Теодор Гладков - Менжинский

• Название: Менжинский
• Автор: Теодор Гладков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

Книга Т. Гладкова и М. Смирнова посвящена жизни большевика Вячеслава Рудольфовича Менжинского, прошедшего путь от пропагандиста-революционера в студенческих и рабочих кружках до заместителя Ф. Э. Дзержинского по Особому отделу ВЧК, председателя ОГПУ.

---

Прибывших в Берлин советников Менжинский встретил словами: «Драка предстоит жесточайшая. Немцы уже передали нам свой проект».

Менжинский читает немецкий проект договора о фрахте и страховании парохода.

— Немцы нас шантажируют. Хотят содрать с нас не семь, а десять шкур. Мы должны в обиду себя не дать и своего добиться. А как это сделать, давайте посоветуемся.

Генеральный консул и советники уславливаются, как действовать на переговорах.

Переговоры начались 3 октября, сначала они проходили в Берлине, а затем в Гамбурге.

Директор Шмидт и Менжинский — друг против друга, справа и слева от них за длинным полированным столом заняли места советники. Обстановка сугубо деловая, но за внешней респектабельностью чувствуется напряженное ожидание.

Вячеслав Рудольфович раскрывает кожаную папку, аккуратно раскладывает перед собой листки.

— Не будет ли возражать герр директор, если мы начнем обсуждать проект постатейно?

Шмидт согласно кивает головой: постатейное обсуждение — дело обычное. Его советник тут же выкладывает из портфеля такие же листки, что и Менжинский.

— Договор фрахтов, — читает советник. — Статья первая. Провозная плата за тонну угля устанавливается 125 марок.

— Это принимается, — говорит Менжинский.

— Статья вторая. Депозит [страховая сумма, которая вносится в банк или суд как обеспечение фрахтовой сделки] устанавливается из расчета 700 марок с регистровой тонны…

— Семьсот марок? — громко прерывает немца капитан Булдырев и тут же на листке бумаги быстро набрасывает несколько цифр. Получается 140 миллионов марок… — Да что вы, господа, ведь это же три четверти стоимости сорока немецких судов, которые мы собираемся зафрахтовать!

Директор Шмидт и его советники молчат.

— Я плавал на многих международных линиях, — поддерживает Булдырева механик Пошехонов, — никто такой страховки никогда не требовал.

— Да и кто согласится омертвить такой капитал, столько денег? И лишь ради одной сделки? — Это уже добавляет Ловягин.

Немцы молчат.

— Нам непонятно, чем вызвана такая непомерно высокая страховая сумма. Траление мин до Петрограда уже проведено. Мы гарантируем проводку судов самыми опытными лоцманами. Никаких серьезных опасностей для плавания в Петроград нет. Наконец, шведы ходят в Петроград с мая, ваши два парохода тоже вернулись целыми и невредимыми, — говорит Менжинский.

Директор Шмидт, наконец, отвечает:

— Мы имеем в виду страховку на случай общей аварии…

Менжинский разводит руками:

— Но какие для этого основания? Я уже говорил: корабельный путь до Петрограда разминирован.

— Да, да, — взрывается директор Шмидт, — Допустим, что все подводные мины выловлены. Но есть и другие — они хуже. Кто даст гарантию, что нынешняя российская власть прочна? С Советами у нас мир. А кто знает, что станет с нашими пароходами, если в Петербурге их встретят не ваши сторожевые корабли, а господина Керенского вкупе с французскими и английскими?

— Вот как? — улыбается Менжинский. — В России Советы правят скоро год, и представьте — никакой аварии! Наша власть, смею вас заверить, установлена навсегда.

— Все идеалисты думают, что они первые и последние.

— Господин Шмидт, если вы намерены дискутировать, я готов.

— Вы сами меня вынудили.

— Ваши условия депозита унижают достоинство Советской республики. К тому же они непомерно обременительны. Мы на это не пойдем. Если мы с вами не договоримся, то будем настаивать, чтобы перевозить уголь на наших пароходах.

В тот же день директор Шмидт сообщил об этих последних словах советского консула в министерство иностранных дел. Но там его с ужасом оборвали: «Вы хотите, чтобы «красные» пароходы вошли в Рейн? В Гамбург?»

При следующей встрече Шмидт пошел на уступки. О результате переговоров Менжинский информировал Москву…

5 октября Совет Народных Комиссаров принял постановление об утверждении сделки на следующих главных условиях: цена угля франко-борт — 200 германских марок за тонну, фрахт до Петрограда — не свыше 150 марок за тонну (550 марок выторговал Менжинский у прижимистого Шмидта!) без страховки самого груза. В уплату за доставленный уголь Россия должна была поставить старую резину, 25 тонн сырой резины, никель, лом меди и медную стружку, пеньку. Под утвержденным правительством соглашением генеральный консул от имении Советского правительства поставил свою подпись. На уплату фрахта и расчета за уголь в распоряжение Менжинского направлялось золото в слитках на сумму в 5 миллионов германских марок.

