Рафаэль Кардетти - Парадокс Вазалиса

• Название: Парадокс Вазалиса
• Автор: Рафаэль Кардетти
• Издательство: Вече
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-5776-0

В одном из университетов Сорбонны похищена миниатюра, служившая обложкой к трактату малоизвестного автора Вазалиса.

Об авторе известно только то, что за свой скандальный труд он был казнен при папе Римском Клименте IV. Легенда о трактате просочилась через века, а имя его автора стало символом интеллектуальной свободы.

Ученый, посвятивший всю жизнь поискам таинственного трактата, неожиданно покончил с собой.

При переписи книжного фонда обнаруживается пропажа еще трех редких, незаменимых книг. Материальный ущерб — полмиллиона евро. Исчезновение книг сопровождается целым рядом загадочных событий, гибелью людей.

В поле зрения сыщиков попадает преподаватель университета и состоятельный торговец книгами. Начавшееся расследование приводит к совершенно неожиданным результатам…

---

Сорель повернулся к Штерну.

— Эрик сказал, что парковые датчики были выведены из строя. Нужно будет просмотреть записи с камер слежения; возможно, на них обнаружится что-нибудь интересное. Позже я сам займусь этим. Впрочем, учитывая тот факт, что они связаны с датчиками и обычно включаются в одно с ними время, это вряд ли нам что-то даст.

— Делайте все, что считаете нужным, — сдержанно проговорил Штерн.

Сорель не довольствовался этим ответом. Лицо его перекосилось от гнева. Сделав шаг в направлении Штерна, он выдохнул и, дрожа от негодования, прошипел:

— Сколько месяцев я вам твержу, что нужно привлечь больше людей, но вы меня не слушаете…

— Эрика и Франка мне вполне достаточно. Даже если бы у нас было на десять охранников больше, грабитель проник бы в дом тем же способом. Не сработала электронная защита — внешние датчики и сигнал тревоги. Дело не в людях.

— С тем бюджетом, каким вы располагаете, несколько дополнительных охранников лишними не будут, что бы вы там ни думали. Вы играете с огнем.

— Я уже сказал — нет. Считайте этот ответ окончательным. Всю ответственность за последствия я беру на себя. Как всегда.

Губы Сореля сложились в недовольную гримасу сомнения.

Поставить во главе Фонда Штерна было серьезной ошибкой. Сорель и по сей день не мог понять, зачем его руководителям понадобилось сотрудничество с торговцем. Не мог понять он и того, почему наделили старика всеми исполнительными функциями. Еще когда Фонд только зарождался, он, Сорель, высказывался против этого проекта. Он не видел смысла в самом создании подобной структуры и опасался, что в конце концов она станет неуправляемой. Так и случилось. Но его начальство пришло в восторг при мысли о том, что теперь оно сможет действовать там, где теоретически, ни возможности, ни права действовать не имело. Боссы ухватились за предложение Штерна, не оценив практических трудностей, которые оно, это предложение, влекло за собой.

Да, они получили выход на другой континент, но только не возможность вести там дела по своему усмотрению. Фактически Штерн имел полную свободу действий в том, что касалось принятия важных стратегических решений. А оперативные агенты вроде Сореля шли сзади и убирали за ним дерьмо.

В кабинет вошла Нора.

— Уже здесь, мсье Сорель? У вас усталый вид. Как говорится, в гроб краше кладут.

— Я спал, когда вы мне позвонили.

— Примите мои поздравления. Ваша система безопасности оказалась весьма эффективной, — поддела его Нора.

— Благодарю… А теперь отвалите. Оставьте меня в покое, слышите? Если бы ваш патрон прислушивался время от времени к моим советам, вы никогда не знали бы подобных неприятностей.

Атмосфера в комнате вновь накалилась. Сорель, подождав, пока воцарится полная тишина, ткнул в Валентину пальцем.

— И вообще, если бы эта дурочка не сболтнула, что рукопись находится здесь, ничего бы этого не произошло.

От изумления Валентина даже открыла рот.

— Что за вздор вы несете? Я никому ничего не говорила!

Сорель вытащил из кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги, развернул его и протянул ей.

— Прочтите. Может быть, это освежит вашу память.

Валентина пробежала текст глазами и нервно скомкала листок. Лицо ее потемнело от злости.

— Хьюго… Грязный ублюдок…

17

Человек выглядел просто ужасно: голова свесилась на бок, лицо исхудавшее, выпавший изо рта язык покрыт комковатой пеной. Тело с вывихнутыми, неимоверно тонкими конечностями, казалось, трепетало, словно листок на ветру; закрепленный между ключицами крюк для туш, благодаря которому оно держалось подвешенным к потолку, явно нес в себе некий скрытый художественный смысл.

Рядом, в петлях, болтались два других мертвеца, тела которых тоже несли следы лишений и истязаний. Глядя на них, можно было сказать, что смерть стала для них милостью. Казнь лишь приблизила на несколько дней неизбежный конец.

