Евгений Богат - Урок

• Название: Урок
• Автор: Евгений Богат
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Философия
• Год: 1982

В книге Евгения Богата «Урок» собраны очерки, публиковавшиеся в последние годы в «Литературной газете». Они посвящены проблемам становления духовных ценностей, формирования личности в современном социалистическом обществе.

Публицистика Евгения Богата — примечательное явление 60–70-х годов, когда вопросы личной и социальной нравственности стали центральными в общественном обсуждении.

Евг. Богат, обращаясь в каждом из своих очерков к конкретному случаю, стремится проследить общие материальные, этические, нравственно-духовные связи.

---

Откроем теперь Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, чтобы ознакомиться со статьей 89 — «Применение мер пресечения».

«При наличии достаточных основании полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, или воспрепятствует установлению истины по уголовному делу, или будет заниматься преступной деятельностью, а также для обеспечения исполнения приговора лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд вправе применить в отношении обвиняемого одну из следующих мер пресечения: подписку о невыезде, личное поручительство или поручительство общественных организаций, заключение под стражу».

Как видим, для заключения под стражу нужны достаточные основания. Но даже и в этом случае заключение под стражу далеко не единственная мера пресечения.

Можно ли было опасаться, что Сопровский, Головачев и другие «скроются от дознания»? Или «воспрепятствуют установлению истины»? Какую истину, собственно, надо было установить? Видимо, в первую очередь, были ли «завышения»? Проконсультироваться с компетентными людьми относительно заключения Стройбанка, если надо, потребовать новых контрольных обмеров, которым никто помешать не мог. На тысячах стройплощадок их систематически выполняют четко и честно, абсолютно никого при этом не изолируя от общества.

Первым ошибочным шагом в этой уникальной истории явился поспешный арест. И вот юристы не от доказательств пошли к аресту, а от ареста к доказательствам. После того, как Сопровский и остальные без достаточных оснований были арестованы, а работа стройки разлажена, инициаторы дела № 8436 оказались в положении, когда надо было или «оправдать» арест, или нести ответственность за содеянное. Инспектор Твардовский и следователь Попова избрали первое. Их усилия на этом этапе напоминают усилия рыбаков, расставляющих сети в незнакомой реке наугад, на авось. Твардовский вывозит из конторы СУ мешками документацию. В надежде что-то найти.

Когда же материалы попадают к следователю Белову, его завораживают полмиллиона, те самые, что из акта Стройбанка перешли в дело. Цифра становится магической — замаячило крупное дело…

Став магической для Белова, огромная цифра начинает самостоятельно формировать ситуацию; теперь уже не Белов ее хозяин, а она господствует над ним. Он совершает второй в этой уникальной истории роковой шаг: вносит ее в ходатайство о продлении следствия. Могущество цифры возрастает — она названа в солидном документе. Теперь и ее надо «оправдать». И вот и Шкроба, и судебно-техническая экспертиза «находят» по 500 тысяч…

На суде выяснилось, что эксперты давным-давно не работают на стройках, двое из них к тому же не имеют высшего образования. Дело экспертиза разбирала по нормативам пятнадцатилетней давности, что, пожалуй, неудивительно, если учесть, что эксперты — пенсионеры, находящиеся на заслуженном отдыхе. Ситуация та же, как если бы при расследовании загадочного убийства медицинская экспертиза была поручена фельдшеру-пенсионеру.

«Завышения» по новым, не фигурировавшим в акте банка работам были «найдены». Цифра, подобно подпоручику Киже, «не имея фигуры» и не заключая в себе ровно никакой реальности, получает судьбу. Она заново рождается дважды: суммы «завышений» порядка 500 тысяч «обнаруживают» и судебно-техническая экспертиза, и Шкроба. Белов складывает эти две суммы, вот и получается 821 066 рублей. Точность-то какая, чуть ли не до копеек!

Белов боролся за магическую цифру самоотверженно. Он не остановился перед тем, чтобы аннулировать ряд смет, а одну (81 К — это целая детективная история) уничтожил даже физически. Оказавшись в «магической ситуации», он вынужден был совершать абсурдные действия, ибо смета — вещественное доказательство и уничтожение ее по нормальной юридической логике необъяснимо. Детектива, который, распутывая убийство, уничтожил бы нож, найденный рядом с трупом, сочли бы сумасшедшим.

Истина восторжествовала на суде. Десять находившихся на скамье подсудимых работников были признаны полностью не виновными ни в приписках, ни во взятках, ни в получении беззаконных премий. Более того, приговор суда — тоже редкий случай! — зафиксировал их заслуги в рационализации и экономии материалов и государственных средств (Верховный суд РСФСР оставил в силе приговор Ленинградского городского суда, полностью отклонив протест прокуратуры).

