Андрей Буровский - Орден костяного человечка

• Название: Орден костяного человечка
• Автор: Андрей Буровский
• Издательство: ACT; Андрей Буровский
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027941 -8

Роман, в котором сплетаются правда и вымысел. Тайны исчезнувшей цивилизации — и приключения археологов, стремящихся их раскрыть. Старинные легенды — и современные реалии. Захватывающий сюжет — и ТАЙНОЕ ЗНАНИЕ наших предков.

…Сколько их было — желающих разгадать тайну древних курганов! Ищущих богатства, славы, неведомых знаний… Но всех, кто приближается к захоронениям неведомых царей, неизбежно подстерегают опасности. Кто в этом повинен — игра случая? Тайные силы, охраняющие гробницы? Или… те, кто лежит в курганах, не желают, чтобы кто-то тревожил их покой?

---

Хотя — почему не виноваты? Они поехали по доброй воле в страну, где царят законы национал-социализма. Знали они об этом? Знали. Согласны были с политикой Израиля? Согласны. Может быть, и без особого восторга, может быть, поджимая губы, рассказывая анекдоты… Но им давали жирный кусок — и эти люди забывали, что дается он им за счет других. И на земле, завоеванной у другого народа. А коли так — чем их позиция отличается от позиции большинства немцев при Гитлере? Те тоже рассказывали про Гитлера анекдоты…

…А потом сзади или сбоку рванется огонь, и он, Володя Скоров, упадет на сухую белую землю, пробитый в нескольких местах. Растерянный молоденький солдатик… или девушка? Да, растерянная девчоночка, расширенные глаза, смесь паники и чувства долга, молодая грудь чуть сбоку от приклада; девочка обалдело ведет стволом, взметает пыльные фонтанчики все ближе к Володиной голове. Потом ее будет выворачивать, пойдет истерика, и врач понадобится ей, а не Володе.

Володя вытянул руку; странно было думать, что эта белеющая в полутьме кабинета, покрытая волосками рука, такая знакомая, торчащая из рукава халата, скоро будет лежать на горячей белой пыли Страны пророков, она свесится с носилок и кто-то поднимет ее и положит на носилки рядом со всем остальным — чтоб не мешала. А носилки сунут в машину, уже когда развезут всех, в кого он успеет попасть; успеет натечь большая темно-красная лужа, и его кровь, много крови смешается с белой пылью, образует какое-то бурое мягкое тесто. Санитар ступит в него и потом долго будет очищать ботинок.

В носу неприятно защипало, и возникло сильное желание допить то, что начал ночью. В голове метался какой-то развинченный мотивчик, залихватский, наглый, мотив людей, выбитых, выброшенных из обычной человеческой жизни. Эти песни сочинялись людьми, ничего в мире не любившими и не уважавшими, на все смотревшими со стороны. Авторы последовательно зубоскалили по поводу всего, что было священно для миллионов людей в десятках стран мира; отказываясь от высших ценностей, они тем более рьяно воспевали низшие потребности человека, вплоть до желания покакать. И потому эти песни, циничные и разудалые, не могли не ласкать сознания выпавшего из жизни человека.

Володя глотнул еще раз и встал. Для начала пришлось помыть груду оставшейся со вчерашнего дня грязной посуды, забившей всю мойку: Марина знала, что посуду ее муж-шлемазл помоет, никуда не денется. Она, по-видимому, считала себя слишком аристократичной для мытья посуды и при каждом удобном случае переваливала это занятие на мужа. А Володя почему-то вовсе не считал себя настолько аристократичным — хотя Игнатий Николаевич уже имел высшее образование и преподавал в Горном институте, когда предки Марины торговали засахарившимся вареньем и мануфактурой в житомирских лавочках. А образование получали розгачами по задницам в хедере.

Домыв посуду, Володя подошел к телефону… Кто сказал, что он будет один? Нет, он проведет генеральную инвентаризацию, черт побери! Инвентаризацию своих баб. И посмотрит, что тут можно еще сделать…

С точки зрения Володи, его измены были прямо спровоцированы женой. В свое время, еще на первом году супружеской жизни, Марина бросила тоном невыразимого презрения: «Кому ты нужен!» Трудно представить себе человека, который после таких слов не захочет проверить — нужен он кому-то или нет? С этого момента супружеская жизнь Владимира Скорова приобрела некоторые сложные, но в известной мере и увлекательные стороны.

