Николай Богословский - Тургенев

• Название: Тургенев
• Автор: Николай Богословский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

ВТОРОЕ ИЗДАНИЕ. Первое издание вышло в серии „ЖЗЛ" в 1959 году (№ 3 (269))

---

В нем Мериме проницательно увидел продолжателя пушкинских и гоголевских традиций. Он считал его крупнейшим современным прозаиком и настойчиво рекомендовал своим друзьям знакомиться с его произведениями. Перу его принадлежат переводы некоторых повестей и рассказов Тургенева.

Прочитав по-русски роман «Отцы и дети», Мериме взялся редактировать французский перевод романа и написал к нему предисловие, где отметил, что это произведение вызвало бурю и на родине автора. Шум, поднятый вокруг романа, противоречивые отзывы критики, «неистовство публики» — все это Мериме расценивал как своеобразный успех романа. «Не было недостатка ни в пристрастной критике, ни в клевете, ни в брани печати, не хватало, быть может, только церковного отлучения, — с иронией отмечал он в предисловии. — В России, как и везде, нельзя безнаказанно высказывать правду тем, кто о ней не спрашивает».

Живя в Баден-Бадене, Тургенев постоянно переписывался с Мериме. Они делились в письмах своими творческими замыслами и планами и проявляли активный интерес к работе друг друга.

Когда «Дым» был напечатан в «Русском вестнике», Тургенев послал Мериме журнальный оттиск этого романа. В ответном письме Проспер Мериме дал подробный отзыв об этом произведении, отнеся его к числу лучших созданий Тургенева. Однако он не ограничился одними похвалами и сделал несколько существенных критических замечаний. Так, например, сцена у Губарева в начале романа показалась ему лишней, отвлекающей внимание читателей от естественного развития сюжета. «Заметьте, — писал он Тургеневу, — что в роман, как в лабиринт, хорошо войти с нитью в руке, а вы начинаете с того, что даете мне целый клубок, в достаточной мере запутанный».

В следующем году Мериме выступил в газете «Монитер» со второй статьей о Тургеневе. Он писал, что имя русского романиста стало настолько популярным во Франции, что каждое его новое произведение ожидается там с таким же нетерпением, как и в России.

Характеризуя творческую манеру Тургенева, уже признанного тогда во Франции одним из вождей реалистической школы, Мериме подчеркнул беспристрастие, свойственное русскому писателю, который «не объявляет себя судьею современного общества, а рисует его таким, каким видел его».

Мериме говорит об острой наблюдательности Тургенева, о его большом искусстве психологического анализа и необыкновенной поэтичности описаний природы.

В последних числах сентября 1870 года Тургенев получил от Мериме из Франции короткое письмо, в котором тот благодарил Ивана Сергеевича за присылку оттиска «Казни Тропмана» и высказывал свое суждение об этом очерке.

Письмо было написано Проспером Мериме за три часа до смерти. Прочитав через несколько дней в бельгийской газете известие о его кончине, Тургенев тотчас же послал в редакцию «Петербургских ведомостей» некролог, в котором дал общую оценку деятельности французского писателя, отметив его обширные и разнообразные знания, его всегдашнее стремление быть правдивым в искусстве, точность и простоту его стиля.

Спустя десять лет Тургенев в своей речи на открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 году вспомнил о неизменной любви Мериме к великому русскому поэту и привел слова французского писателя, сказанные ему, Тургеневу, однажды:

«Ваша поэзия ищет прежде всего правды, а красота потом является сама собою; наши поэты, напротив, идут совсем противоположной дорогой: они хлопочут прежде всего об эффекте, остроумии, блеске, и если ко всему этому им предстанет возможность не оскорблять правдоподобия, так они и это, пожалуй, возьмут в придачу».

Из французских писателей старшего поколения близко знакома с Тургеневым была и Жорж Санд. Впервые он встретился с нею в пору молодости: их познакомил Михаил Бакунин в сороковых годах, когда имя Тургенева во Франции никому еще не было известно.

В дальнейшем они не виделись по крайней мере лет двадцать.

За это время Тургенев завоевал европейскую славу. Некоторые его повести и рассказы, переведенные на французский язык, стали известны Жорж Санд, и она в конце 1868 года писала о Тургеневе своему близкому другу Флоберу: «Я его очень мало знаю, но знаю наизусть. Какой талант и как это оригинально и сочно!»

Французскую писательницу, как и Проспера Мериме, покорила простота, правдивость и глубина содержания произведений Тургенева. Сопоставляя их с произведениями своих соотечественников, она заме чает: «Я нахожу, что иностранцы пишут лучше нас. Они не позируют, а мы драпируемся или бесцеремонно распоясываемся. У французов нет более общественной среды и нет более интеллектуальной среды».

