Анатолий Папанов - Холодное лето

• Название: Холодное лето
• Автор: Анатолий Папанов
• Издательство: Зебра Е ; ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-067857-0

Эта книга подготовлена на основе статей и интервью Анатолия Дмитриевича Папанова. Подготовить ее было не совсем просто, и вовсе не по причине скудости материала. Напротив, артист дал множество интервью, часто не считаясь с собственной занятостью и усталостью. Такая безотказность продиктована была уважением к чужому времени и чужой работе. Потому что свою профессию Папанов уважал бесконечно. Сложность в другом: во всем том, о чем рассказывал сам Анатолий Дмитриевич, почти отсутствует то, что составляет основу большинства мемуаров и воспоминаний — личное… Скрывать ему было нечего — Папанов прожил достойную, честную жизнь. Но сам он в одном из интервью сказал, что артист вне сцены или экрана не должен быть прочитанной книгой для зрителя, а уж выставлять напоказ свою личную жизнь и вовсе не годится. Что ж, будем считаться с его позицией — она заслуживает уважения. Стеснительный и деликатный, Папанов не терпел, когда к нему лезли в душу, и отгораживался от этого. Всерьез же и много, подробно, увлеченно он говорил об одном — о профессии.

---

Этот спектакль идет с большим успехом. И неудивительно. Очень значимые социальные проблемы он поднимает. И пьеса талантливо написана. Каждая реплика в ней, как говорится, поджарена. И роли прекрасные. Хорошая драматургия — это праздник для актера…

Но хочу сказать вот о чем. Я уже упоминал о том, что почти до сорока лет играл небольшие, даже незначительные роли в театре. Так как-то уж сложилось — долго не находилась своя «стезя», свои герои. Мой творческий потенциал перекипал, не находя выход а… Чувствовал я себя хоть и не ущербным, но «маленьким» актером. И на моей личной жизни мои профессиональные проблемы, конечно, сказывались, мы с женой долго жили в стесненных условиях, дочь наша появилась на свет позже, чем нам хотелось бы, — в 1954 году, а поженились мы в 45-м и долго были счастливыми владельцами всего одной раскладушки. А потом наступила полоса крупных работ, увлекательных открытий. Хорош бы я был, если бы пришел к этому времени с комплексом духовной неполноценности! Как важно уметь ждать… И как я благодарен моей супруге, Надежде Юрьевне Каратаевой, за то, что она всегда верила в меня и поддерживала. А ведь могла — и справедливо! — пожаловаться. Мы жили непросто, долго откладывали появление нашей дочери на свет. Да и не самым лучшим мужем был я в пору ожиданий своей настоящей роли… Спасибо, что моя мать все понимала и во многом способствовала укреплению нашей семьи, она полюбила Надю, поддерживала ее.

В ту пору, когда играть приходилось в основном эпизодические роли, от ощущения невостребованности появилась в жизни артиста опасная страсть — алкоголь. К счастью, Папанову хватило характера, а его близким людям — мудрости, чтобы эту страсть преодолеть. Потом пришли настоящие роли, и Папанов дал зарок покончить с этим врагом его семьи и творчества. Остались только воспоминания коллег о курьезных похождениях артиста и его друга — Е. Весника.

Проработав много лет в театре, я по-прежнему ужасно волнуюсь перед премьерой. Только отыграв несколько спектаклей, чувствую, что обретаю почву под ногами… К сожалению, критики у нас любят ходить на первые спектакли.

В. Васильева: «Такой внешне уверенный в себе, он волновался в работе так, что порой страшно за него становилось. Успехи давались ему нелегко, всегда путем огромного преодоления, огромной работы, которая, похоже, была нередко и мучительной».

В. Плучек: «Странно: признанный, любимый, мастеровитый, Папанов почти всегда проваливал премьеры. Он волновался, как ученик. Белели губы, дрожали руки, выступал холодный пот. Он, как ребенок, испытывал страх перед премьерой. И любил повторять: «У меня пульс, как у космонавта перед полетом в космос». Последующие спектакли играл блестяще — все репетиционные находки возвращались. Но критики завели привычку приходить именно на премьеры и обделяли себя тем, что видели не того Папанова. Он боялся премьер, потому что были в нем и какое-то действенное целомудрие в отношении к искусству, и неслыханная ответственность перед самим фактом выхода на сцену. Спектакль был для Анатолия Дмитриевича священной акцией, актерской и человеческой. В напряженные дни премьер он бывал груб, раздражителен. Назавтра извинялся как никто другой…»

Конечно, не все было гладко у меня в родном театре, разные бывали времена — счастливые и менее успешные, случались и разочарования. Доводилось играть в спектаклях, в которых участвовать не хотелось бы — репертуар наш состоял не сплошь из шедевров, а именно хороший драматургический материал является основой успеха. Играя в плохой, проходной пьесе, написанной «на злобу дня», актер волей-неволей разменивается, а мне случалось это делать, мы, актеры, не всегда сами себе хозяева, да и режиссер тоже. Приходилось подчиняться не только художественным соображениям. Далеко не все, о чем я мечтал, мне довелось сыграть. Но я благодарен и театру Сатиры, и Валентину Николаевичу Плучеку за то, что удалось. Ведь сколько интереснейших спектаклей поставлено, сколько сыграно — я рассказал здесь не обо всем…

Мне предлагали перейти в другие театры, но я, наверное, консервативный человек, а с театром Сатиры у меня так много связано, ведь я работаю здесь несколько десятилетий…