По решению правительства в Москве была создана Чрезвычайная комиссия по германскому товарообмену во главе с Красиным. Совнарком выделил 6 миллионов рублей на расходы по выгрузке угля в Петроградском порту.

Менжинский, получив известие об этом, телеграфирует, что до конца навигации в Петроград прибудет около сорока германских пароходов. Нужно хорошо подготовиться.

Советники Менжинского в Гамбурге торопят Шмидта с отправкой пароходов: Петроград к зиме должен получить уголь, много угля.

Под руководством приехавшего в Петроград Красина порт готовится к приемке германских пароходов.

19 октября в Петроградский порт пришел первый из сорока германских пароходов. Но его разгрузка идет не так быстро, как договорено с немцами. Об этом капитан германского судна радирует в Гамбург. Это становится известно Менжинскому.

Советский генеральный консул телеграфирует наркому Чичерину:

«Германцы получают из Петрограда сведения о задержке в разгрузке судов. Эго тревожит здешние деловые крути. Задержки могут привести к полной остановке отправки пароходов».

Чичерин телеграмму Менжинского направляет в Смольный и от себя добавляет:

«Вам хорошо известно, в каком тяжелом положении очутится Петроград, лишившись возможности получить 6 миллионов пудов угля (100 тысяч тонн)… Просьба принять самые энергичные меры».

Петроградская партийная организация на разгрузку направляет заводских рабочих, балтийских моряков. По просьбе Красина для разгрузки угля и погрузки сырья на германские пароходы Петроградская ЧК мобилизует буржуев…

В Берлине и Гамбурге продолжаются переговоры об обмене торговыми судами, захваченными во время войны. Достигнуто соглашение и по этому вопросу. Менжинский в телеграмме в Москву просит привести в порядок германские пароходы, которые будут обменены на русские суда, захваченные немцами.

Под непосредственным руководством Ленина, следуя его советам и указаниям, молодая советская дипломатия одержала первые победы, умело использовав противоречия в лагере империализма.

…В конце октября 1918 года в Берлин, проездом из Швейцарии, приехал Дзержинский — бритый, в элегантном европейском платье, совсем не похожий на того «железного Феликса» в длинной солдатской шинели, каким его привыкли видеть с Октябрьских дней в Петрограде. Он инкогнито ездил на свидание с женой, Софьей Сигизмундовной, задержавшейся в эмиграции. В Берлине Дзержинский пробыл несколько дней. В беседах с послом Иоффе и консулом Менжинским знакомился с положением в Германии.

Это было время, когда в Германии назревала революция и вновь резко усилилась враждебность правящих кругов страны к революционной России. Германия в войне с союзниками терпела поражение за поражением. 30 сентября германское правительство канцлера Гертлинга подало в отставку. Сменившее его правительство Макса Баденского в ночь на 5 октября отправило телеграмму президенту США кильсону с просьбой заключать перемирие. Мир на западе германские правящие круги хотели купить ценой усиления враждебности против Советской России.

Посол Иоффе, рассказывая о положении в Германии, перешел к делам посольским и жаловался на Менжинского:

— Нелестно отзывается о некоторых посольских работниках и их женах. Говорит, попали Дуньки в Европу. Вести себя не умеют. Конечно, не все такие, как он, щепетильные.

— Щепетилен, говорите? — прерывает его Дзержинский.

— Да, щепетилен. Представьте себе, передал мне недавно из денег, полученных из Москвы, пятьдесят тысяч марок и потребовал от меня расписку.

— Расписку?! — весело смеется Феликс Эдмундович. — И вы, конечно, написали?

— Написал. Как на грех, бумаги под рукой не было. Так на визитной карточке советского посла собственноручно написал: «15 октября 1918 года. Сим удостоверяю, что получил от Вячеслава Рудольфовича Менжинского пятьдесят тысяч марок и очень обижен, что он от меня потребовал расписку».

— Так и написали, что очень обижен? — вновь смеется Дзержинский. — Сим удостоверяю, что обижен. Ха-ха, — разносится звонкий смех по посольскому кабинету. — А знаете, товарищ Иоффе, денежки, тем более казенные, счет любят. И вы сим удостоверили не только получение денег, но и неизменную честность Вячеслава Рудольфовича. — И, немного подумав, добавил: — Кристальной чистоты человек и партийной принципиальности. С ним, вероятно, легко работается.