Михаил Пантелеев - Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.

• Название: Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.
• Автор: Михаил Пантелеев
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09844-5

Михаил Пантелеев. Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.

В данной книге содержатся биографии представителей Коминтерна во Франции, последовательно сменявших друг друга в 1919–1926 годах: А. Абрамовича, Ст. Иванова, В. Деготя, А. Гуральского, Б. Михайлова. Их судьбы известны лишь узким специалистам, а Борис Михайлов неизвестен и последним. В качестве источника использовались в основном архивные материалы, закрытые до самого последнего времени. Изложения биографий пяти коминтерновцев прослеживаются с поры юности и до смерти. А ведь ареной их деятельности, кроме Франции, было огромное пространство от Нью-Йорка до Шанхая! И всегда под чужими фамилиями, нелегально, нередко в контакте со спецслужбами.

«Борцы за светлое будущее», они были разными, различным оказался и конец их пути. Кто-то умер персональным пенсионером, кто-то — вскоре по выходе из мест заключения, а Борис Михайлов — и вовсе в лагерном бараке.

В качестве приложения в книге публикуется часть брошюры председателя Исполкома Коминтерна Г. Зиновьева «Признание России и политика Коминтерна». По известным причинам она никогда не переиздавалась.

---

В ходе обсуждения германского вопроса на заседании политбюро РКП(б) 21 августа все, за исключением заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР А. И. Рыкова, были за то, чтобы ориентировать немецких коммунистов на вооруженный захват власти. Г. Е. Зиновьев согласился с И. В. Сталиным, заявив, что «если бы вышел блок с социал-демократами в правительстве, это было бы только опасно. Я говорил, что лозунг рабоче-крестьянского правительства — это псевдоним диктатуры пролетариата и исторически это оправдывается. Прямо сказать: «власть советам» — нельзя». Единственным, кто высказался за альянс с социал-демократами на правительственном уровне, был присутствовавший Карл Радек: «…Не надо забывать, что резерв социал-демократии еще велик. Именно это оправдывает лозунг «рабоче-крестьянского правительства», а не то, что лозунг «власть советам» в Германии депопуляризирован. Мы должны идти на коалицию с левыми социал-демократами»[14]. И это говорил человек, который еще два месяца назад отстаивал идею альянса с немецкими националистами, который в письме Г. Зиновьеву от 23 декабря 1922 года утверждал, что «в рабочих массах, стоящих за социал-демократией, — чувство полного «сумерка богов»![15]

В принятом 22 августа постановлении указывалось, что «на основании имеющихся в ЦК материалов, в частности на основании писем товарищей, руководящих германской компартией, ЦК считает, что германский пролетариат стоит непосредственно перед решительными боями за власть». Отсюда делался вывод, что «вся работа, не только ГКП и РКП, но и всего Коммунистического интернационала должна сообразоваться с этим основным фактом»[16]. В последующем были предприняты конкретные шаги по реализации решения, в частности для координации всей революционной работы посланы в октябре военные и политические специалисты во главе с Карлом Радеком, Георгием (Юрием) Пятаковым и Василием Шмидтом и назначена ориентировочная дата восстания — 9 ноября 1923 года, которую разрешено было скорректировать на месте с учетом обстоятельств.

Однако бурная подготовка германского «Великого Октября» обернулась мыльным пузырем, лопнувшим без особых брызг. Руководство КПГ во главе с Генрихом Брандлером, опасаясь изоляции, в последний момент не решилось подтвердить сигнал к выступлению. Только коммунисты Гамбурга, не зная об отмене приказа, сделали 23 октября попытку овладеть городом. Восстание продолжалось 31 час и было подавлено с помощью военно-морских сил и армии. Гуго Урбане, руководитель местной партийной организации, узнал о его начале, находясь в постели. Тем не менее он был приговорен судом к 15 годам тюремного заключения. «Путчизмом самой чистой крови» назвал в конфиденциальном письме выступление в Гамбурге советский консул Григорий Шкловский.

Фиаско в Германии повлекло за собой изменения в политике Коминтерна. Непосредственным результатом стала перетряска в руководстве КПГ, На бурном заседании президиума ИККИ в январе 1924 года виновниками неудачи были объявлены К. Радек, Г. Брандлер и тогдашний главный теоретик КПГ Август Тальгеймер. По мнению Г. Зиновьева, они скатились в болото «оппортунизма», слепо доверившись социал-демократам и «единому фронту сверху». Провинившихся немецких коммунистов отправили в отставку, вскоре передав бразды правления КПГ Рут Фишер и Аркадию Маслову.