И уж, во всяком случае, демонстрацию из своих похождений он устраивал именно из-за Марины: надо же было напомнить ей то, давнее высказывание? Надо. А разве существует лучший вариант для этого, чем использовать для свиданий собственный кабинет? Чтобы супруга видела, кто к нему приходит и кому он, стало быть, все-таки нужен. По крайней мере, Володя не знал лучшего способа, да к тому же… к тому же, признаемся честно, ему было еще и лень тащиться в какое-то другое место. Так же, как лень было провожать своих подружек. Другое дело: хлопнула дверь, а ты сразу же садишься за письменный стол и опять занимаешься делом…

Итак, Володя позвонил, отпил еще вина… и спустя небольшое время его уже можно было видеть далеко от Мориса Тореза, возле Исаакиевской площади. Пьяноватый и веселый, он забыл побриться дома, теперь забежал в парикмахерскую, потом кое к кому в Архив, и вскоре Володя уже поднимался по лестнице, выщербленной поколениями ступавших по ней людей. Ключом, взятым у друга в Архиве, Володя открыл дверь в эту квартиру — запах книг и некоторой затхлости, книги в шкафах и на шкафах, ковер на стене, а над ним полка с книгами… Но нет книг на журнальном столике, и нет книг на широкой тахте, а это главное.

Здесь чаще всего разворачивалась одна из тайных сторон жизни Володи — тех, которые не всякий человек старается рекламировать. Иногда Володя был не прочь сделать эту тайную часть жизни явной, но, даже и решившись порвать с Мариной, он еще должен был получить согласие другой стороны — Оксана давно была замужем.

Само это идиотское замужество было построено только на одном — на шизофреническом желании стать взрослой в понимании советского общества. Потому что, пока девушка не выйдет замуж, не разведется, не родит ребенка, в СССР считать ее взрослой не будут — каковы бы ни были ее личные достоинства и умственные способности. Оксана к тому же действовала с типичным и от этого особенно отвратительным эгоизмом и садизмом советской девчонки: был найден человек, готовый взять замуж, и притом такой, из которого Оксана (куда более умная и образованная) могла вить веревки.

К тому времени был в ее жизни не только Володя (который и лишил ее невинности), но и еще один человек, и, похоже, он-то пережил замужество Оксаны гораздо тяжелее. Но какое это имело значение?! А Владимир Кириллович имел жестокость подробно описать, чем этот брак неизбежно закончится… и очень странно было видеть глаза Оксаны. Всегда умные, живые, на этот раз они стали как бы эмалевыми — совершенно без глубины и вообще безо всякого выражения, примерно как у Эли Либермана при обсуждении проблемы приобретения автомата. Володя понял, что девушка прилагает все усилия, тратит неимоверное количество энергии, только чтобы не слышать его.

Возмущенный Володя не встречался с Оксаной почти полгода… Через полгода Оксана ему позвонила — и Володя так не уважал самого себя в этот период, что они снова начали встречаться. В пользу Оксаны говорили дела — ведь трудно представить себе, что женщина, которая его не любит, будет бегать от мужа к женатому мужику, и делать это несколько лет.

…В час дня появилась Оксана; как всегда, прекрасно одетая, как всегда, сдержанно-эротичная и, как всегда, непостижимая.

Все — как обычно: около часа разговоров, а потом Володя стал раздевать подругу. Больше всего ей нравилась пассивность, максимум помощь в совлечении очередной детали туалета; в некотором смысле Оксана действительно отдавалась, а не брала его, как очень многие женщины. В этом была своя прелесть.

— Слушай, а если я попрошу тебя уйти от мужа?

Глаза женщины распахнулись так широко, что в них мог бы въехать мотоцикл. Какое-то время в голове проходила какая-то работа.

— А где мы будем жить?

— Это не очень большая проблема.

— А все-таки?

— Например, разменяю квартиру. Или будем жить на даче на Глубоком.

Опять размышления, и Володя скорее прыгнул бы с пятого этажа, чем объяснил бы, о чем она думает.

— А ты разводиться собираешься?

— По-моему, это со мной собираются разводиться.

Опять размышления. И ведь видно, что не просто так лежит — Оксана думает, на лице все признаки внутренней работы.

— Ну, и как ты видишь нашу совместную жизнь?

Не очень просто сказать, что вот этого-то он как раз никак не видит.

— По-моему, надо просто поселиться и жить. Говоря откровенно, мне как-то больше ни с кем жить и не хочется.

— Мне тоже, — но сказано это было очень тихо, почти про себя, и сразу после этого: — Я совершенно не представляю, где мы будем жить и как.

И нарастает раздражение, В конце концов, желание, чтобы тебя раздели, а ты оставалась пассивной, — это одно, это стиль… Нельзя же быть такой же пассивной решительно во всем! Володя полагал, что может ждать и от Оксаны каких-то идей.

— У тебя самой никаких соображений о нашей общей жизни никак не может быть?

— Видишь ли, мой друг, я совсем не уверена, что этого хочу.

— Понятно.

— Нет, ты как раз не понимаешь. Ты не понимаешь… если ты бы все приготовил — я бы подумала.

Понятно. Как раз все очень и очень понятно. Если Володя разведется, разменяет квартиру, уже сломает свою жизнь — какую ни есть, а налаженную за годы жизнь — она подумает.

— Тебе когда надо быть дома?

— Часа в три, в половине четвертого…