуобглоданную кость, принесла и перед Даниилом положила: ешь…

Но он только головой покачал и рассмеялся.

Цикады над головой затрещали. Жарко и тихо.

— А ты рычать умеешь? — спросил Даниила маленький львенок.

— Нет.

— Я тоже не умею.

— Вырастешь, научишься… — Даниил задумался и посмотрел зверенку прямо в зрачки. Львенок отвернул глаза. Рассердился, фыркнул и опять упрямо посмотрел в глаза Даниилу. И опять не выдержал взгляда человека.