Варлен Стронгин - Савелий Крамаров. Cын врага народа

• Название: Савелий Крамаров. Cын врага народа
• Автор: Варлен Стронгин
• Издательство: ACT, Зебра Е, ВКТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5 17-055581-9

У артиста Савелия Крамарова была нелегкая судьба. На родине его охотно утверждали на роли, пока он не стал всенародным любимцем. Тогда завистники, порывшись в его личном деле, обнаружили, что его отец был «врагом народа». И началась травля…

Недоброжелатели стали утверждать, что своими ролями он оглупляет образ советского человека и вообще в советском кино не место артисту с такой вздорной внешностью. Крамарову пришлось эмигрировать в Америку. И здесь его актерская карьера не заладилась…

---

— Я разведусь формально. Я никогда не брошу Виктора! — твердо вымолвила Бася.

— Конечно, миленькая. Но поймет ли тебя правильно Виктор? Находясь там, в лагере?

— Должен понять! — тяжело вздохнула сестра.

В день выхода «Вечерки» с объявлением о разводе она встала пораньше и сорвала со стенда газету, чтобы объявление случайно не увидел Савелий, только что вернувшийся из пионерского лагеря.

Она поседела за одну ночь, потеряла сон, ощущала себя предательницей любимого человека, к тому же в тяжелое для него время. Находила для этого оправдание, но оно мало помогало. Плакала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не заметил Савелий. И почувствовала, что слабеет с каждым днем, словно кто-то невидимый и злой отнимает у нее силы.

Знакомясь с делом Виктора Савельевича Крамарова, я наткнулся на его анкету, заполненную им перед высылкой в Туруханск. В графе «жена» стоял прочерк.

Однажды мама вернулась домой совершенно обессиленная и, открыв дверь, устало прислонилась к стене.

— Что с тобой, мама? Тебе помочь? — бросился к ней Савелий.

Мама ничего не ответила, и сердце Савелия едва не остановилось, растерянность и страх расползались по телу, парализуя его. Он понял, что произошло нечто страшное, и настолько, что мама не решается ему рассказать.

В последнем своем письме отец намекал ему об этом. Он остался в Бийске. Он работает юрисконсультом в конторе «Заготзерно». Там его ценят. В Москве ему жить запретили. Куда ему ехать? В Александров? Но там он вряд ли найдет работу. Ему обещали место в Бийской консультации адвокатов. Обещали добиться разрешения на эту работу, поскольку адвокатов не хватает. Ну, а в Москву он обязательно приедет, когда будет возможно. Прислал фотографию. Одет плохо, но вид здоровый. В помятой телогрейке, на коленях брюк заплаты. Пришиты белыми нитками. В старой шапке-ушанке, без тесемок. В кирзовых полуразбитых сапогах. Но выбрит тщательно, и глаза блестят от радости, что общается с сыном, пусть заочно, но они видят его живым и не потерявшим надежду на встречу.

— Я поеду к папе! — решительно произнес Савелий.

— Поедешь, — сказала мама, — в летние каникулы.

— Ага — обрадовался Савелий. — Там есть речка?

— Есть, — вздохнула мама, — но вечно холодная.

— Я стану моржом! — не испугался Савелий. — Я покажу папе, как плаваю!

Наверное, его слова прозвучали смешно, поскольку все заулыбались, даже мама.

Прошло несколько месяцев. Начался тысяча девятьсот сорок девятый год, самый печальный в жизни Савелия. В Москве развернулась борьба с космополитизмом, в Бийске снова арестовали отца, кто-то из его друзей бросил открытку Савелию с сообщением об этом.

— У папы дрожит рука. У него, наверное, развивается болезнь Паркинсона, — объяснила мама.

— А что врачи? — спросил Савелий.

— Пока эта болезнь не лечится, — обреченно вздохнула мама.

— Не может быть! — воскликнул Савелий, безмерно верящий во всемогущество людей в белых халатах.

— В нашей жизни все может случиться, — обреченно заметила мама. — Я боюсь за Виктора… Он адвокат, знает до тонкости законы, и если их нарушили снова, то наверняка сокрушается, лишь бы его не покинули силы и надежда на лучшую судьбу. Ведь в жизни никогда не бывает вечным плохое, впрочем, как и хорошее. У папы крепкие нервы, но выдержать такое… очень трудно, — сказала мама и не заплакала. Больше она никогда не плакала. Вероятно, кончились слезы.

Савелий с болью смотрел на ее высохшие, посиневшие глаза. Даже когда узнала, что Виктор арестован вторично, по делу тридцать восьмого года, по которому уже отсидел срок, и направлен на поселение в Красноярский край, в город Туруханск, где он не вынес очередной удар злой судьбы, то закричала громко и дико, и этот крик навсегда остался в душе Савелия. Мама не хотела верить в самоубийство.

— Папу убили, — потом сказала она сыну, — мы не можем доказать это, но мое сердце чувствует, что убили.

Савелию стало страшно от этих слов, страшно за маму. Он обнял ее.

— Мы будем всегда помнить папу, — как взрослый человек, произнес Савелий.