Весною следующего года Жорж Санд писала Флоберу, что ей хотелось бы возобновить знакомство с Тургеневым, рассказы которого восхищают ее. Она просила Флобера, как только он закончит работу над романом «Воспитание чувств», привезти Тургенева в ее усадьбу Ноган.

Однако впервые Иван Сергеевич приехал в Ноган лишь осенью 1872 года и не в обществе Флобера, а с Полиной Виардо и двумя ее взрослыми дочерьми Марианной и Клоди. Полину Виардо связывала с Жорж Санд тридцатилетняя дружба.

Гостеприимный дом в Ногане всегда был полон молодежи, время здесь проходило незаметно и весело, в разнообразных развлечениях — музыка, пение, танцы, спектакли оригинального кукольного театра, созданного сыном Санд.

Отправиться в это путешествие Тургеневу было очень трудно — его мучили тогда сильнейшие приступы подагры, из-за которых приходилось иногда даже прибегать к костылям.

«Я сделал, как говорят французы, «des efforts surhumains»[53], — писал Тургенев в одном из писем, — и поехал в замок мадам Жорж Санд, но мог пробыть там только один день, время достаточное, чтобы оценить радушие, приветливость и доброе расположение этой замечательной женщины… Она живет в старом французском доме, в лесистой местности, вместе с сыном, невесткой и двумя очаровательными внучками; все так покойно, просто и естественно вокруг нее…»

Вскоре после этого свидания в газете «Тан» появился жанровый очерк Жорж Санд «Пьер Бонен»; очерку было предпослано обращение писательницы к Тургеневу:

«Найдя в своих ящиках этот слабый набросок портрета с никому неведомого человека, умершего много лет назад, я спросила себя, достоин ли он того, чтобы появиться в свет? Я была под обаянием той обширной галереи портретов с натуры, которую Вы напечатали под заглавием «Воспоминания русского барина». Какая мастерская живопись! Как их всех видишь, и слышишь, и знаешь, всех этих северных крестьян, еще крепостных в то время, когда Вы их описывали, и всех этих деревенских помещиков, минутная встреча с которыми, несколько сказанных слов были достаточны, чтобы нарисовать образ, животрепещущий и яркий. Никто не мог бы делать это лучше Вас…»

Растроганный Тургенев отвечал ей: «Вы легко можете себе представить, что я перечувствовал, читая вчерашний «Тан».

Ознакомившись с переводом рассказа Тургенева «Живые мощи», Жорж Санд назвала автора мастером, у которого должны учиться современные писатели.

Впоследствии Тургенев еще несколько раз приезжал в Ноган к Жорж Санд и с Полиной Виардо и с Флобером.

Весною 1876 года он получил по почте томик ее сказок «Говорящий дуб», и тут ему вспомнилось, как в первый свой приезд в Ноган он целый вечер рассказывал сказки маленьким внучкам Жорж Санд.

Прошло два месяца, и по дороге в Спасское Тургенев прочитал в газете «Новое время» известие о смерти французской писательницы. А потом пришло письмо от Полины Виардо, из которого он узнал, что когда хоронили Жорж Санд, один из крестьян сказал, кладя венок на могилу:

— Это от имени крестьян Ногана, не от имени бедных, по ее милости здесь бедных не было.

«А ведь сама Жорж Санд, — добавляла Полина Виардо, — совсем не была богата и едва сводила концы с концами, трудясь до последнего дня».

В небольшой статье, посвященной памяти Жорж Санд, Тургенев напомнил о том восторженном удивлении. которое вызвали ее первые романы в России.

В эти дни он писал Флоберу: «Смерть госпожи Санд причинила мне большое горе. Я знаю, что Вы были в Ногане на похоронах, я хотел дать телеграмму от русской публики с выражением сожаления, но воздержался из-за смешной скромности, из-за боязни «Фигаро», рекламы — всяческих глупостей, наконец!

Русская публика была одна из тех, на которую госпожа Санд имела наибольшее влияние, и это надо было сказать. Бедная, дорогая госпожа Санд, она нас обоих любила, Вас в особенности, это понятно; какое у нее было золотое сердце! Полное отсутствие мелких, ничтожных, фальшивых чувств! Какой прекрасный человек и какая добрая женщина!»

«Вы правы, что горюете о нашем друге, — отвечал ему Флобер, — она очень Вас любила и называла не иначе, как «милый Тургенев»!».

Относясь с глубокой симпатией к Санд, как к человеку и писательнице, ценя и уважая Проспера Мериме, Тургенев испытывал совершенно особенное чувство к Гюставу Флоберу. Он относил его к числу немногих бесконечно дорогих ему людей.