Это кошмарное зрелище вызывало у присутствующих одну и ту же реакцию: в первые мгновения они проходили мимо, не только не обращая внимания на тела, но даже не понимая, что именно им показывают.

Потом они начинали различать очертания трех силуэтов, которые постепенно выступали из глубины зала, оформленного в серых и бежевых тонах. Смысл происходящего доходил не сразу, секунд через десять, и тогда выражения лиц менялись коренным образом. Натянутые улыбки сменялись гримасами отвращения и ужаса.

Зоран Музич хватил через край. Его представление о концентрационных лагерях оказалось реальным до жути. На светском рауте, посреди птифуров и женщин в вечерних платьях, контраст был поразительным.

Алекс Кантор, директор галереи, где работала Анна, назвал экспозицию «Преображение человеческого тела под воздействием боли» — по крайней мере, так она была представлена в роскошном каталоге, любезно предложенном присутствующим.

Рядом с творением Музича висело огромное гримасничающее «Лицо» Ян Пей-Минга, датируемое началом девяностых. Несколькими метрами далее расположился «Святой Себастьян» Пьера и Жиля. Пронзенный пластиковыми стрелами красивый юноша смотрел в объектив фотоаппарата с томным, лишенным какой-либо двусмысленности выражением. В центре зала корчился от боли в странном синем платье «Умирающий раб» работы скульптора Ива Кляйна.

В целом экспозиция была организована весьма умело — отсутствие оригинальности компенсировалось широтой представленных имен: хорошо известные широкому кругу любителей искусства мастера соседствовали с многообещающими молодыми талантами. По различным причинам и на разном уровне, все они воплощали дух провокации, на который столь падки в большинстве своем коллекционеры.

Ответственная — помимо много прочего — за связь с общественностью, Анна справилась со своими обязанностями «на отлично». Она пригласила весь цвет потенциальных покупателей, а так же тех, к чьему мнению прислушиваются на светских ужинах. Можно было держать пари, что на следующий день открытию выставки будут посвящены первые полосы всех специализированных газет, благо сама галерея располагалась в прямо-таки идеальном месте — между бульваром Сен-Мишель и Сеной, в двух шагах от церкви Сен-Жермен-де-Пре.

По истечении четверти часа Давид начал уставать от созерцания заурядных мещанок с безупречно уложенными волосами, издававших чересчур восторженные возгласы при виде изможденных трупов Зорана Музича. Он подошел к одной из сотрудниц галереи, которая держала поднос со спиртными напитками.

После разговора с деканом требовалось расслабиться. Он опрокинул одну за другой две водки с апельсиновым соком, смущенно улыбнулся хостессе, возвращая пустые бокалы на поднос, и тотчас же взял еще один.

От резкого притока алкоголя в вены ему стало гораздо лучше. С бокалом в руках он принялся прохаживаться среди гостей.

Удивительно, но выйдя из Сорбонны, Давид ощутил заметное облегчение.

Некая внешняя сила, подавить которую он не мог, в данном случае декан — вынуждала его отказаться от дальнейшей работы над диссертацией. В глубине души Давид и сам знал, что ему давно бы следовало принять такое решение. Упорствуя в тщетном поиске, он ничего не выигрывал. Суровая университетская жизнь, с ее ударами ниже пояса и сделками с совестью, не для него.

И вот все закончилось. Конечно, документы о его отчислении еще не подписаны, но это теперь лишь вопрос времени.

Давиду предстояло все начать с чистого листа. Внезапно перед ним открылись новые, возбуждающие перспективы. Охваченный странной эйфорией, он решил целиком отдаться во власть этого необычного ощущения обретенной свободы. О трудностях, что ждут на пути освоения девственных территорий, можно подумать и завтра. Утром он проснется, убедится в космической пустоте своей новой жизни, сойдет с неба на землю и, вероятно, отправится на долгие месяцы на галеры.

Сейчас же ему не хотелось даже думать о том, что будет завтра. Он хотел в полной мере насладиться этим состоянием благодати, даже зная, что оно временное. Особенно потому, что оно временное.

Он стал прежним Давидом Скотто, в наряде тореадора — изысканной простоты темно-сером костюме от Эди Слимана, купленном по глупости с полгода назад. Когда Давид осознал свою ошибку, вернуть костюм было уже нельзя. Мучимый угрызениями совести, он так ни разу им и не воспользовался — со дня покупки костюм висел в шкафу, в чехле.

То, что он решил обновить его именно в этот вечер, явно не было случайностью. Костюм стал материальным символом нового старта.

Задумавшись, Давид задел основание голубого раба. Статуя опасно покачалась, и добрая половина водки пролилась на пиджак от Эди Слимана.

— Вот черт…

Женская рука протянула ему бумажную салфетку.