— Конечно, конечно, — поддержала его мама. — Мы теперь остались одни, Сава…

У мамы начались сердечные боли. Врач сказал, что это от стенокардии и от развивающихся метастазов.

— Вылечить можно? — с тревогой в голосе вымолвил Савелий.

— Облегчить постараемся, — устало проговорил участковый врач, замотанный многочисленными вызовами на дом. — Я посоветовал бы вам положить маму в больницу. Она — хроник.

— Чего? — переспросил Савелий.

Врач не ответил и выписал направление в районную больницу. Мама ехать туда не хотела, боялась оставить Савелия одного, но боли в сердце усиливались, и она сама стала собирать вещи. В больнице ей стало хуже. Савелий не отходил от ее кровати, но вечером врач сказал ему, что пора идти домой.

— Я останусь, — твердо решил Савелий.

— Не положено! — грозно произнес врач. — Что делать? Вызвать милицию?

— Вызывайте, — огрызнулся Савелий.

Врач махнул на него рукой и вышел из палаты, где лежали семеро больных женщин. Утром мама сказала, чтобы он уходил, поскольку в палате женщины и его присутствие их смущает, чтобы он пришел через день, в воскресенье, а завтра ее навестит дядя Лео с женой.

В воскресенье рано утром Савелия позвали к телефону.

— Иди, сынок, — почему-то грустно вымолвила тетя Дуся, — иди, сынок, тебя спрашивают.

Савелий поспешил к телефону. В трубке раздался голос палатного врача.

— Савелий Викторович Крамаров? — серьезно уточнил врач.

— Да, — от предчувствия неотвратимой беды еле выдавил из себя Савелий.

— Должен вам сообщить, что сегодня, в шесть утра, не стало Бенедикты Соломоновны, — смягчился врач.

— Как? — вырвалось из уст Савелия это нелепо прозвучавшее слово, которым он пытался оттянуть для себя, хотя бы на мгновение, понимание того, что произошло с мамой.

— Вы должны прийти за справкой об ее кончине, — официально доложил врач.

Савелий инстинктивно, ничего не видя перед собой, дошагал до комнаты. Рыдания душили его. Только через полчаса он собрался с силами позвонить дяде Лео и другим маминым братьям. Первой трубку взяла Мария, жена дяди Лео. По дрожащему голосу Савелия она поняла, что случилось самое страшное, передала трубку дяде.

— Держись, Сава! — сказал он печальным, но твердым голосом. — Я еду к тебе!

Савелий поразился, увидев маму в гробу. Спокойствие разлилось по ее лицу, словно она отмучилась, отволновалась навсегда. С молодым лицом контрастировала седина, побелившая голову матери после гибели отца.

В крематории состоялась скромная панихида. Трогательно говорил о сестре дядя Лео, о том, что выпало на ее долю, говорил не впрямую, а общими словами, но все понимали его и то, что сейчас не время открыто называть вещи своими именами. Неожиданно для всех к гробу подошел мужчина, в котором Савелий узнал человека, приносившего им деньги, от которых они с мамой отказались. Мужчина положил цветы к ногам мамы и поправил очки.

— От нас ушла Бася Соломоновна Крамарова. Я работал с ее мужем, адвокатом… — тут мужчина сделал паузу, видимо, хотел сказать, с каким именно, охарактеризовать отца, но не решился на это, — я знал, как нежно и сильно Виктор любил жену, как заботился о семье, я знаю, что они были счастливы. Утешением нам может быть только одно, что теперь их души наконец-то встретятся. А мы… мы никогда не забудем Басю Соломоновну и Виктора Савельевича Крамаровых. Вечная им память…

Савелию стало приятно, что в этот печальный момент незнакомый человек вспомнил об его отце, и получилось так, словно в этот день хоронили и маму, и отца, словно они умерли в одночасье.

Дома в комнату Савелия постучалась тетя Дуся.

— Я к тебе буду заходить, помогать по хозяйству, можно? — попросила она.

— Я справлюсь! — сказал Савелий. — Но вы заходите, тетя Дуся. Мама уважала вас.

— А как же иначе? — удивилась тетя Дуся. — Мы с твоей мамой… ну как тебе сказать… были свойскими, что ли. Я ее понимала, и она меня, никогда не ссорились. И жизни у нас хорошо не сложились, что у нее, что у меня. Я помню твоего отца. Хорошо помню. Он часто приносил маме цветы, а когда ты объявился на свет, потащил ей в роддом огромный букет. Вот так… так, Савелий. И еще скажу, что они сильно любили друг дружку. А померла мама потому, что не могла жить без Виктора. И у меня с родителями так же получилось. Померла мать, отец поставил на ее могиле плиту со словами, что прожил он с женою в мире и согласии сорок шесть лет, восемь месяцев и три дня. На дни считал жизнь, когда они были вместе. Поставил плиту и через месяц сам того… от одиночества. Ты теперь один остался, Савелий. Тебе надо жить и жить. Чтобы помнить родителей. Пока ты будешь жить, и они будут. Ничего не поделаешь, Савелий. Так я буду заходить, ладно?