Максим Кантор - Сетевые публикации

• Название: Сетевые публикации
• Автор: Максим Кантор
• Жанр: Публицистика

Работы художника Максима Кантора находятся в Британском музее, в Третьяковской галерее, во многих галереях Европы и США. Максим Кантор-писатель известен в первую очередь как автор романа «Учебник рисования», который критики назвали одновременно пособием по рисованию, антипостмодернистским манифестом, политической сатирой и философическим трактом и который вызвал в середине нулевых большую полемику. Максим Карлович Кантор часто отзывается о делах повседневных и мимолетных — к примеру, всяческих социально-политических событиях. Однако его отзывы об этом таковы, что по ним лет через дцать вполне можно будет собирать учебник по Истории. В мимолетном Кантор неизменно замечает вечное и, кажется, предпочитает именно такой способ изучения бытия.

---

То была во многих отношениях ненормальная война — если смотреть здраво, то многое перепутано: философы и прожектеры играют роль мясников; варвары и невежды — играют роль спасителей цивилизации; банкиры и финансисты — выступают в качестве филантропов. Это кажется бессмыслицей.

Однако имеет ответ, если видеть (стараться видеть) план мировой войны в целом.

Пока же надо ответить на ряд тактических обвинений Сталина.

Он проигрывал начала войны. Ответ прост: да, проигрывал. Никакой подоплеки тут нет — просто один боксер сначала побеждал, а потом проиграл. И количество солярки в танках здесь ни при чем. Драка это драка. А если бы было иначе, то вес рост и возраст боксера решали бы поединок. Детали важные, но потом они поднимаются на ринг и решает все кулак и везение. Да, сначала проиграл. А потом выиграл. Так получилось.

В отношении храбрости Сталина сомнений никаких нет. Возможно, это не столько храбрость, сколько бесчувственность. Трудно оценить, чего больше в реплике «я солдат на генералов не меняю», а вторая реплика, сказанная в Потсдаме, когда ему предложили посетить лагерь Заксенхаузен, где погиб сын Яков — «я сюда не по личным делам приехал» — ошеломляет бесстрастием. Чадолюбия он не был лишен — делайте выводы сами. Из осажденной Москвы он не уехал, 19-го декабря было введено осадное положение, правительство отправилось в Куйбышев, Сталин остался. Вероятно, степень концентрации была такова, что он не замечал опасность. С другой стороны, никогда не выезжал за пределы СССР — ни на какие переговоры. Осторожен был. В Потсдам — когда там русские. В Тегеран — когда Иран поделили и оккупировали советские и британские войска. Если осторожность — трусость, тогда трусоват. На Аркольском мосту замечен не был, это точно.

В первые дни войны он действительно был на даче — оторопел. Есть много свидетельств его растерянности, он был ошарашен. Собрался с силами только через три дня. Есть свидетельства, что он продолжал вести встречи с военными и провел эти три дня интенсивно — но был он подавлен, факт. Это был колоссальный промах, безусловно. Тем более что его предупреждали многие — тот же Зорге, например. Кстати, донесения Зорге впоследствии помогли снять дивизии с японского направления — он знал, что там удара не будет. Это была ошибка, преступная халатность, вину за которую возложили на расстрелянного генерала Павлова. Тот, впрочем, тоже хорош — пошел в театр, зная, что возможно нападение. 22-е июня — непростительная ошибка Сталина.

Далее.

Печально известный приказ № 270 был действительно направлен против командиров, отказывающихся вести бой и сдающихся в плен, а также (предельно жестоко) этот приказ делал заложниками их семьи. По этому приказу много сотен, даже тысяч людей были арестованы и пошли в лагеря. Это был крайне жестокий приказ. Однако важно знать, что данный приказ содержал и второй параграф — касательно того, что рядовой получал права перехватить командование у командира, который почему-либо уклоняется от ведения боя. Это было принципиальное добавление, дающее намного больше прав рядовому составу и вписывающееся в политику объявленной «народной войны». Сталин принял решение о данном приказе после пленения его сына Якова, который попытался возглавить прорыв из окружения, но был отвергнут частью как недостаточно высокий по чину. Настоящим приказом обеспечивалась бесперебойная атака, и в условиях, когда враг был под Москвой, этот пункт оказался важным. В Ржевско-Вяземских боях это были длительные бои, почти год, к данному пункту рядовые прибегали не раз.

Надо сказать, что сведения о том, что все, прошедшие плен, получали 10 лет лагерей, фактически не верны. В советские лагеря попало 18 % тех, кто был в немецком плену. Это много, но это существенно меньше, чем гласит легенда. На 82 % меньше.