Особо дотошный читатель, вероятно, захочет задать мне один вопрос: а что в самом деле было на стройке? Неужели дым (анонимное письмо) без огня? Не может быть, чтобы ничего не было!

Отвечаю: было. Деньги несколько раз выписывались незаконно и использовались не по назначению: на оплату проектных работ частным лицам, что категорически запрещено законом; на покупку подарков ветеранам в День Советской Армии; на устройство товарищеских ужинов в торжественные дни. И суд, тщательно разобрав каждый из таких эпизодов, приговорил Сопровского и Головачева на один год восемь с половиной месяцев лишения свободы (столько они и находились в заключении — от момента ареста до объявления приговора). Тревогин осужден на два года условно. На совести Сопровского 110 рублей, на совести Головачева 75 рублей, на совести Тревогина 75 рублей (остальные подсудимые — их семеро — оправданы полностью, да и Сопровский, Головачев и Тревогин тоже оправданы по тем тяжким статьям, которые фигурировали в обвинении).

Небезынтересно теперь посмотреть, во что обошлись юридическая неграмотность, недобросовестность. Компетентные люди в «Главзапстрое» скрупулезно точно подсчитали, что из-за резкого падения темпов работы СУ-30 в сентябре октябре главк понес убытков более миллиона рублей. Стан вошел в строи позже, чем мог бы войти. Это уже потеряли мы с вами, общество.

Миллионы рублей!

Не считая инфарктов…

Теперь Сопровский, Головачев и остальные работают, опять строят, о них отзываются с уважением, у них все в порядке.

Относительно все в порядке и у инициаторов уголовного дела № 8436. Попова получила строгий выговор, но осталась на том же посту. Белов понижен в должности, но зато получил повышение Твардовский: теперь он уже не инспектор, а заместитель начальника ОБХСС района.

Судебное разбирательство по уголовному делу № 8436 показало, что действующие у нас законы — от Уголовно-процессуального кодекса до инструкции по выполнению контрольных обмеров — полностью гарантируют достоинство истины и личности. Тем усерднее надо эти законы помнить и выполнять.

Добавлю в заключение, что суд вынес частное определение об ошибках дознания и следствия.

А стан «350» работает, выдает высококачественный металл. Это действительно отличный стан, гордость социалистической индустрии.

Буфет, или Анатомия любви

Когда на первом суде (а было их пять по этому делу) директор Оренбургского музыкального училища Ю. А. Андреев, характеризуя отношения А. В. Снегова и О. П. Лебедевой, опрометчиво, а быть может, иронично упомянул имена Ромео и Джульетты, то адвокат не замедлил задать вопрос: «Что же в том нехорошего — быть похожими на шекспировских героев?» И директор в полном соответствии с истиной объяснил, что Ромео и Джульетта педагогами не были.

Андрей Снегов и Ольга Лебедева — педагоги, хотя и выглядят настолько юно, что больше похожи на студентов.

Увидев их в первый раз, я и подумал — студенты.

Они сидели передо мной — голова к голове, обе головы опущены, она с остро пылающими, как у первокурсницы, щеками, он осунувшийся, с воспаленными веками, как от бессонных ночей перед экзаменами, сидели и долго не могли начать рассказывать. И пока они молчали, я стал читать документы (по печальному поводу в редакцию редко идут без документов, потому что обращаются сюда после ряда печальных исходов, отразившихся в официальных бумагах, и, чтобы дать успокоиться посетителям, иногда стоит сосредоточиться не на них — на бумаге).

Бумага, которую я читал, была заполнена высказываниями (как выяснилось потом, высказываниями на суде, то есть, строго говоря, показаниями) о возмутительном, точнее — возмущающем поведении двух человек.

«Жукова С. А. (педагог, руководитель местного комитета): В буфете он говорил: „Ну, Оля, что мы будем кушать?“ Это слышали студенты.

Карасева А. А. (педагог): …на вечере на танцах Лебедева висела на шее у Снегова, и они целовались на виду у учащихся…»

Мои посетители — Он и Она — видимо, неотрывно, с волнением, наблюдали за мной, повторяя про себя уже заученные ими наизусть строки, потому что едва я дочитал «на виду у учащихся», как он синхронно уточнил.

— Позднее Карасева говорила на суде, что мы чуть ли не целовались. Разница существенная?..

Я согласился и читал дальше:

«Кузьмина А. М. (педагог): На вечере Восьмого марта они были переполнены друг другом, но они не целовались…»