Максим Кантор - Сетевые публикации

• Название: Сетевые публикации
• Автор: Максим Кантор
• Жанр: Публицистика

Работы художника Максима Кантора находятся в Британском музее, в Третьяковской галерее, во многих галереях Европы и США. Максим Кантор-писатель известен в первую очередь как автор романа «Учебник рисования», который критики назвали одновременно пособием по рисованию, антипостмодернистским манифестом, политической сатирой и философическим трактом и который вызвал в середине нулевых большую полемику. Максим Карлович Кантор часто отзывается о делах повседневных и мимолетных — к примеру, всяческих социально-политических событиях. Однако его отзывы об этом таковы, что по ним лет через дцать вполне можно будет собирать учебник по Истории. В мимолетном Кантор неизменно замечает вечное и, кажется, предпочитает именно такой способ изучения бытия.

---

Очень важно знать, какие краски употреблял художник. Например, Рембрандт совсем не использовал ультрамарина. У него не было синей краски в палитре. На основании этого можно сделать некоторые выводы. Но они будут очень глупые и к Рембрандту относиться не будут. А смысл его живописи вообще с этим фактом не связан никак.

Жизнь (история как одно из ее проявлений) состоит из миллиона факторов сразу. Врач обязан знать не только ухо пациента, но и весь организм, на котором растет ухо.

Дама в телевизоре — дикая фанатичная дура. Причем это не ругательство, а определение. Когда она держит в руках листок, на котором написано, что Черчилль сказал, будто Сталин положил много людей на полях сражений, и у нее припасен второй листок, на котором есть сведения о танковой промышленности — ей кажется, что вместе эти листки дают картину мира. Вообще говоря — это диагноз: можно в Кащенко сразу.

Резун, появляющийся под занавес знаток количества стволов, — не историк, но разведчик, он стволы считает. В отличие от врача, знающего, вдобавок к сведениям об ухе — про грудную клетку, сердце, легкие, давление — он не знает кроме искомых цифр ничего. И это поразительно. То есть, это нормально для психологии разведчика — но историку сведений о стволах мало. Если бы было достаточно этих деталей, то лучшими историками на планете были бы Штирлиц, Зорге и Пеньковский. А это не так.

Но аудитория-то что? Аудитория смешнее всех в этой истории. Мы уже уже и отличить не можем шарлатана от врача: если завтра Резуна сядет в кресло гинеколога — он полМосквы обслужит, никто и не заметит. Мы даже и поверить не в состоянии, что есть какое-то знание, помимо знания о количестве танков.

Скажу вам очень простую вещь. Когда дерутся два боксера, есть сто тысяч причин, почему один может навалять другому — помимо коварства судьи. Оба хорошо дерутся, сначала одному не повезло, потом другому. Например, так.

Больше танков, меньше танков… Важно, но не критично.

Легкие танки в Германии производили преимущественно к тяжелым вовсе не потому, что Гитлер не умел строить тяжелых танков. Маневренный легкий танк для войны на два фронта — необходимость. Германия всегда следовала плану Шлиффена — был такой генерал-теоретик начала 19ого века, не принимал участие в Первой мировой, но его планом эта война (как и последующая) описывалась. План этот единственно и возможен на сравнительно небольшой территории Германии, страны, которой нельзя делить свою армию на две армии. Шлиффен исходил из того, что Германия — высокоорганизованная страна с прекрасными дорогами и отличными исполнителями. Германия сначала проведен молниеносную войну на западе (шесть недель) силами всей армии — а победив, перебросит мгновенно всю армию на восточный фронт. И то, что Россия традиционно медленно ковыряется по три месяца на одном месте, поможет план осуществить. План сорвался. Сорвал данный план фон Мольтке, отослав большое количество войск в Пруссию, он побоялся авантюры. В итоге — на Западе не победили и увязли на два фронта.

Адептами этой стратегии, кстати, были да Голль и Тухачевский, который упирал на преимущественное строение легкой техники (даже мечтал о танках на колесах). Туда-сюда чтобы успеть. Однако все же построили тяжелых танков больше, а Тухачевский был обвинен в шпионаже.

Но и это (необходимое и простое) знание — отнюдь не финальное.

Это тоже второстепенно.

Есть история отношения стран, есть история культур, есть история духа (извините).

Когда безумная дама говорит, будто Сталин начал готовить войну в 1927ом году — это, возможно, и правда. И если бы дело происходило в отнесенной от общей истории местности (ну, скажем, на Марсе) этот аргумент имел бы очень важное значение. Но мы не на Марсе.

Гитлер начал готовить войну в 1923-ем, Людендорф — в 1912-ом, а если учесть, что данная война была просто-напросто Третьей Франко-Прусской — то надо начинать с 1870-ого.

А еще учтите, что в каждой стране имеется своя долгая история: война, извините, мировая.