То есть, для того чтобы выработать моральный критерий отношения к данному приказу — надо учесть все аспекты «народной войны». Война в этой стадии уже стала народной. Судить о войне народной по меркам войны регулярной — абсолютно неверно.

Эта ошибка в условиях суждения — важна.

Что касается подписанной-неподписанной Женевской конвенции. Это крайне важный аспект войны — на совести Солженицына утверждение (многократное), что именно фактом неподписания конвенции Сталин обрек военнопленных на гибель в адских условиях. Мол, других пленных содержали как людей, а русских солдат практически уничтожали. Солженицын солгал — причем многажды и тенденциозно. Эта ложь — одна из самых серьезных. Дело в том, что между Германией и Россией существовала конвенция Генуи, подписанная в 20-е годы СССР, и этой конвенции никто никогда не отменял. Конвенция женевская от генуэзской отличалась лишь тем, что в ней положение в плену офицеров и солдат — рознилось по довольствию и содержанию, а советская сторона демонстративно соблюдала равенство в армии. Также был пункт, запрещающий принуждать офицеров к труду и наделяющий их жалованием. Советская сторона эти дополнительные пункты отвергла. Но что касается гигиены, условий труда и содержания в плену — генуэзская конвенция все описывала и оставалась действующей. Дело не в женевской конвенции (например, Власов, попав в плен, первым делом потребовал, чтобы его содержали не как рядового, а с уважением) — дело в том, что существовал гитлеровский приказ по поводу обращения с пленными русскими «они нам не товарищи» — предписывающий уничтожение. Существовала знаменитая резолюция Кейтеля на взволнованное письмо фон Мольтке о содержании русских пленных («поймите, речь идет об уничтожении»), существовал приказ о комиссарах — всякий комиссар или коммунист расстреливался на месте, и, наконец, существовали специально внедренные айнзац команды, коим помогал Вермахт (как это ни стараются замолчать, есть много документов, могу предъявить) — и айнзац команды занимались планомерным истреблением пленных раненых. То, что совершил Солженицын в отношении этого именно пункта — а именно снял вину с Гитлера за убийство русских военнопленных и переложил эту вину на Сталина — есть беспрецедентная низость.

Что касается полководческих талантов Сталина, то он умел распределять задачи между генералами — грамотно. В отличие от Гитлера (тоже ставшего главнокомандующим) он видел карту цепко — за исключением трех (я насчитал три, но возможно их больше, я не специалист) провальных планов и приказов — его воля была здравой. Никакой четырехслойной тактики не было. Что до Жукова — из него постепенно слепили фигуру наподобие Тухачевского, Сталин умел выбрать будущего потенциального диктатора и разменять его на десять непопулярных операций. Тем более что наполеон ему был не нужен. На это место он претендовал сам: возможно, до конца не понимая, насколько ему это место не по роту (с одной стороны), и насколько властно история его на это место выталкивает сама.

2б) Говоря о войне в целом — и тем самым анализируя личности участников — следует, на мой взгляд, отметить ряд принципиальных положений.

Война 39-45-го была продолжением войны 14-го года, ее составной частью, это единый процесс.

Однако (в том сегменте, в котором происходит война России и Германии) существенно то — что страны, воевавшие друг с другом по кайзерско-царской воле, вышли на те же поля войны уже демократическими государствами, по своей собственной, народной воле — и вели их народные (хотим мы это признать или нет) вожди. Переход большой мировой войны в демократическую фазу ставит чрезвычайно серьезный исторический вопрос.

Это вопрос стиля демократического управления Европой, способа организации народных масс, в которых поддерживается иллюзия свободного выбора.

За этот способ, за лучшую, наиболее эффективную форму этого демократического управления и шла мировая война.

То была не война тоталитаризма с демократией — как часто сегодня говорят — но война разных форм демократий за единый принцип управления. И в этом именно смысле важно видеть, что это 3-я франко-прусская война, то есть: очередная война между республиканской системой имперской власти — и принципом священно-римской империи.

Наиболее важным в данном случае представляется тот факт — что Франция во второй фазе войны, во 2-й Мировой войне участия практически не принимала. По видимости — это странно. Но не странно совсем, а логично. Так произошло оттого, что роль республиканской империи Франции была взята на себя новой Россией.

СССР в конфликте с новым типом Священной Римской империи фактически выполнил задачи наполеоновской Франции, представляя конкурентную республиканскую модель империи. Важно увидеть в мировой войне вечную и великую драму истории — а не криминальный заговор двух злодеев.

Вакантное историческое место стремительно занял азиатский партнер — его включили в европейскую историческую драму. И Советская Россия сыграла роль Наполеоновской Франции.