В. Золотухин: «Во мне вызывало уважение его отношение к режиссерам, с которыми он работал, особенно — к Валентину Николаевичу Плучеку. Мы, актеры, грешим слабостью то превозносить до небес, то ругать режиссеров. Анатолий Дмитриевич вспоминал только добрые поступки и лучшие стороны характера своего главного режиссера. И это удерживало его от перехода в другой театр. А соблазн был велик. Папанова не однажды приглашали во MXAT. Узнав о приходе туда Андрея Алексеевича Попова, он было дрогнул: много говорил об интересных для себя перспективах работы в Московском Художественном. Но так и не пошел, хотя все последующие годы пристально следил за судьбами и творчеством А. А. Попова и И. М. Смоктуновского…»

В. Андреев: «Во всем, к чему он прикасался, была надежность. Перейдя на работу в Малый театр, я пригласил Папанова побеседовать о возможности и его перехода на старейшую московскую сцену. Мне было известно, что его что-то не устраивало в театре Сатиры, которому он отдавал всего себя.

— Не пора ли тебе, такому мастеру, выйти на старейшую русскую сцену? — спросил я без обиняков. — Здесь и «Горе от ума», и «Ревизор» — твой репертуар…

— Поздно мне, Володя, — сказал он тихо и серьезно.

— Ничего не поздно! Ты же моложе многих молодых! Приходи всей семьей: у тебя же и Надя хорошая актриса, и Лена. Лена к тому же — моя ученица.

Он не пошел. Не предал своего театра. Бывало ведь, и поругивал его и обижался. Но предать не мог». Анатолий Дмитриевич оставил по себе в театре самую хорошую память. И как необыкновенно одаренный актер с богатой сценической палитрой. И как чрезвычайно остроумный человек с особенным, только ему присущим чувством юмора — об этом существует множество рассказов его коллег. Было у него еще одно нечастое, но замечательное свойство. «Те, кого мы называем «техническим персоналом театра», — вспоминает Н. Ю. Каратаева, — для Анатолия Дмитриевича были равными коллегами, творческими людьми. И они платили ему любовью и признательностью. Говорили: «У нас, Анатолий Дмитриевич, молодые актеры все снимут с себя, комком бросят и убегут, а вы костюм расправите, повесите и только тогда уходите из гримуборной!»

Да, наверное, артисту такого высокого уровня было тесно в пределах одного театра и режиссуры одного — бесспорно, талантливого — мастера. «Он страдал в рамках одного театра, — вспоминает Н. Ю. Каратаева. — С одной стороны, Плучек давал ему интересные роли, с другой — репертуар нашего театра был ему тесен. Анатолию Дмитриевичу хотелось сыграть Короля Лира — ему казалось, что он смог бы, — и какую-нибудь драматическую роль из русской классики. Несколько десятилетий проработав в театре Сатиры, он заранее знал, как Плучек будет репетировать, что скажет… Но уйти не захотел».

Папанов никогда не участвовал в разного рода интригах, ни с кем не дружил «против кого-нибудь». Легкий в общении, простой, сердечный, деликатный, он отстранялся от всего этого, даже когда дело касалось непосредственно интересов его самого или Надежды Юрьевны (она вспоминала, что он не повлиял на получение ею желанной роли, когда мог, — не в его характере это было). Переход в другой театр страшил его, возможно, как раз трудностями закулисной жизни… Так или иначе, театр Сатиры был после Клайпеды единственным в его жизни.

Однажды я приплыл в кино

Я считал себя некинематографичным и о съемках в кино даже думать перестал — меня приглашали на пробы, но не утверждали. Тогда я решил прекратить все попытки стать киноактером. И только спустя годы меня нашел мой «киноотец» Эльдар Рязанов. Неделю он буквально за мной ходил по пятам, уговаривал сниматься. А у меня в это время был большой театральный успех — я сыграл Боксера в «Дамокловом мече» Назыма Хикмета, я отказывался. Но Эльдар Александрович все же меня убедил. Так роль, а вернее — четыре роли сразу в комедии «Человек ниоткуда» стали моим дебютом в кино.

Театр сделал меня актером, он дал мне все, что я имею. Я считаю, что молодой актер, пришедший в кино в обход театра, потерял многое.

Начинать в кино без сценического опыта — все равно что «лезть в воду, не зная броду». Так что я никогда не жалел о том, что поздно пришел в кино. Хотя, если быть точным, в кино в самый-самый первый раз я не пришел, а приплыл! Еще мальчишкой. Жили мы в Малых Кочках, Москва-река под боком была. Так вот однажды я вошел в реку и, высоко держа в руке штаны, поплыл на противоположный берег — там снимали кино. Выбравшись, я предъявил ассистенту справку, в которой было написано, что моя мама не возражает против моего участия в съемках. Так я попал в массовку фильма «Подкидыш», где Фаина Георгиевна Раневская произносила свою бессмертную фразу: «Муля, не нервируй меня!» Я, кстати, сказал эту фразу контролеру, когда тот потребовал штраф за безбилетный проезд. А было вот как: ассистент велел мне и еще двум мальчишкам из массовки забраться в вагон и ждать, там сцену должны были снимать. Ассистент пошел за оператором, а поезд двинулся в другом направлении. Тут и случился контролер; первый гонорар в аккурат и пошел на штраф. Должен заметить, что очень было обидно страдать без вины. Но я уже очень любил кино… Мне было тогда шестнадцать лет. И вот кто-то из друзей разузнал, что студии для массовых сцен требуются ребята вроде нас. «Мосфильм» находился на другой от Лужников стороне Москвы-реки. До ближайшего моста целый час ходьбы. Вот и приходилось нам добираться, так сказать, до подмостков искусства вплавь. Правда, решались на такое не все. Только самые настырные.