Хотя официально тактику «единого рабочего фронта» никто не отменил, появившийся термин «социал-фашизм» обрекал коммунистов на существование в политическом гетто. Спасало лишь то, что многие иностранные коммунисты, как руководящего звена, так и рядовые, отказывались делать из него практические выводы. В российской публицистике периодически возрождается мысль о том, что автором данной формулы был И. Сталин[17]. Это неверно. Социал-фашизм был запущен в политический оборот благодаря Г. Зиновьеву. Уже на заседании политбюро РКП(б) 21 августа он говорил о «социал-демократических фашистах», имея в виду часть немецкой социал-демократии. Год спустя этот термин обрел универсальный смысл. Выступая 18 июня 1924 года на V конгрессе Коминтерна, Г. Зиновьев заявил: «Самым существенным здесь является то, что социал-демократия стала крылом фашизма. Это большой политический факт»[18]. В статье «К международному положению» И. В. Сталин лишь вторил Г. Е. Зиновьеву: «…Неверно, что фашизм есть только боевая организация буржуазии. Фашизм не есть только военно-техническая категория. Фашизм есть боевая организация буржуазии, опирающаяся на активную поддержку социал-демократии. Социал-демократия есть объективно умеренное крыло фашизма»[19]. Но, усвоив тезис, И. Сталин реанимировал его в годы так называемого «третьего периода» (1928–1933), а начиная с X пленума ИККИ (июль 1929 года) сделал официальной доктриной «всемирной пролетарской партии».

С другой стороны, неудача в Германии укрепила лидеров РКП(б) в мысли, что ее причины следует искать прежде всего в самом коммунистическом движении, а именно в существовании внутри его «уклонов». Поиск виноватых подводил к обобщению «чужие среди своих» и к конкретизации уже на новом уровне в виде врага № 1 — «правого» уклона, перемежающегося кое-где с «ультралевым» уклоном. «В течение этого года, — говорил Г. Е. Зиновьев на V конгрессе Коммунистического интернационала, проходившем в Москве с 17 июня по 8 июля 1924 года, — наша борьба на девяносто процентов должна была вестись против «правых» уклонов… С самого начала я должен признаться: чем больше изучаешь документы наших братских партий, тем более убеждаешься в том, что нельзя недооценивать «правую опасность», что она больше, чем когда бы то ни было себе представляли; и это не потому, что наши товарищи плохие люди, а потому, что таков настоящий период мировой истории».

Лекарством от выявленного недуга должна была стать «большевизация». Суть идеи состояла в перестройке на базе опыта российских большевиков организационно-массовой работы компартий. Вместо унаследованной от социалистической партии территориальной секции первичной партийной структурой становилась ячейка на производстве. Остатки прежней автономии низовых организаций ликвидировались, и Центральный Комитет наделялся всей полнотой политической власти в интервалах между съездами. «Основной парторганизацией… является ячейка на предприятии…» — говорилось в принятом Уставе Коммунистического интернационала. В соответствии с возможностями при ЦК создавался вспомогательный аппарат, в том числе нелегальный, работники которого финансировались из партийного бюджета. Партия должна была заботиться о подготовке собственных кадров. Все это, вместе взятое, должно было, по мысли руководителей Коминтерна, увеличить пролетарскую прослойку в партиях и способствовать превращению их в организации «профессиональных революционеров», переориентируя с борьбы за избирателей на массовые внепарламентские действия.

Озвученный в начале 1924 года лозунг «больше визации» стал одним из главных на V конгрессе КИ. Порок крылся в его нарочитой универсальности, игнорировавшей специфику ситуаций в ряде стран, что сулило не сближение с массами, как то утверждал Г. Е. Зиновьев, а отрыв от них.

Более отдаленным следствием плачевного исхода «германского Октября» стало появление теории «социализма в одной стране», с пропагандой которой активно, начиная с декабря 1924 года, выступил И.В. Сталин. В своих речах он обращал внимание на следующие обстоятельства: «Отлив революции… то, что называется у нас временной стабилизацией капитализма, при одновременном росте хозяйственного развития и политической мощи Советского Союза». Не отрицая неизбежности мировой революции, он начал трактовать ее как «целый стратегический период, охватывающий целый ряд лет, а пожалуй, и ряд десятилетий». По существу же революционный процесс утрачивал всякие временное рамки, цревращаясь в набор периодически возникающих ситуаций, благоприятных для ниспровержения капитализма. «Мировое революционное движение вступило в данный момент в полосу отлива революции, причем этот отлив по ряду причин… должен смениться приливом, который может кончиться победой пролетариата, но может и не кончиться победой, а смениться новым отливом, который, в свою очередь, должен смениться новым приливом революции»[20].

Неясности международной перспективы И. В. Сталин противопоставил оптимистичный взгляд на внутренний потенциал социализма в СССР. По его мнению, партия большевиков могла самостоятельно, «без прямой помощи техникой и оборудованием со стороны победившего пролетариата Запада», несмотря на преобладание в структуре населения мелкобуржуазных элементов, стихийно воспроизводящих капитализм, построить в СССР «социалистическое хозяйство» и даже начать «переход от общества с диктатурой пролетариата к обществу безгосударственному»[21].

Идеи И. В. Сталина поддержал начавший претендовать на роль главного теоретика РКП(б) Николай Бухарин с той лишь разницей, что социализм он собирался строить «черепашьим шагом», дабы не обострять отношений с крестьянством. И. В. Сталин, напротив, полагал, что только форсированная, а значит, принудительная социализация способна принести успех, но из тактических соображений временно воздерживался от критики Н. И. Бухарина. XIV партконференция, состоявшаяся весной 1925 года, утвердила теоретические изыскания И.В. Сталина. Тогда же, без дискуссии, они были «официализированы» Исполкомом Коминтерна.