Мировая — это когда задействована вся мировая история. А вы как думали?

Извините за буквоедство, но это именно так и есть.

Но ведь это такую пропасть всего надо изучить, помимо сведений о легких танках. Вдруг тогда окажется, что не Сталин — главное действующее лицо мировой истории?

А мы уже настроились…

У нас, можно сказать, уже весь моральный цикл организма под это знание организован.

Вы никогда не задумывались, почему в медицинских институтах так долго надо учиться? там много времени теряют на занудной базовой подготовке — учат про весь организм. Три года — впустую!

Ведь гораздо разумнее: разбить медицинское образование на узкие специализации с самого начала: изучаешь «ухо» в течении трех месяцев и вперед — лечи, выдумывай, пробуй!

Между прочим, с историей и политической мыслью — мы давно так и делаем, осталось медицину подверстать.

Тогда демографическая проблема решится быстро.

Памяти Коммуны (26.05.2012)

2бое и 27ое мая были последними днями для Парижской Коммуны. Город заняли раньше, а вот расстрелы у стены кладбища Пер-Лашез — как раз в эти дни.

Кто не помнит последовательность событий, вот — коротко:

Бисмарк создавал мощную объединенную Германию под эгидой Пруссии; он спровоцировал Наполеона III на войну, каковая война (объявленная Францией) была Францией проиграна. Империя Бисмарка благодаря победе стала главенствовать в Европе, а во Франции т. н. 2-ая империя пала, ее сменила 3-я Республика, во главе которой встал Тьер.

Во время военных действий во Франции (в Леоне, Гренобле, Париже) началось восстание — кульминацией восстания стала Парижская Коммуна.

Собственно говоря, Парижская Коммуна — это рождение и недолгое торжество Первого Интернационала. Коммуна просуществовала недолго, однако коммунары успели выпустить ряд декретов — по поводу занятости, собственности, национализации, образования.

Правительство Тьера, изгнанное из Парижа, переехало в Вресаль, поэтому правительственные французские войска, вошедшие в Париж и расстрелявшие коммунаров, называют «версальцами».

Здесь важно то, что уничтожение Парижской коммуны осуществлялось при поддержке вчерашнего врага — Пруссии. Соединенными силами бисмарковской прусской армии (оккупировавшей север Парижа) и войсками «версальцев» (им пруссаки подготовили фронт) Коммуна была подавлена — массовые расстрелы продолжались два дня, и 30 тыс. (некоторые историки дают цифру 70) приговорили к каторжным работам.

Объединение со вчерашним врагом для подавления внутреннего мятежа социалистов — это случай в Новой истории частый. Причем именно прусский юнкер мгновенно превращался из агрессора в цивилизатора — помощника по борьбе с бунтовщиками. На излете Первой мировой, в 1918 году, вчерашние враги (прусские офицеры и российские генералы) действовали вместе против большевиков — правда, на тот момент Коммуна оказалась крепче, чем ожидали.

В 1937-ом прусский Легион Кондор бомбил Гернику, а революционный Мадрид (с нем вместе и очередной Интернационал) был Сталиным отдан на растерзание тогдашним «версальцам» — «марокканцам» генерала Франко.

К прусской помощи в борьбе с коммунизмом обращались генералы Краснов, Шкуро и Власов — а что империя, завещанная Бисмарком, при этом росла и укреплялась, генералов занимало во вторую очередь: главное — раздавить коммуну, уничтожить варварство.

Череда франко-прусских войн (1870, 1914, 1939 — и вплоть до сегодняшних трений франко-прусского Евросюза) может быть истолкована не только как постоянная борьба за Эльзас и таможенный контроль, но как соревнование двух строительных концепций Европы. Внутри европоцентристской картины мира этот спор для истории был главным.

Возникшие после революционного 1848 года, прусская и французская версии развития Европы описывают то поле, которое мы сегодня определяем не ясными для нас самих словами «право» и «лево». Некогда высказанная историком Нольте концепция «европейской гражданской войны 1914–1945» вполне может быть скорректирована до «перманентной франко-прусской войны». Работа Шпенглера «Пруссачество и социализм» была именно об этом конфликте: да, строительство справедливого общества необходимо, однако существует присущий нациям порядок, где социализм и справедливость рождены не классовым созданием, но обоснованы культурой и семьей.

Тем самым, франко-прусский конфликт обозначил два полярных принципа: классовый и национальный, принцип большинства и принцип привилегированного меньшинства.

Заложником в этом споре — третьим лишним — выступила идея Коммуны, которую предавали все и охотно.

Раз преданная в 1871-ом году Тьером, коммуна была предана потом Сталиным — пожертвовавшим Испанией ради укрепления своей Империи, а потом и вовсе расстрелявшем Коминтерн.